— ЧТО-О-О-О?! — снова вскричал сын Зевса.
— Последние несколько строчек взяты в скобки, — виновато улыбнулся Копрей. — Я не должен был вам их читать.
— Пояс Целлюлиты, — задумчиво проговорил Софоклюс. — Что ж, я много чего слышал об этой царице. Знаменитый пояс подарил Целлюлите бог войны Арес… гм… интересно, за какие услуги… впрочем, не важно. Она носит пояс как некий знак своей власти над всеми амазонками. Ну и еще… этот пояс целебный.
— Как так? — удивился слегка поостывший Геракл. — В каком смысле?
— Ну… для похудения, — пояснил историк. — Надеваешь его себе на живот, целый день ходишь и постепенно худеешь.
— Олимпийские штучки?
— Наверняка!
— Что ж, — кивнул могучий герой, — навестим страну амазонок.
— Я бы вам посоветовал прежде набрать небольшую армию местных тиринфских головорезов, — робко вставил Копрей, — а то, знаете ли, всякое может случиться.
— Я сам как небольшая армия! — гордо отрезал сын Зевса. — Причем самых отпетых головорезов.
Посланец Эврисфея не стал спорить.
Копрей между тем сильно сожалел, что так и не смог найти сумасшедшего Херакла, запропастившегося с недавних пор непонятно где. Самозванец наверняка наделал бы в стране амазонок большого шороху.
Ну да ладно, успеется.
В конце концов, у Эврисфея в запасе было еще целых три героических задания.
* * *
В окрестности города Фемискиры (столицы страны амазонок) Геракла с Софоклюсом перебросил божественный Гефест, которого Зевс очень строго просил ни в чем могучему сынуле не отказывать.
Попав в так называемую Амазонию, эллины очень сильно удивились, встретив на своем пути не вооруженную до зубов фемину, а здорового накачанного мужика.
Мужик этот лежал на небольшой полянке в траве и, спокойно посапывая, вроде как дремал.
— Эй, амазонка, вставай! — грубо пихнул спящего незнакомца Геракл.
— Какого сатира?! — пробурчал сквозь сон здоровый мужик и недовольно повернулся к потревожившим его наглецам.
— Тесей?! — изумленно воскликнул сын Зевса.
— Геракл?! — не менее изумленно прошептал Тесей.
— Вот так встреча! — охнул Софоклюс.
— Но мы же тебя, если мне ни с кем не изменяет память, оставили в Элиде? — припомнил Геракл, натужно шевеля героическими извилинами.
— Да? — удивленно переспросил афинянин. — А я ничего такого не помню.
— Ладно, ну а как ты здесь-то оказался, помнишь?
— Смутно, — честно признался Тесей.
— О боги! — Геракл в отчаянии посмотрел в сторону Олимпа.
— Помню, как я выпивал с друзьями-дискоболами на Крите во время открытия Олимпийских игр, — начал с трудом ворочать мыслями афинянин. — Помню, как повздорил с царем Миносом и с бессменными судьями соревнований.
— Из-за чего повздорил?
— Так они же меня к участию в играх не допустили! Дескать, я дисквалифицирован еще на полтора года за пьяный дебош во время прошлых единоборств по метанию копья.
— Да-да, я припоминаю тот случай, — оживился сын Зевса. — Твое участие в тех соревнованиях стоило жизни одному бессменному судье. Теперь их одиннадцать вместо двенадцати.
— Но ведь он не хотел засчитывать мой великолепный результат, мой рекорд, в конце концов! — гневно ударил себя кулаком в грудь Тесей.
— Да, твой бросок был просто великолепен, — кивнул Геракл. — Но только нужно было метать спортивное копье, а не перекладину, снятую с турника олимпийских гимнастов.
— В общем, после ссоры с Миносом я снова напился, — продолжил свой увлекательный рассказ афинянин.
— Опять вместе с дискоболами?
— Нет, сам…
— И что же было потом?
