Она оглянулась – не услышит ли ее Эдвард? Он как раз прощался у дверей с Элиэль, но она была последняя.
– Это старая проблема, государство и церковь… Это довольно трудно описать словами. Я даже не уверена, что это смог бы сделать сам Эдвард. Мне кажется, он повинуется инстинкту.
– Инстинкту! Инстинкту? Он нас всех угробит или отдаст в рабство со своим чертовым инстинктом.
– В некотором роде это не имеет значения. – Интересно, сможет ли она объяснить это человеку, который до сих пор не понял этого? Джулиан слишком прямолинеен, нормальный англосакс. Эдвард тоже был реалистом, но в жилах его текла толика кельтской крови, этакое подводное течение, отвергающее простую логику. – Суть в том, что это венец всего, для чего он трудился, верно? Поэтому важны даже детали. То, что мы видели сегодня, может стать легендой для тысяч или миллионов людей. Это был его бенефис, его апофеоз, и он не мог позволить, чтобы его видели принимающим милости из рук таргианцев.
– Если вы так считаете, вы тоже сошли с ума, как и он. Это же Таргия, девушка!
Теперь пришла ее очередь пожать плечами.
– Я не думаю, чтобы Эдвард видел в этом человеке эфора Квагьюрка. Мне кажется, он видел перед собой Понтия Пилата.
Джулиан разинул рот.
– Он был здесь совершенно неуместен, – объяснила она. – Как Пилат. Иногда военная сила ничего не значит. Генералы и их армии вынуждены играть по другим правилам и служить целям, постичь которые сами не в силах.
Джулиан и сам бывший солдат. Это забавнее всего. Его глаза уставились поверх ее головы.
Она повернулась. К ним приближался Эдвард, но смотрел он не на них, а в окно.
– Слишком поздно задавать вопросы, – проворчал он так, словно кто-то из них что-то сказал.
– Но… – начал было Джулиан.
– Нет. Осталось только верить. – Эдвард коротко глянул на него и протянул ему руку, хотя все внимание его было по-прежнему приковано к саду.
Джулиан сделал вид, что не замечает его руки.
– Скажи мне только, почему…
– Нет. До свидания, Джулиан. Спасибо. – Эдвард положил руку на плечо Алисы так, словно собирался увести ее.
– Спасибо за что? Я ничего не сделал, и…
– Еще сделаешь. – Эдвард отвел Алису к стене. – Если ты будешь держаться в тени, тебе ничто не грозит. Постарайся не привлекать к себе внимания.
Она взяла его руку в свою. Рука была холодна как лед. Лицо словно окаменело.
– Эдвард! Что… – Он попытался уйти, и она схватила его за плечи. – Что ты собираешься делать? Скажи!
– Ты тоже должна хранить надежду. – Он вымученно улыбнулся ей и подошел к окнам. Такие, как он, могут умирать от страха и все равно идти вперед, выполняя свой долг.
Призрачный зеленый свет становился все слабее и слабее. Она крепко обхватила себя руками, глядя на то, как он перешагивает через подоконник. Раздвигая сухие кусты и сучья, он спешил к расчищенному пятачку.
Она думала, что Джулиан ушел, но тот передумал, вернулся и стал рядом с ней. Оба молчали, но его рука нащупала ее пальцы и сжала их. Алиса была благодарна ему за общество.
Трумб почти исчез. Ночь, казалось, надвигалась на них, делаясь все темнее и холоднее, Эдвард стоял, скрестив руки, и ждал, едва видный из окна сквозь ветки. Ждал кого? Часы в Вейлах измерялись весьма приблизительно. Как договориться о встрече заранее? «Встретимся с затмением Трумба» – что ж, звучит неплохо. Но кого же он ждет?
Зэца? Не может быть. Ожидай он Зэца, он не позволил бы ей остаться. Он знал, на что шел, когда затевал свой крестовый поход, но ей все время казалось, что опасность еще далеко. Эта внезапная спешка застала ее врасплох. Нет, это не может быть Зэц – главное действие. Но это что-то жизненно важное, иначе Эдвард не нервничал бы так. Она сотворила короткую молитву: «Боже, двое мужчин, которых я любила, уже взяты от меня. Пребудь с ним, сохрани его».
Кто-то стоял теперь на полянке – лицом к Эдварду, футах в десяти от него. Мужчина! Он был строен и темноволос… Он был совершенно раздет.
Джулиан негромко втянул воздух сквозь зубы.
– Тион! Это может быть только он!
Алиса подобралась поближе к нему. Она начинала дрожать от холода и напряжения. Этому парню на улице полагалось бы закоченеть до смерти, если только он не согревался с помощью маны и если здесь вообще был он сам, а не что-то вроде его проекции.
Освободитель и Юноша, возможно, и говорили о чем-то, но слишком тихо, чтобы их было слышно. Еще одна фигура… Этот мужчина был крупнее, даже мощнее, одетый вполне прилично, чернобородый. Наверное, это был Карзон, Муж. Два новых человека появились почти одновременно. Это были всего только неясные очертания, но Алиса разглядела девушку в синей хламиде и зрелую женщину в красном. Так по крайней мере требовала мифология Вейлов.
