Странный какой…
– Милости прошу, гости дорогие! – сказал кто-то густым, похожим на довольный звериный рык голосом.
Что ж, коли приглашают по-доброму, нехорошо хозяев заминкой обижать. Могут решить – гнушаются гости…
Я двинулся на свет. Мыслил клеть в два шага перейти, да оказалась она нежданно большой – не меньше десяти шагов… Богат Лесной Хозяин, коли в этаких хоромах скотину держит!
Я наконец подобрался, рассмотрел говорящего.
Стоял передо мной высокий статный старик. Свободная белая рубаха прикрывала его тело до колен, а ниже ярким алым пятном горел шелк портов. Под одеждой угадывалось ловкое, совсем не старческое тело. И голос был не стариковский… Я сдержал недоверие, улыбнулся Лесному Хозяину, но руку на меч все же положил – было что-то неладное в этом деде…
– Ты, паренек, не балуй, – сказал он, мягко накрывая крепкой тяжелой ладонью мое плечо. – Не всегда те, кого уразуметь не можешь, врагами оказываются! Твое счастье, что я стар уже, многое повидал, а то мог бы и зашибить за дурные мысли…
– Брат! Брат, они нашу скотину ворованной обозвали! – вылез из угла мохнатик.
Экая язва! Нет бы смолчать, хоть из уважения к гостям! Хотя, чего отпираться, – впрямь хозяев ворами обозвали…
Я покаянно опустил голову.
– Это я так сказал! – вывернулся из-за моей спины Лис. – Остальные плохого и не думали даже!
Лесовик пригляделся и вдруг звучно расхохотался:
– Да какая же лиса скот чужой не поругает?! Шутливо подтолкнул мохнатого рукой:
– Ты, братец, со своими лошадьми да курами вовсе свихнулся, коли хочешь от лисицы добрых слов услышать!
– Лисица! – ахнул тот. – Куры! Мои куры!!!
Он исполошно заверещал, клубком покатился в темноту, туда, где слышалось кудахтанье птиц.
– Проходите. – Лесной Хозяин подвинулся, отворил двери в другую клеть. – На брата моего обиды не держите. Он еще ничего – другие Дворовые куда как привередливей и подозрительней. Людей меньше животины привечают… Зато за скотиной присматривают – залюбуешься! Толк в ней знают…
В горнице тепло было, чисто. На невысокой скамеечке сидел Чужак, грел у печи руки. На нас глянуть не повернулся даже… Зато остальные обитатели во все глаза уставились. Не ожидал я в лесной избушке столько народу встретить.
Высокий, худой старик в полотняной рубахе до пят сверлил нас безумными черными глазами, ладный мужичок, с пышной копной рыжих волос, потешно большими ушами и огромными голубыми глазами испытующе всматривался из-за стола, красивая молчаливая девушка с чугунком в руках застыла возле печи, оценивая умным и серьезным взглядом.
– Это Отец Лесной – мой старший брат. – Хозяин подвел нас к высокому старцу. Тот склонил в приветствии голову, но с полатей не поднялся. – Здоровьем он слаб, ни на что не годен. Разве детишек из-под кромки мне на науку приводить… Да и то лишь летом.
– Каких детишек? – не понял Бегун.
– Обычных… Маленьких… Девчонок, конечно, лучше – они науку скорей постигают. Хотя хлопотно с ними потом становится – все замуж выйти норовят. Стонут, плачут, носами хлюпают… В мир отпустишь их, так назад ворочаются – требуют: «Жениха сыщи». Тут и думаешь – какого ляда учил на свою голову, пути-дороги с кромки да на кромку указывал? Вот и стираешь у них все знания… А замуж выдавать все же приходится – коли не выдашь, ни за что лесную науку не позабудут… Так-то…
Хозяин поймал недоверчивый взгляд Медведя, удивленно вскинул густые седые брови:
– Неужто о Лесном Отце да о Девках Лесных ни разу не слыхали? Вон, тогда на Полету гляньте – она у нас с малолетства живет, всему учена, а теперь присушило ее – углядела прошлым летом у старого дуба паренька-охотника, так покою не дает. Жени, и все тут.
