Напряжение сказывалось только в мелочах: в том, как враждующие стороны располагались подальше друг от друга, в некоторых темах, затрагиваемых лишь намеком, с ядовитыми улыбками. Случалось, что кто-то вдруг замирал, получая или посылая секретку по босуэллу, — но так выдавали себя только те, кто недостаточно овладел искусством притворства.
Ваннис знала, что ей в этом искусстве равных нет. Она может сидеть в грациозной позе на стуле, изящно обрамляющем ее, и думать совсем о другом.
Например, о своем внезапном обогащении. Несколько дней назад она, выведя на экран цифру своего кредита, вдруг обнаружила, что от близкого банкротства переместилась в неограниченные финансовые пространства. Никакого объяснения не прилагалось, а Брендон при встрече ни словом об этом не упомянул, но Ваннис знала, кто ее благодетель.
Они виделись часто, но только в свете. Он беседовал с ней о музыке и истории, но ничего не говорил о политике или о молчаливой борьбе внутри Флота. От одного из Масо она узнала о новой привычке Панарха: ежедневно в пять утра он бывает на тренировках в спортзале для офицеров.
— Однажды он просто взял и появился там, — рассказывал Ореик узкому кругу слушателей. — Мой кузен Эфрен, который служит на «Норсендаре», сам его видел. В спортивном костюме без телохранителя, держится позади. И каждое утро, где бы он ни провел ночь...
Но где он их проводит, свои ночи?
Ваннис следила бдительно, но ни один Дулу, мужского или женского пола, не проявил еще гордости собственника. Это не давало ей покоя. Либо он хранит целомудрие — тогда непонятно, почему он ночует не дома, — либо кто-то притворяется еще ловчее, чем она. Но с какой целью?
И Ваннис придавала себе уверенности, любуясь собственным отражением и теша себя мыслью, что Брендон неизменно отводит ей главную роль на всех официальных торжествах.
«Это, конечно, очень умно с его стороны, — размышляла она. Сейчас у меня нет никакого статуса, но прежний никто оспорить не может — и нет прецедентов, чтобы на них опереться».
Поэтому Ваннис взяла себе за правило всегда быть готовой исполнить главную роль, а когда Брендон отводит ей таковую, говорить с ним только о том, что ему приятно.
На этом вечере его не было, но он мог появиться в любое время — и Ваннис сидела с ясным взором, выпрямив спину, ничем не показывая, что уже далеко за полночь и она устала. Рядом молодые люди, стараясь произвести впечатление на старших, рассказывали о новой азартной игре, изобретенной в одном из заведений на оси вращения.
Затем босуэлл пощекотал Ваннис запястье. Она оглядела комнату — не похоже было, чтобы ее вызывал кто-то из присутствующих.
Она согнула запястье и услышала голос Брендона.
(Не можете ли вы потихоньку выбраться и прийти в анклав? Мы вышли на новый уровень в деле Кендриана. Вам тоже следует ликовать).
Триумф обжег ее нервы — сперва болезненным жаром, потом холодом. Она выждала несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Не заметив на себе ничьих взглядов, она передала:
(Выйду через пару минут).
(Не пользуйтесь транстубом. Жаим вас встретит).
Ее сердце под убранным драгоценностями корсажем забилось в такт отдаленной музыке. Она медленно поднялась, отставила бокал с вином и прошлась по всем комнатам, чтобы всякий, кто вспомнит о ней, убедился, что она здесь.
В подходящий момент — она долго практиковалась в искусстве уходить красиво — она выскользнула через парадную дверь виллы на свежий воздух. Высокая, тонкая, как нож, фигура вышла из-под деревьев, на миг напугав ее. При слабом свете из окон она различила длинное лицо и колокольчики в серапистских траурных косах. Это был Жаим, мрачный рифтер-телохранитель.
Ростом он превосходил даже Брендона, и она, опершись на предложенную им руку, ощутила его скрытую силу. Ее невольно потянуло к нему. Интересно, каково это — секс с рифтером?
Она прислушивалась к его медленному дыханию. Он вел ее не к транстубу, а в темноту парка. Как он ответил бы ей? При ней он говорил редко, и акцент выдавал уроженца бедных кварталов какого-нибудь космического поселения.
Искусство соблазнять включает в себя не только острый миг признания и удовольствие от любовного акта, нужно еще уметь обставлять последствия и быть готовым к моменту, когда интерес твоего партнера начнет убывать.
Понимает ли он, как играют в эту игру Дулу?
— Сюда, — сказал он, и они сошли со слабо освещенной дорожки в совсем уж непроглядную тьму. Поскользнувшись в своих атласных туфельках на мокрой траве, она чуть не упала. Жаим поддержал ее, но без всяких эмоций и, предупреждая ее протест, повторил: — Сюда.
Пройдя еще несколько метров, они очутились в каком-то помещении, где под ногами чувствовался гладкий пол. Жаим проделал что-то свободной рукой — дверь закрылась за ними и зажегся свет.
