— Граждане, граждане, — надрывался в центре городской площади какой-то чернобородый грек. — Покупайте прекрасное средство от лысины —чудодейственную мазь Асклепия. После всего лишь одного-единственного применения ваша лысина перестанет блестеть, приобретя приятный глазу серый матовый оттенок. — «Граждане» в лице высокого худого солдата с чувством сплюнули торговцу под ноги и демонстративно удалились восвояси. Больше никто на площади крикливым греком не интересовался. — Покупайте прекрасное средство от лысины… — как ни в чем не бывало продолжал голосить торговец. — Женщинам и детям пятипроцентная скидка…
— Мне две! — с энтузиазмом крикнул Геракл, которому наглый эллин очень понравился.
— Но, мой друг! — возмущенно воскликнул торговец, глядя на густую шевелюру героя (свой «львиный» капюшон Геракл в тот момент откинул). — Тебе вовсе не нужна моя чудодейственная мазь…
Что ж, во всяком случае, парень был честен.
— Хотя… — тут же поправился незнакомец, — может быть, ты в парике?
И он с надеждой поглядел на сына Зевса. Геракл от души рассмеялся.
— Тебя как зовут, проныра?
— Пифас! — гордо ответил торговец.
— Пифос? — не веря своим ушам, переспросил Софоклюс.
— Нет, Пифас, через «а», — слегка обиделся эллин.
— Мой друг очень сильно хочет выпить, — тут же пояснил покрасневшему Пифасу Геракл, — и ему везде мерещатся винные пифосы.
— Неправда! — возразил историк.
— Слушай, Пифас, — Сын Зевса добродушно рассматривал торговца. — А зачем ты пытаешься надувать добропорядочных фракийских граждан?
— Кто? Я? Надувать? Да вы что! Моя мазь самая что ни на есть настоящая!
— А ну покажи! — потребовал сын Зевса.
Пифас показал.
Геракл осторожно понюхал глиняную баночку, потрогал содержимое пальцем, лизнул.
— Так это же обыкновенная грязь!
— Лечебная грязь! — добавил Пифас.
— Я бы совсем не удивился, если бы ты оказался иудеем, — усмехнулся Геракл.
— Нет, я эллин! — гневно заявил торговец. — И к тому же большой специалист по диковинным животным.
— А это как?
— Вы слышали, скажем, о таком ужасном монстре, как тигровая лягушка?
— Нет.
— Так вот, я о ней всё знаю!
— Например?
— Ну, то, что она посевы хвостом топчет и гадко так поет по ночам.
— Лягушка с хвостом? — не поверил Софоклюс. — Слушай, парень, а ты случайно приехал не с Аргоса?
— Нет, — удивился Пифас, — я прибыл из Калидона.
— Гм… — скептически хмыкнул историк. — Ну, предположим, ты нам не врешь. В таком случае как же ты совмещаешь торговлю целебной грязью и изучение диковинных животных?
— Очень просто, — дерзко ответил находчивый эллин. — В последнее время во Фракии сильно расплодились ежи-летяги.
— Кто расплодился? — Брови у Геракла полезли на лоб.
— Ну… летающие ежи. Очень редкий подвид. Лазят по деревьям, особенно по яблоням, грибы собирают и при этом очень часто нападают на людей.
— Да ну?!
— Клянусь Олимпом! И что характерно, по не установленной пока причине ежовой агрессии подвергаются преимущественно греки, страдающие частичным или полным облысением.
Софоклюс испуганно потрогал свою плешь.
— Лично я как специалист считаю, что ежей-летяг привлекает неизменный блеск лысины, — продолжал увлекшийся темой Пифас. — Возможно, они рассматривают идущего мимо дерева лысого человека как идеальное место для посадки. Можете себе представить, какие ощущения будет испытывать такой прохожий, когда ему на голову спикирует маленький колючий шар.