Девушка потупилась, залилась румянцем и, поспешно скрывая смущение, понесла чугунок на стол…
– Жаль такую красу да умницу в мир отпускать. – Хозяин вздохнул. – А куда денешься? Она, дура, думает, будто ласки да утехи любовные ей слаще лесного знания станут…
– Не думаю, деда, – неожиданно заявила девка. – Знаю!
– Все они таковы…
Хозяин махнул рукой, повернулся к голубоглазому мужику:
– А его Вострухой кличут – за слух хороший. Он поступь лиха-несчастья издалека слышит, заранее о бедах упреждает. Дальняя мне родня… Из Домовиков. Хороший паренек, жаль, шибко домашний – от хозяйства и печи не оторвешь. Они вечно с Полеткой в ссоре – друг друга за все ругают.
– Я ее за дело ругаю! – набычился Воструха. – Готовить не умеет, прибирать не умеет, а за все хватается!
– Я ей все делать велел! – цыкнул на него Хозяин. – А ты отдохни пока… Как девку замуж отдам, коли она ничему по хозяйству не учена?!
– Возишься с ней, как с торбой писаной! – разобиделся Воструха и полез куда-то за печь.
Зато девка засияла от счастья, видать, не надеялась, что Хозяин ее сторону примет, пригласила:
– Согрейтесь у нас, гости дорогие, отведайте угощения небогатого…
Красивая девка… Умная, ласковая… Повезло тому охотнику, коего она в мужья выбрала… Сам, небось, не ведает – как повезло. И люд в избушке лесной вовсе не таков подобрался, какой я себе выдумал… А ведь едва услышал от Чужака про Лесного Хозяина – Лешачиху вспомнил…
– Лешачиха не мне жена, – угадал он мои мысли. – Лешаку… Лешаков много, а я им всем – дед и хозяин. Так меня и кличут – Дед Белый иль Хозяин Лесной…
Медведь, его не слушая, лихо принялся за угощение, а я все по сторонам глазел. Дивно было видеть семейство лесное и знать – не люди они. Глаза зрили не духов – мужей да девку, а нутро чуяло нежитей…
Да, как бы ни звались – коли они к нам с добром, так и мы без зла…
Чужак за стол так и не сел, остался возле печи в огонь глядеть. Хозяин его не задевал – знал волхскую натуру, и он к Хозяину с расспросами не лез. Шло все чинно-мирно, но не выдержал Эрик. Едва вкусил пищи – поднял на Лесовика яркие глаза:
– Благодарствую за угощение. Скажи – не видал ли где Ядуна с девушкой солнца краше?
Хозяин покосился на него, потемнел. Таким и виделся мне в детстве дух Лесной неведомый – грозным, страшным, с руками-крючьями, глазами-молниями… Молчал бы лучше ньяр, ждал, когда волх сам о деле речь заведет! Спешка лишь при ловле блох хороша, а в остальном она – всем бедам первая зачинщица…
– Не тебе, ньяр, рот в моем доме открывать! – загрохотал Хозяин. – Не тебе вопросы задавать! Волх умен – прежде чем вас кликать, для всех, с ним пришедших, у меня приюта и милости выпросил! Разве мог я знать, что приведет он с собой врага лютого? А кабы знал – не приветил бы никого из вас!
Меня от его голоса аж передернуло – нежить, а ненавидит, будто человек простой, – до дрожи телесной! Нелегко придется ньяру на кромке, коли столь приветливый дух его убить готов, не раздумывая. Одна надежда – Чужак… Пока ньяр ему для битвы с Ядуном нужен – будет прикрывать его, а после – сохраните Эрика боги!
– А все же, Лесовик, ответил бы гостю, – негромко посоветовал, не поднимаясь от печки, Чужак.
Хозяин смолк, сверкнул недобро глазами:
– Ты мне советовать будешь?!
– Буду, – невозмутимо ответил волх.