— Транстуб, — сказал Жаим, указывая на дверь напротив.
— Где это мы? — спросила она, поеживаясь от приятно щекочущего нервы страха.
— Недалеко от входа в анклав.
За его бесстрастными интонациями проглядывал юмор, и она заметила, что титулов он не употребляет.
Капсула проехала короткую дистанцию, и дверцы раскрылись в устланный ковром холл. Запах цветущего ночью юмари сказал ей, что они в анклаве, еще до того, как они прошли через арку в салон.
Жаим молча удалился, а Брендон с улыбкой вышел ей навстречу в парадном коричневом костюме, отделанном золотом, — значит он был где-то на приеме, но ушел? И привел кого-то с собой — в комнате были другие люди.
— Входите, Ваннис, — сказал он, целуя ей руки. — Лейтенанта Омилова вы помните.
Она кивнула, мельком взглянув на чопорного, большеухого молодого человека — он не представлял для нее интереса. Перевела взор на женщину рядом с ним и воскликнула удивленно:
— Фиэрин!
Уединение, как сразу подметила Ваннис, пошло Фиэрин лит-Кендриан на пользу. Она посвежела и выглядела моложе, чем когда-либо прежде.
— О, Ваннис! — выдохнула она между слезами и смехом, стискивая подругу в объятиях и целуя. — Я не успела даже поблагодарить вас за все, что вы сделали.
— Если намечается счастливый конец, это для меня лучшая награда, — сказала Ваннис, взглянув на Брендона.
— Намечается, — улыбнулся он. Голос его звучал как-то по-другому, и чувствовалось, что он едва сдерживает волнение. Ваннис ощутила новый прилив торжества. — Но сначала позвольте представить вас остальным заговорщикам.
Он обвел рукой комнату, и Ваннис повернулась. Очень высокий, худой человек стал и приветствовал ее сухим, сдержанным — поклоном поллои.
— Гностор Иксван, вокат брата Фиэрин.
За ним виднелись две женщины, такие разные, что Ваннис невольно уставилась на них — не на офицера средних лет, маленькую, коренастую, с растрепанными седеющими волосами, а на другую, высокую, с сильным овальным лицом и раскосыми, в густых ресницах черными глазами. Волосы, тоже черные, были гладко зачесаны назад, а когда женщина слегка повернула голову, Ваннис разглядела длинный блестящий хвост вдоль простого черного комбинезона.
Узнавание кольнуло Ваннис, а Брендон сказал:
— Коммандер Тетрис и капитан Вийя — обе они проделали героическую работу по сбору данных.
Офицер коротко кивнула, должарианка даже не шелохнулась.
— И Монтроз, товарищ Кендриана по команде. — Последний оказался огромным, безобразным мужчиной, который так хорошо играл на Брендоновском концерте целую вечность назад.
Брендон прошел к низкому столику, сосредоточив на себе всеобщее внимание. Взглянув на Ваннис, он легким кивком указал ей на Фиэрин, и она послушно, с трепещущим сердцем стала рядом.
— Я хочу сообщить вам следующее, — начал он, и Ваннис обняла дрожащие плечи Фиэрин. — Мы получили доказательства того, что в убийстве виновен Архон Торигана, а Джесимар лит-Кендриан был подставлен.
Фиэрин ахнула, но сдержала себя.
— Мы не знаем только, каков мотив преступления. Есть указания на то, что были и другие соучастники. Очень возможно, что убийство ваших родителей как-то связано с атакой Должара.
Фиэрин не издала больше не звука, но по ее щекам катились слезы. Брендон, сочувственно посмотрев на нее, продолжил:
— Кое-какие звенья связывают это дело с Гештар аль-Гессинав и Тау Шривашти, которые оба оказывали прямую помощь Должару.
Ваннис обняла девушку чуть крепче.
— Но их соучастие не доказано?
— Пока нет. — Брендон посмотрел на Тетрис и должарианку. — Наши программисты запустили в ДатаНет множество червяков под моим личным кодом, превозмогающим все остальные. Кто-то — мы подозреваем, что Гессинав, — уничтожает все копии определенных данных, отправленных на Арес. Если червяки найдут нетронутую копию и вытащат ее из ДатаНета, мы, возможно, получим все необходимые доказательства.
Брендон, улыбнувшись, взял графин с вином и стал наполнять бокалы на длинных ножках.
— Но считайте, что Локри уже спасен, Фиэрин. — Он поднял свой бокал. — За торжество правосудия.
Все разобрали свои бокалы, включая Фиэрин, которая двигалась нетвердо, но владела собой, — в таком состоянии Ваннис видела ее не раз. Ушастый лейтенант, краснея, как подросток, поспешил сам подать ей вино. Их голоса слились, но Ваннис не стала всматриваться в их губы, чтобы разгадать слова.
Пусть празднуют.
Великодушная к чужой радости, она предоставила их самим себе. Для нее свобода Кендриана была важна лишь постольку, поскольку она вписывалась в ее личные планы. Она вела себя правильно, и вот ее терпение вознаграждено. Брендон даже не пытается скрыть своего торжества — и она, как искусная ковровщица, сплетет их обоих золотой нитью общей победы.