Геракл с Софоклюсом представили, и сын Зевса, поежившись, натянул на голову свой «львиный» капюшон, хотя ему-то ежей-летяг следовало опасаться в самую последнюю очередь.
Понятно, никто не знал, что диковинных зверей Пифас элементарно выдумывает, играя на врожденном суеверии наивных сородичей. Отдельные болваны даже золото ему платили за всяческие спасительные средства.
— Ежи-летяги — это, конечно, интересно, — после некоторых раздумий произнес Геракл, — но нас с Софоклюсом больше интересуют ишаки Диомеда.
Ишаки Диомеда не были выдумкой Пифаса, и потому парень лишь разочарованно махнул рукой.
— Эка невидаль, и что в них диковинного, в ишаках этих? Маленькие, кривоногие, полосатые. Полоска черная, полоска белая. Прямо в глазах рябит, когда они по загону бегают. Зачем они вам?
— Нужны! — уклончиво ответил сын Зевса.
— Нет ничего проще, — улыбнулся Пифас. — Идите в лес за город, там сейчас проходит ежегодный конкурс фракийской самодеятельности. Приз победителю два отличных племенных ишака.
— А что означает «конкурс фракийской самодеятельности»? — страшно оживился Геракл.
— А вы умеете, к примеру… петь? — в свою очередь поинтересовался специалист по невиданным зверям.
— О нет, только не это… — тихо простонал несчастный Софоклюс.
* * *
Распрощавшись с Пифасом и купив у него (для Софоклюса) пару баночек с целебной (антиежовой) мазью, наши обаятельные герои устремились к месту проведения ежегодного конкурса фракийской самодеятельности.
На возведенном посреди леса помосте уже выступали соревнующиеся.
Несколько греков в самодельных театральных костюмах разыгрывали драматическую сцену «Зевс уличает Геру в измене».
Актер, исполнявший роль Громовержца (огромный черный двухметровый эфиоп), хмуро взирал на возлежавшую на бутафорском ложе дряхлую старуху, неумело загримированную под семнадцатилетнюю красавицу.
— Молилась ли ты сегодня на ночь, Гера? — басом вопросил «Зевс», зловеще шевеля сплюснутым негроидным носом.
— Нет-нет, конечно, не молила-а-а-ась… — взвыл стоявший на заднем плане сцены хор подвыпивших рапсодов.
«Зевс» дернул головой и очень нехорошо посмотрел на хористов, что несколько противоречило правилам театральной постановки.
— Душить или не душить? — горестно вопросил он, обращаясь к многочисленным зрителям. — Вот в чем вопрос…
— Душить, душить… — нестройно пропел хор.
— Конечно, душить! — благожелательно кивнул на Олимпе настоящий Зевс, ища под троном куда-то запропастившийся молниеметатель.
— О, горе мне! — зарыдал чернокожий.
— Душить, душить… — всё не унимался хор.
Эфиоп снова злобно зыркнул на рапсодов, и те благоразумно заткнулись.
— Ох…— вздохнула обильно припудренная «Гера». — Я умираю…
— Что?! — воскликнул актер, с недоумением глядя на кривляющегося в маленькой будочке потного суфлера. Судя по выражению лица эфиопа, такого в пьесе отродясь не было.
— Отсебятина, — знающе бросил Софоклюс. — Что еще можно ожидать от самодеятельности…
— Меня отравили! — снова проговорила на сцене актриса. — Коварный Посейдон пробрался ночью ко мне в спальню и влил змеиный яд в мое правое ухо…
— Да идите вы на хрен с такой постановкой! — гневно выкрикнул эфиоп и гордо удалился со сцены.
— Ну и дурак, ну и дурак… — пропели ему вслед раскрасневшиеся рапсоды.
Актер резко обернулся и, запрыгнув на скрипнувшую сцену, угрожающе пошел на певцов. Те с воплями прыснули за кулисы.
Зрители восторженно зааплодировали. Финал драматической пьесы пришелся им по душе. Кто-то пьяным голосом прокричал: «Браво!»