Вышел к столу, оперся на него руками, склонился к Лесовику. Заплясали волхские глаза разноцветными огнями, заворожили:
– Не ньяр у тебя спрашивает о Ядуне – я ответа прошу…
Хозяин упрямо нахмурился, качнул головой. Ох, худо будет… Девка быстро выскользнула за дверь – от беды подальше. Тощий старик замычал что-то неразборчивое с полатей, силясь защитить Лесного Хозяина, лишь Воструха, сидя под печью, невозмутимо ковырял в носу маленьким, похожим на волосатую гусеницу пальцем.
Лис начал приподниматься, тянуться за отложенным в сторонку оружием, но я сдернул его обратно, на лавку. Нечего лезть туда, где толку не разумеешь. Нежити сами меж собой разберутся, а коли нет – тогда и вмешаемся. Незачем голову подставлять, никто нас о том не просил!
Чужак легонько прихлопнул по столу тонкой ладонью. Браслетки-змеи звякнули мелодично и замолчали, будто испугавшись чего-то. Слова в тишине поплыли медленно, словно облака погожим днем. Слово – тень, слово – свет…
– Забыл, Лесовик, как молил меня о помощи, когда рубили дуб-столеток? Когда плакал он на весь свет, а ты за брата жизнь отдать хотел? Забыл, как на болото пришел и кланялся мне, малолетке, в ноги, чтоб выручил, не позволил людям зло свершить? Кто тогда брата твоего спас? Забыл?!
Хозяин гнулся под тяжестью слов, угасал. Пропадал помаленьку грозный Лесовик – всей нежити лесной хозяин, оставался пред нами слабый старый дед, коему вот-вот и за кромку заступать время приспеет…
Я ту историю про дуб-столеток тоже слыхал. Только не ведал, что замешан в ней наш Чужак, думал – байки все это…
Я еще мал был, когда принесли нам вести из дальнего печища. Гонец, с вестями пришедший, странное сказывал – будто нашли их охотники посреди болота поляну сухую да ровную, а на ней дуб-столеток. Отец послал людей – проведать, так ли это, а коли так – выдрать дуб со всеми почестями, ему сообразными, а поляну вспахать и рожью засеять. Земель пахотных у нас всегда не хватало, а тут – такая удача! Только не вышло ничего у посланных… Воротились они через семь дней и стали всякие сказки рассказывать. Мол, едва принялись дуб рубить – стала их всякая нежить одолевать… Являлись ночами чудища мохнатые, кричали, подвывали по-человечьи да по-звериному, топоры гнули, одежду рвали. Только наши мужики тоже упрямы оказались, коли взялись за дело – не отступятся, как ни пугай… Подрубили дуб почти до самой середки, и тут впрямь диво случилось. Пришла ночь – открылось дерево, и вышел из него мальчонка малой.
– Коли убить кого невтерпеж, так меня убейте, а дуб не трогайте… Он самого Лесного Хозяина брат…
Молвил так да вновь в дерево вошел. Кора за ним сомкнулась, скрыла от взоров. Наутро мужики наши посудачили о сне странном, помялись возле дерева, а топором ударить не решился никто. А ну как ребенка беззащитного зарубишь, внутри сокрытого? Наши, хоть и упорны, да добры – взяли топоры и пошли восвояси…
Кто верил этим сказкам, кто смеялся над ними, а к дубу начали потихоньку с просьбами ходить и с гаданиями…
– Долг платежом красен, – наконец устало признал Хозяин. – Видели Ядуна с девицей в Шамахане. Да еще сказывали – повздорил он с Мореной…
– В Шамахане так в Шамахане. – Чужак успокоился, вернулся к печи, присел рядом с Вострухой. Тот даже посторонился слегка, уступая место.
– Не след тебе в Шамахан ходить, – неохотно промолвил Лесовик.
Чужак недоуменно вскинул на него глаза. Тот замялся, спрятал взор:
– Сидит там Княгиня. Волховка…
Ну и что? Не беда это, наоборот – удача… Чай, родич родичу скорей поможет, чем чужеземцу…
Чужак, видать, иначе думал – скрыл лицо в ладонях:
– Давно?