Финиш близок — и трудность пройденного пути делает приз еще ценнее.
Все это мелькало у нее в голове, пока она пила свое вино и чувствовала его тепло внутри. Затем она подняла глаза, ища голубой взор Брендона.
Его не было рядом, и он не смотрел на нее. Ваннис встала и увидела его на другом конце комнаты. Он подавал бокал должарианке, которая так и не поднималась с места.
Ваннис направилась к ним. Женщина заколебалась, и Брендон что-то вполголоса сказал ей. Поворот его головы и звук его голоса обожгли кислотой вены Ваннис.
Темпатка протянула руку — хорошо вылепленную, сильную, без всяких украшений — и взяла бокал. Брендон накрыл ее пальцы своими и погладил запястье быстрым, но откровенно нежным жестом.
Шок вонзил в сердце Ваннис ледяной нож и повернул его.
Глядя на свой бокал, она считала вдохи и выдохи. Один, два, три. Сквозь шум в ушах до нее донесся голос Брендона — он произносил тост.
Все подняли бокалы, и она последовала примеру других, но лишь коснулась стекла сухими губами.
«А ведь это ревность, — подумала она, пытаясь совладать с собой. — Я ревную к должарианке, к рифтерше, не получившей никакого воспитания».
Кто-то со смехом предложил следующий тост. У Ваннис болела рука, но она снова подняла бокал, растянув губы а улыбке.
— После суда мы это повторим, — сказал его голос. Ваннис собрала пошатнувшиеся мысли. Он отошел от должарианки и снова стоял у стола. Его улыбка стала жесткой.
— А пока что надо обсудить наши действия до него. Я попытался помочь следствию, дав контр-адмиралу Уилсонс равные с аль-Гессинав права. Однако Гештар уже доказала нам свой талант в области манипуляций с информацией, и вполне возможно, что ей в какой-то степени известно о проделанной вами работе. Я хочу, чтобы каждый из нас до суда воздерживался от активных действий. Сейчас мы вкратце обсудим детали плана охраны, предложенного мелиархом Ванном. Он и его команда будут вашими незримыми хранителями до окончания процесса.
— А нельзя ли арестовать их прямо сейчас, ваше величество? — спросила Фиэрин.
— Нет. Такая поспешность без веских доказательств может сильно повредить нам. Все мы знаем, как накалены сейчас эмоции. Существуют многочисленные свидетельства манипуляции с каналами новостей. Мы подозреваем, что за тенденцией чернить рифтеров в противовес их хозяевам-должарианцам стоит Гештар. Эйлологи говорят мне, что новость об участии высокопоставленных Дулу в подготовке нападения — от которого, не будем забывать, пострадали на Аресе все и каждый — неизбежно вызовет бунт.
Все отозвались согласным ропотом.
— Но зачем нужно судить Джесимара теперь, когда мы все знаем? Разве нельзя подать петицию об освобождении?
Брендон, не меняя манеры речи, внезапно заговорил, как Панарх:
— Я сожалею, Фиэрин, но правосудие должно совершиться. И гносторы эйлологии утверждают, что процесс необходим для ослабления растущей тенденции к подзуживанию масс. В ее фокусе находится Джесимар, и он не будет в безопасности, пока его публично не оправдают.
Ваннис заметила, что большой рифтер-повар подошел поближе и внимательно, с нахмуренным лицом, слушает.
— Кроме того, — спокойно заметил Иксван, — доказательства были получены без распоряжения суда. Их можно использовать лишь для установления невиновности, но не для доказательства вины.
— Значит, Шривашти трогать нельзя? — обманчиво ровным тоном осведомился Монтроз.
— Боюсь, что нет — равно как Торигана и Гессинав, — ответил вокат, — поскольку Его Величество не желает — по причинам, которые он уже объяснил, — обнародовать порочащую их информацию и выносить против них Указ о Пресечении Доступа.
— Вот потому-то я и ушел в рифтеры! — выкрикнул Монтроз.
Брендон молча повернулся к нему лицом.
— Шривашти загубил Тимбервелл. Моя семья погибла под руинами. А здешние власти сказали мне, что ничего не могут поделать. Теперь речь и вовсе идет о государственной измене, а вы опять-таки ничего не хотите делать? — Монтроз обращался прямо к Панарху, и все смотрели только на него.
— Двум смертям не бывать, одной не миновать, — тихо произнес Брендон. — Нельзя сказать, которое из этих преступлений больше. Но почему ты думаешь, что у Тау Шривашти на совести нет и других? Неужели ты хочешь пожертвовать своим товарищем ради мести? Мы добиваемся справедливости, а не мщения, и справедливость восторжествует, Монтроз. Это я тебе обещаю.
Рифтер пристально посмотрел на него и, к удивлению Ваннис, вдруг поклонился — грациозно и именно так, как полагалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61