— Где же этот молниеметатель? — расстроенно всплеснул руками Зевс. Впрочем, стрелять было уже решительно не в кого, актеры внизу разбежались.
— А можно я спою? — громко спросил Геракл и без приглашения забрался на опустевшую сцену.
При виде лоснящихся бицепсов героя ему никто не посмел возразить.
На сцену, слегка прихрамывая, вышли три одноруких арфиста-виртуоза и один одноногий кифаред.
— Вы кто? — удивился сын Зевса.
— Мы аккомпанемент, — отозвались музыканты. — Что желаете исполнять?
Могучий герой задумался.
— Про птичку, — наконец ответил он, — народную песню…
Музыканты закивали и взяли первый аккорд. Софоклюс заткнул уши, не желая слышать этот позор.
Геракл сделал одухотворенное лицо и утробно запел:
— О птичка, птичечка-а-а-а… на нежном лепестке-е-е-е… сидишь ты, словно мотыле-о-о-ок. Прекрасный руче-е-о-ок бежит меж живописных гор Колхиды. Вдали тихонько бухает топо-о-о-ор, циклопы валят крепкий ельник, наверное, сегодня понедельни-и-и-ик…
К счастью, песня была относительно короткой.
Пропев куплет восемнадцать раз, сын Зевса требовательно поглядел на зрителей.
Постная рожа была лишь у одного заткнувшего уши Софоклюса.
— Браво! — хрипло проревел всё тот же пьяный голос, и зрители разразились оглушительными овациями.
Сын Зевса благосклонно склонил голову. На сцену полетели цветы и пустой кувшин из-под вина, угодивший в одного из арфистов.
Да, это был самый настоящий триумф.
В тот же день Геракл с Софоклюсом покинули Фракию верхом на двух крупастых зебрах. Ну а о золотой колеснице позаботился добрая душа Гефест, переправив повозку в Тиринф при помощи верной телепортационной пушки.
Таким образом, благодаря своей находчивости и несомненному певческому дарованию могучий Геракл с легкостью исполнил восьмое поручение Эврисфея.
Глава четырнадцатая
ГЕРАКЛ У АДМЕТА
Ишаки Диомеда оказались на редкость строптивыми.
Но Геракл быстро приструнил животных, повесив перед мордой каждого по сочному персику, привязанному веревкой к длинной крепкой ветке.
Персик на бегу раскачивался, и ишак резво бежал вперед в тщетной надежде нагнать сочный плод.
Особенно тяжело приходилось тому копытному, на котором ехал огромный сын Зевса, но лакомый персик делал свое дело.
Правда, ишак Софоклюса по совершенно необъяснимой причине скакал задом наперед.
— Что это с ним? — удивился Геракл, но причина столь странного поведения животного выяснилась довольно быстро. Просто историк сожрал болтавшийся на веревочке персик.
— Софоклюс, — с чувством гаркнул сын Зевса, — какая же ты всё-таки скотина!
— В таких условиях я совершенно не могу продолжать работу над твоим эпосом, — недовольно ответил историк. — У меня окончательно расстроились нервы, а когда я нервничаю, то хочу есть, а когда хочу есть, то я нервничаю!
— Серьезная проблема, — кивнул сын Зевса. — Тогда попробуй сочинять вслух.
Хронист призадумался.
— Итак, ишаки Диомеда! — с пафосом воскликнул он. — Или нет, лучше пусть будут жеребцы.
— Жеребцы?
— Конечно, так благородней и величественнее.
— Всецело согласен.
— Жеребцы Диомеда! — снова возвестил Софоклюс. — По поручению Эврисфея пришлось отправиться Гераклу во Фракию к царю бир… бис… как же там было? К царю бизонов Диомеду.
— Каких еще бизонов? — разозлился Геракл.
— У этого царя имелись невероятной красоты и силы жеребцы, — невозмутимо продолжал историк. — Они были прикованы цепями в своих стойлах, ибо лишь особые путы могли удержать их.