– Да…
Что за печаль, коли Княгиня из его рода?
– Плохо… – Волх тяжело вздохнул, принялся потрошить свою котомку. Воструха споро вытянул из нее старую шкуру, постелил на пол да сам на ней и пристроился. Чужак подпихнул его слегка, лег, закинул руки за голову, глаза закрыл и лишь выдохнул слабо:
– Все одно – нет у меня пути иного…
– Чего это он расстроился? – Лис склонился к Хозяину, зашептал горячо. – Чем ему Княгиня не по нраву?
Лесовик поднял руку, мягко положил ее на плечо Лиса:
– Не место волховке в городище, а тем паче подле власти. Большие беды она себе несет, а еще большие тому, кто гнать ее станет…
– А Чужак тут при чем?
– Ему ее гнать. Его дорога через Шамахан пролегла. Его боги с Княгиней столкнуть пожелали. Никто, кроме волха, волханку не осилит. По всему выходит – ему ее с Княжьего места сбрасывать… Коли она о том прознает – никого не пожалеет, в пыль вас сотрет. Хорошо еще, если с ним один на один схватится, как положено. Ни ей, ни волху никто мешать-помогать не станет – честной будет драка. А прослышит она про ньяра, что с ним вместе идет, – подберет себе рать немалую. Здесь ньяру да помощникам его добра никто не пожелает… Так-то…
Что ж, в каждой земле своя правда. Коли нет других путей – этим пойдем. Чай, воевать не впервой… Жаль, не придумать никакой хитрости и не спрятать натуру ньярову…
Утром, солнце еще не взошло, меня затрясла Полета. Руки у нее дрожали, голос срывался громким шепотом:
– Волх зовет… Поднимайся… Беда!
Беда?! Я выметнулся из теплой постели, хватанул привычно рукоять меча.
– Не спеши, – раздался над ухом приглушенный голос волха. – Одевайся тихо да на двор выходи…
Я уж не помню, как в полутьме нашарил порты, как натянул их и проскользнул через теплый хлев в рассветный сумрак зимнего леса. Чужак на лыжах стоял у ворот, вглядывался вдаль.
– В чем дело? Что за беда? – еще не перестав таиться, шепотом спросил я.
Волх молча указал на убегающие в лес полоски – следы от чьих-то лыж. Я не понимал. Он покачал головой, усмехнулся:
– Эрик нас пожалел, не захотел кровавого дела… Со сна мысли ленивы – шевелятся медленно, а все же вспомнился вчерашний разговор о Княгине-волханке и о рати великой, что, про ньяра вызнав, на нас поднимется…
Чужак уловил в моих глазах понимание, кивнул:
– Ушел ньяр… Один ушел – нас от беды оградил… Вернуть его надобно, пока жив еще, – без него Ядуна не взять!
Я глянул на следы. Жаль ньяра… Умен, красив, силен… Жаль…
– А Княгиня? – спросил я Чужака. Он вновь вскинул на меня глаза:
– Славен так никогда б не спросил – сразу кинулся бы друга выручать. Ведогон ты…
– Так и ты не лучше, – беззлобно отозвался я. – Чай, не стал бы его догонять, кабы не Ядун… Так как же Княгиня Шамаханская? Может, прав ньяр? Сперва с ней разберешься, а после и его сыщем…
– Не выйдет. Ньяру в одиночку долго на кромке не продержаться… Врагов много, а друзей вовсе нет. – Волх легко двинулся по следам. – О Княгине не волнуйся, она – моя забота. А вот Эрик – твоя…
Ладно, не мне судить о делах, кои не ведаю. Коли так он говорит, знать, так тому и быть! Эрик – моя забота… Надо его нагнать до того, как проснутся болотники, а то еще подумают – утащила нас неведомая нежить… Хотя Полета объяснит все… Главное, после ее пояснений не кинулись бы они за нами, сдуру да сгоряча…
Я ухнул, побежал следом за Чужаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75