– Ничего не получится! – прошептал Джулиан.
– Тес!
– Висека нет, видишь? Пятеро никогда не действовали сообща… Они столетиями ссорились… они никогда не доверятся друг другу, не говоря уж… – Его голос захлебнулся.
О чем говорится на этой неземной встрече? Алиса дала бы руку на отсечение, только бы ей позволили подслушать. И где же пятый, Висек? Среди Свободных гуляла легенда, согласно которой Освободитель встречался раз с Прародителем в Ниоле. Насколько было известно Алисе, сам Эдвард никогда не говорил о такой встрече. Авторство этой истории приписывалось Дошу в псалме святого Доша.
Темнело так быстро, что она уже с трудом могла разглядеть даже свою руку. Узел снова завибрировал, и еще две фигуры замкнули круг. Их появление было заметно только потому, что обе были одеты в белое или почти белое. Звездный свет блестел на седых волосах. Семь человек: Освободитель и Пентатеон.
– Вот! – прошептала она. – Он собрал их всех!
– Он с ума сошел, если доверится им, – фыркнул Джулиан. – И с какой стати они будут доверять ему?
– Ты думаешь, он просит их о помощи? Он хочет занять у них маны?
– А что же еще? Но все, что он может предложить им взамен, – это убрать Зэца, и они еще должны поверить ему, что он вернет потом им то, что взял взаймы. Черта с два они поверят.
Алиса не ответила, Конечно, она не знала этого точно, но ей казалось, что Эдвард обдумал все давным-давно, еще до начала своего крестового похода. Он поставил на кон свою жизнь, чтобы дойти до этой точки, так что не позволит, чтобы Пентатеон обманом лишил его всего, что он завоевал. И все же они не могли не понимать, что он загнан в угол. События приближались к развязке, и если ему нужна их помощь, то именно сейчас. Не самое лучшее положение для того, чтобы торговаться.
Храни надежду!
Наступило полное затмение Трумба. Самое время Жнецам вершить свою грязную работу, самое время Пентатеону встретиться с Освободителем – Зэц сейчас слишком занят, поглощает ману, текущую к нему рекой. Звездного света хватало только на то, чтобы блестеть на сырых ветвях и на стенах, окружавших дворик. Что бы там ни происходило, о чем бы там ни договаривались, сцена оставалась невидимой и неслышной. Ей отчаянно хотелось выбежать и крикнуть: «Верьте ему!»
Ибо Эдварду можно было верить. Слово джентльмена для него значило все; никто не верил в это так, как он. Если он занял ману, пообещав вернуть ее позже, он сдержит слово, даже если это убьет его. Он вернет все до последнего пенни. Но как могли эти столетние псевдобоги поверить в это? Он сделал все, чтобы доказать им свою состоятельность, но как могут они поверить? Они судят о нем своими мерками, мерками погрязших в хитрости и обмане игроков Большой Игры, Игры, весь смысл которой заключался в искусстве обмануть соперников. Что за интерес от игры, в которой обещание нельзя нарушить по первой прихоти?
– Это безумие! – пробормотал Джулиан ей на ухо. – Они могут даже перекреститься, но когда их фишки выиграют, они наложат на него лапу и заставят его таскать за ними мешок. – Джулиан никогда не был особенно силен в метафорах.
– Погоди! – шепнула она.
Впрочем, им ничего не оставалось, как ждать. Даже костры пропали куда-то. Они стояли в кромешной тьме, видя перед собой только слабые силуэты окон. Она не нашла бы дверь, даже если захотела бы. О, что за Страну Чудес открыла эта Алиса! Ей не место здесь, во мраке и холоде чужого мира, она не хочет быть замешанной в чужую смуту, не хочет! Ей надо как можно быстрее вернуться в свой мир, если это только еще возможно, ведь Служба рухнула, старая Церковь Неделимого свергнута, а Эдвард наверняка установит новую церковь, как бы она ни называлась, в которой не найдется места элите прыгающих из мира в мир пришельцев. Так что домой, домой! Она попробовала сложить в уме молитву, ибо необходимость облекать свои страхи и желания в слова часто путала ей мысли. Во-первых, пусть добро победит здесь, в Соседстве. Пусть Эдвард останется в живых, добившись исполнения своих целей. Во-вторых, вернуться домой – да, ей в самом деле не место здесь. Домой, с Эдвардом… да, конечно, это было бы чудесно! Если он еще желает ее. Его имя до сих пор в списке разыскиваемых преступников, но следствие вряд ли еще ведется, и потом мисс Пимм, возможно, поможет разобраться с этим. Куда? В Норфолк? В ее домик? Там сейчас весна. Лондон невероятно хорош весной, а в эту первую послевоенную весну он, наверное, весь утопает в цветах. Но ни то, ни другое ее не слишком привлекало. Вот Африка – другое дело; вернуться в Ньягату. Война закончилась, теперь это возможно. Никакие ищейки не найдут их там. Жара, яркое солнце, каждый кустик, каждое деревце знакомо с детства. Вот это действительно Родина. Тебе решать. Господи, но если мне позволено замолвить слово, пусть лучше будет так.