— Ну… — Тесей замялся, — как обычно, потом я отправился искать Минотавра.
— Далеко же, однако, тебя завели эти поиски! — от души рассмеялся сын Зевса. — Как ты, интересно, Эвксинский Понт переплыл, да еще в пьяном образе?
— Как?! — закричал афинянин. — А разве я не на Крите?
— Нет, приятель, — усмехнулся Геракл, — ты в Амазонии. Валяешься в лесу у города Фемискиры.
— О Зевс-Громовержец!
— Больше не пей! — посоветовал сын Зевса, и они с Софоклюсом двинулись восвояси (кстати, золотую колесницу греки решили оставить в Тиринфе, ибо из-за сего роскошного экипажа воинственные амазонки вполне могли устроить небольшую общегреческую войну).
— Эй, куда вы? — в отчаянии прокричал Тесей. — Можно и я с вами?
— Нет, нельзя! — зло бросил через плечо Геракл, не желая тащить на себе пьяного афинского идиота..
К счастью, Тесей за ними не увязался.
* * *
— Значит, план наш таков, — заговорщицким тоном сказал могучему герою Софоклюс, который все уже тщательно обмозговал. — Царица амазонок не дура и свой знаменитый пояс так просто не отдаст…
— Ну а если ее легонько так хряснуть? — задумчиво предложил Геракл.
— Нет, не годится, — покачал головой историк. — Тут же война начнется, и амазонки задавят нас числом. Здесь нужно действовать только хитростью. Я предлагаю…
— А если ее всё-таки хряснуть?
— Не перебивай! Значит, так — я предлагаю тебе, Геракл, попробовать соблазнить Целлюлиту, ибо пояс она свой, по слухам, никогда не снимает.
— Соблазнить, это как? — в недоумении воззрился на хрониста сын Зевса.
Софоклюс медленно закатил глаза и тихонько застонал.
— Ну а что я такого сейчас спросил? — искренне возмутился могучий герой.
— М-да, проблемка, — приуныл историк. — Ладно, на месте всё тебе объясню. Да, и еще одно — амазонки на дух не переносят мужчин. Тебя, Геракл как великого сына Зевса, они еще с горем пополам примут, а вот меня… короче, если что, я твоя бабушка.
— Как так? — испугался Геракл. — У тебя ведь… у тебя ведь борода!
— Значит, я твоя бородатая бабушка! — отрезал Софоклюс. — Всё, тема для дальнейшего обсуждения закрыта.
И через двадцать минут греки торжественно вошли в столицу Амазонии.
* * *
Ясен пень, на них тут же обратили внимание.
Признав в здоровом мускулистом герое знаменитого греческого Человека-бурундука, воительницы, глядели на могучего сына Зевса с большим уважением. На Софоклюса же, к счастью, никто особого внимания не обратил.
Совершенно беспрепятственно проследовал сын Зевса прямо в царский дворец к правительнице амазонок Целлюлите.
Узнав о том, что в Фемискиру явился сам великий Человек-бурундук, Целлюлита радостно выбежала навстречу Гераклу.
— О томящийся в Тартаре Крон! — хрипло прошептал сын Зевса, узрев царицу Амазонии. — И эту гору жира мне придется соблазнить?
— Молчи! — яростно прошипел Софоклюс, придурковато улыбаясь хмурым воительницам. — Молчи, иначе всё испортишь.
Как вы уже поняли, Целлюлита оказалась невероятно толстой бабенкой. Иначе зачем бы ей носить целебный пояс для похудения?
Огромные ляжки царицы вполне оправдывали ее весьма оригинальное имя. Ведь когда-то девушка была простой амазонкой, а амазонкам, как правило, сородичи давали всяческие клички, впоследствии превращавшиеся в имена.
Ну, например, Быстроногая Лань, Острое Копье или Меткое Око. В Амазонии была даже воительница по имени Гигантские Арбузы! В общем, кто чем среди других выделялся, так того и называли.