— Пока хорошо! — похвалил сын Зевса. Софоклюс приободрился:
— А кормил своих дивных жеребцов царь Диомед человеческим мясом…
— Всё, довольно! — хрипло выкрикнул могучий герой. — Никакой больше чернухи! Я не желаю слушать этот бред. Ну а если ты всё-таки посмеешь написать нечто подобное, то… пеняй на себя.
— Ладно-ладно, — пошел на попятную хронист, — так уж и быть, придумаю в следующий раз что-нибудь другое…
— Да, кстати, — вспомнил Геракл, — а как там обстоят дела с моим седьмым подвигом, касающимся Критского Быка?
— Седьмой подвиг в стадии разработки, — ответил Софоклюс.
— В стадии? Это в смысле меры длины? — уточнил могучий герой.
— Нет, это в смысле творческого этапа, — пояснил историк. — Ведь то, что я пишу сейчас по ходу героических дел, всего лишь наброски моего великого труда. Всё еще будет много раз обдумываться, переписываться и вычитываться в спокойной, благоприятной обстановке.
— Например, в каком-нибудь питейном заведении! — хохотнул Геракл.
— Можно и в питейном заведении, — согласился хронист. — Тебе-то какое дело?
— Да мне, собственно… — Герой озадаченно почесал левую бровь, чуть не свалившись при этом со своего ишака.
— Собственно что?
— Всё равно.
— Значит, порядок! — улыбнулся Софоклюс. — Про Критского Быка придумаю что-нибудь потом, а то одно и то же всё время получается: сумасбродное задание, кровожадный монстр, короткая эффектная битва и триумфальная победа.
— А по-другому и быть не может, — пробурчал сын Зевса. — Ты ведь учти, я всё проверю, вычитаю, отредактирую, а то ты уже про лернейскую гидру мне такого наваял! Особенно мне понравился друг Иолай, которого у меня отродясь не было.
— Гм… — смущенно кашлянул историк. Но тут Геракла осенило.
— Слушай, Софоклюс, — радостно сказал он, — а давай как-нибудь назовем наших кривоногих полосатых друзей. Ну, в смысле подберем подходящие имена ишакам.
— Давай, — согласился хронист.
После коротких дебатов с обычными переругиваниями эллины сошлись на двух более или менее звучных именах. Зебру Геракла назвали Герой (за сильно выпяченный полосатый зад), а зебру Софоклюса нарекли Аресом (за тупое выражение длинной морды).
— Отлично! — рассмеялся сын Зевса, резко сворачивая с дороги.
— Эй, ты куда? — закричал историк, с трудом управляя своей «лошадкой».
— Великий Геракл всегда выполняет свои обещания!
— Какие еще обещания?
— Но ведь последние дни ты только и мечтал о том, чтобы славно выпить?
— Н-ну да, — неуверенно подтвердил историк, заставив, наконец, упрямого ишака семенить в нужном направлении.
— Вот и устроим очередной героический перерыв, — с воодушевлением пояснил Геракл. — Заскочим в гости к царю Адмету. Это тут недалеко… вон, я уже вижу стены города Феры.
— А почему именно к Адмету? — не понял Софоклюс. — Чем он лучше других достойных правителей?
— У него вино — закачаешься, — весело подмигнул своему хронисту сын Зевса.
Что ж, немного передохнуть им действительно не мешало.
* * *
Однако не очень удачный момент выбрал Геракл для налета на винные погреба царя Адмета.
Большие проблемы были в доме царя Фер, так как его жена Алкестида со дня на день должна была сойти в подземное царство мрачного Аида или, иными словами, умереть. Но не вследствие какой-нибудь болезни или предсказанного несчастного случая. Во всём был виноват сам Адмет, который оказался тем еще прохвостом.
Избрав его в качестве мишени для своей очередной искрометной шутки, всемогущие боги (в лице известного олимпийского весельчака Аполлона) выдали царю весьма оригинальное пророчество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39