Начало понемногу светлеть. Первыми стали видны деревья, потом крыши и очертания двора. Вскоре она смогла разглядеть призрачное сияние хламиды Висека и мрамор обнаженного тела Тиона. Все так и стояли вкруг – Освободитель и шестеро, составлявшие Пятерых.
Тион изящным движением опустился на колени. Узел содрогнулся от потока маны – еще и еще раз. Джулиан поперхнулся. Узел вибрировал от энергии, сильнее и сильнее, пока сама реальность, казалось, не начала искривляться, а дом не заколыхался, как от землетрясения. Карзон опустился на колени, потом Дева, Владычица… и наконец, медленно, те двое, которые вместе были Висеком. Безмолвный вихрь маны кружил над двором, играя зловещими искрами на коленопреклоненных фигурах Пентатеона и одной торжествующей фигуре, возвышавшейся над ними.
– Боже мой!
Эдвард Экзетер стоял на лужайке, а Верховные Чародеи Вейлов стояли перед ним на коленях, исполняя пророчество: склонят они головы свои пред ним, падут ниц у ног его. Потом, совершенно неожиданно, все вновь скрылось во мраке.
Алиса с Джулианом стояли обнявшись, хотя она не помнила, как это произошло.
– Он добился своего! Они согласились помочь!
– Шш! И не будь так уж уверена, черт возьми! Верить им – все равно что поверить мне, будто я – балерина.
Место действия изменилось так быстро, что сама перемена осталась почти незамеченной. Пятеро исчезли, а Эдвард брел обратно к окнам. Алиса подбежала к нему, когда он перебирался через подоконник. Она обняла его. Он рухнул в ее объятия, словно у него совсем не осталось сил. Он сильно дрожал. Реакция, конечно.
– Ты сделал это!
Он вздохнул, роняя голову ей на плечо.
– Надеюсь, да, – пробормотал он.
– Ох, Эдвард! – Что еще она могла сказать? Только обнять, успокоить.
Он не противился ей, но и не-отвечал на ее объятие. Она поймала себя на мысли, что хочет посоветовать ему пойти и выспаться как следует – значит, не он один отходит от страшного нервного напряжения. Она и не замечала, как туго натянуты ее собственные нервы. Он попытался было освободиться, но она удержала его.
– Меня ждут дела, Алиса.
– Но худшее позади, правда ведь?
Он не то засмеялся, не то всхлипнул.
– Худшее еще и не начиналось.
Она тревожно посмотрела на него, и то, что она увидела, ей не понравилось. Его лоб был в испарине.
– Что еще? Что происходит? – спросила она.
Он покачал головой.
– Храни надежду, помнишь? – На этот раз он засмеялся, но горьким, глухим смехом. – Впрочем, какая разница? Даже если Зэц победит, ему уже не остановить того, что я начал. И Пятерым – тоже. Они так долго мариновались в собственной теологии, что и не знают, насколько гибкой может быть вера. Даже если я умру завтра, найдутся люди, которые будут верить, что я каким-то мистическим образом принес-таки смерть Смерти. Что я воскрес или что-нибудь в этом роде.
– Прекрати! Ты будешь драться и победишь.
Он высвободился и выпрямился во все свои шесть футов.
– Даже если и так, что сделают из всего этого они? На что будет похожа Церковь Освободителя через тысячу лет? Религии не появляются уже в готовом виде. Они пробиваются, они растут, они меняются. Они дают побеги – секты еретиков – и сами преследуют их, пока не победит самая лучшая из них. – Голос его звучал необычно пронзительно. – Не успели римские кесари перестать преследовать христиан, как за них это стали делать сами христиане. Что бы подумал Иисус из Назарета об Инквизиции? Что бы сказал Святой Павел о папе Борджиа? Пойдут ли Свободные этим путем? Или я достаточно убедил их? Поверят ли они в мою ложь о Неделимом? Убедил ли я в ней хоть кого-нибудь? Кто вообще может верить в этого моего идиотского бога?
– Я верю.
– Нет, не веришь!
– Да, верю! Мелочи не важны. Главное – принцип. Я верю, что это Бог послал тебя к ним.
Мгновение он смотрел на нее, словно пытаясь понять, насколько серьезно она это говорит. Потом заставил себя улыбнуться.
– Хотелось бы и мне в это верить. Все равно спасибо. – Он нагнулся и поцеловал ее.
Ладно же! Если это лучшее, на что он способен в его возрасте, пусть ей будет стыдно. Она притянула его к себе и показала, каким должен быть настоящий поцелуй. Он ответил ей – целовался он неумело.
– О! – только и сказал он потом. Для междометия в этом слове заключалась чертова уйма смысла.
– Тебя нужно учить. – Она и сама совсем задохнулась.
– Ты согласна давать мне уроки?
– Да. О да!
Он оглянулся. Джулиан ушел. Какой-то человек стоял в дверях, устало привалившись к косяку, словно он только что бегом одолел Фигпасс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64