Целлюлита же с самого детства страдала хроническим ожирением. Ничего ей не помогало: ни бег, ни всевозможные упражнения, ни изнурительные диеты.
Начинала молодая упитанная амазонка свою службу в войсках воительниц штурмовым тараном. Было такое звание в армии грозных фемин. Обычно на эту должность выбирали сильных, высоких и неимоверно толстых женщин. Амазонка, служившая «штурмовым тараном», брала в могучие руки огромное бревно и со всего разгона устремлялась к вратам вражеской крепости. И, к слову сказать, Целлюлита здорово на этом военном поприще преуспела, прошибая крепости противника насквозь. Другое дело, что ее потом долго не могли остановить, но это уже, как говорится, мелкие издержки военного искусства…
Встречать именитого гостя царица вышла в кожаной обклепанной куртке и в чудовищной кожаной юбке, из которой Софоклюс с Гераклом при желании вполне могли бы соорудить просторный шатер. Еще на Целлюлите были меховые сапоги до колен и тонкий кожаный ошейник с шипами, почему-то напомнивший ошарашенным грекам ужасного Цербера.
Знаменитого пояса на пышном теле правительницы видно не было, судя по всему, его скрывала кожаная куртка.
— О, славный сын Зевса, — глубоким мужским басом обратилась к Гераклу двухметровая Целлюлита. — Скажи мне, что привело тебя в наш город? Мир несешь ты нам или войну?
Софоклюс довольно грубо пихнул в бок несколько онемевшего героя.
— Царица, — хрипло выдавил из себя сын Зевса, — не по своей воле пришел я, совершив далекий путь. Меня прислал мерзавец Эврисфей!
— Но зачем он прислал тебя к нам, о сильнейший из мужей греческих? — гулко проухала правительница.
— Зачем? — Геракл глупо моргнул.
— Только не вздумай выложить ей всё как есть! — зло прошипел за спиной героя Софоклюс.
— А я забыл, зачем он меня посылал сюда, — весело ответил сын Зевса. — Помню лишь, как сказал мне Эврисфей: иди-ка ты, Геракл, куда подальше… Вот я и прибыл к вам в Амазонию. Дальше вроде как и некуда.
— Что ж, — кивнула Целлюлита, — меня удовлетворил твой ответ. Отдохни же с дороги и будь нашим почетным гостем. Ну а чуть позже мы закатим в твою честь чудесный пир, ибо велико наше щедрое гостеприимство.
— А можно наоборот? — попросил Геракл. — Сначала вы закатите пир, а потом я отдохну с дороги, но уже с набитым животом?
— Можно! — благосклонно прогудела царица, и почетных гостей повели в глубь дворца амазонок.
* * *
— Геракл, слушай меня внимательно, — строго наставлял героя нервничающий Софоклюс. — Сейчас я тебе расскажу, как ты будешь соблазнять Целлюлиту, и не вздумай что-нибудь перепутать, никакой отсебятины!
— О нет, — простонал сын Зевса, разгуливая по роскошным гостевым покоям. — Я не желаю никого соблазнять! Сейчас будет пир, ну а потом… я ее как следует хрясну и мы с триумфом вернемся в Тиринф.
— Ты-то, может, и вернешься, — зло скривился историк, — а меня наверняка здесь и порешат.
— С чего бы это?
— С того, что ты герой, а я никто, уже сравнительно немолодой пьющий мужик.
— Ладно, валяй свой план, — скрепя сердце согласился Геракл. — Но чтобы никаких постельных сцен!
— До этого, думаю, у вас не дойдет, — задумчиво протянул Софоклюс и очень подробно поведал герою свой хитроумный план.
* * *
И был пир.
Славный, что и говорить, пир. Не такой, конечно, как во дворце царя Адмета, но и ненамного хуже.
Как оказалось, амазонки тоже очень любили хорошо выпить и тут же за праздничным столом померяться друг с дружкой силой. Если бы не соблазнительные, обтянутые тонкой тканью груди, то тут то там мелькавшие среди пирующих, можно было подумать, что в зале гуляют славные мужи Греции, вернувшиеся в родной город после тяжелого, но удачного военного похода.
Действуя сообразно гениальному плану Софоклюса, Геракл старался особо не нажираться. Весело хохоча после очередной плоской армейской шутки царицы, могучий герой незаметно подливал в кубок Целлюлиты крепкое неразбавленное вино. Фемины вообще-то свое вино здорово разбавляли и потому хмелели не очень быстро.
«Сатир побери, — мысленно рассуждал трезвый как стеклышко сын Зевса, — ведь у меня что ни подвиг, то славная пьянка. Чуть ли не через день случается какой-нибудь пир. Так и здоровье ненароком подорвать можно!»
Что и говорить, весьма и весьма полезные мысли.
И вот, когда царица наконец сильно окосела, Геракл перешел к активным действиям.
То, что правительница «готова», стало ясно, когда в разговоре она начала именовать себя неким Эпилом, а к сыну Зевса обращаться исключительно как к Аргоне Быстроногой.
Достав из-за пазухи восковую дощечку, могучий герой, близоруко щурясь, горячо зашептал на ухо Целлюлите:
— О, Целлюлита, несорванный цветок божественного счастья…
Ниже мелким почерком дотошный Софоклюс приписал: «Произносить с придыханием!» Геракл плохо понял, что это значит, но на всякий случай тяжело задышал. Ведь бытовало же в Греции такое выражение: «он (она) к ней (к нему) неровно дышит». Скорее всего, это и имел в виду многоопытный в любовных делах хронист.
— Га? — отозвалась царица, слегка трезвея, что несколько противоречило изначальному плану.
— Я люблю тебя, о моя красавица… — поморщившись, прошептал могучий герой и незаметно сплюнул под стол, мысленно назвав правительницу «моим жирным окороком». При этом сын Зевса усиленно представлял изящную Алкестиду, которая была для него спасительным якорем в этой совершенно абсурдной ситуации.
— О Геракл… — мечтательно прохрипела Целлюлита, и глаза ее опасно заблестели.
Герой быстро заглянул в лежавшую на коленях дощечку.
— О Целлюлита, — с жаром произнес он.
— О Геракл…
— О Целлюлита…
— О Геракл…
— О Целлюлита…
«По-моему, их слегка заело», — недовольно подумал сидевший рядом Софоклюс.
— О Геракл…
— О Целлюлита…
Сын Зевса и сам почувствовал, что-то идет не так, и быстро нашел взглядом последнюю строчку, где присутствовала красивая смесь старогреческих и современных любовных слов. По мнению Софоклюса, такое признание должно было окончательно пленить царицу.
— Я агапо тебя! — выдохнул могучий герой. — О, мое фундомэнос паста! (Что означало: «Я любить тебя! О мое пышное пирожное!»)
Это последнее изречение окончательно добило (в переносном, положительном смысле) Целлюлиту, и она в порыве безудержной страсти гулко пророкотала:
— О, мой апалос аркуда, скорее поспешим в мою крэватокамара! (А это означало: «О мой нежный мишка, скорее поспешим в мою спальню!»)
— Софоклюс! — в отчаянии воззвал Геракл к историку. — Переведи…
С аппетитом поедая креветки, хронист поднял вверх большой палец: всё, мол, идет нормально.
— О Геракл…
— О Целлю…
Договорить сын Зевса не успел, так как внезапно был стиснут в жутких объятиях амазонки, слегка придушен, легко взвален на толстое плечо и в полуобморочном состоянии вынесен из пиршественного зала.
«Софоклюс, помоги…» — только и успел подумать несчастный, запоздало понимая, что с «придыханием» он, похоже, сильно переборщил.
* * *
Как только царица уволокла Геракла в свои покои, одна из амазонок, с виду на редкость стервозная особа, резко встала со своего места и так обратилась к пирующим подругам гневным голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39