https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/uglovye/
«исполнено успешно».
Выборы Малиновского в Государственную думу прошли успешно. Жена Ленина, Надежда Крупская, прислала поздравительное письмо, в газете «Правда» появилась горячая статья, выражающая уверенность, что Малиновский, уже более десяти лет являющийся социал-демократом и пользующийся большим уважением, несомненно скоро заявит о себе всей России. Департамент полиции увеличивает ему жалованье до 500 рублей в месяц.
После избрания Малиновский развивает чрезвычайно энергичную деятельность: как член Ленинского ЦК, как член Государственной думы и как сотрудник Департамента полиции.
В качестве члена ЦК он присутствует на февральском совещании этого комитета, происходившем на рождественских каникулах 1912 – 1913 годов в Кракове. В январе 1913 Малиновский приезжает в Москву для организации легального марксистского издания. Летом 1913 он снова за границей, на частном совещании лиц, пользующихся исключительным доверием Ленина (кроме самого Ленина и Малиновского, тут были Крупская, Зиновьев и Каменев). В представленном Малиновским в Департамент полиции отчёте об этом совещании обращает на себя особенное внимание место, где он говорит о возникших в большевистском центре подозрениях, что «вблизи думской шестёрки есть лицо, связанное с розыскными органами империи». Подозревать в предательстве кого-нибудь из членов самой шестёрки, и в частности Малиновского, у Ленина и его ближайших помощников Зиновьева и Каменева, очевидно, не было и мысли, судя по тому, что и после истории с Черномазовым Малиновскому на этом совещании были даны ответственнейшие поручения, как-то: назначение двух учеников из Москвы в открывавшуюся Лениным партийную школу пропагандистов, раздобывание денег на эту школу, организация в Москве газеты и прочее.
Во исполнение данных ему поручений Малиновский в августе 1913 принимает деятельное участие по изданию в Москве большевистской газеты «Наш путь», первый номер которой вышел 23 августа. 2 сентября сам Малиновский в качестве секретного сотрудника (теперь он носит кличку Икс) сообщает начальнику Департамента полиции Мартынову, что социал-демократ Данский намечает его (Малиновского) издателем журнала «Вопросы страхования», а 13 сентября он же доносит Мартынову, что ездил вместе с Петровским к Павлу Мостовенко за деньгами на партийные цели. 15 сентября Малиновский участвует на совещании видных социал-демократов от редакции газеты «Наш путь», на котором было решено вызвать стачку– протест по случаю преследования рабочей печати и для этого выпустить листовку. На другой день Малиновский уехал за границу на совещание ленинцев, названное по конспиративным соображениям «августовским» (на этом совещании, кроме Малиновского, присутствовал ещё провокатор А. И. Лобов).
Из постановлений этого совещания чревато последствиями было постановление по вопросу об отношении думской «шестёрки» к «семёрке». Совещанием было решено «идти на явный раскол» с меньшевиками в случае неудовлетворения ими требований ленинцев. По возвращении в Петербург Малиновский добился этого раскола, что привело к вмешательству в партийные дела русских социал-демократов Международного социалистического бюро.
Служа в свой подпольной работе двум господам – Департаменту полиции и РСДРП, Малиновский и как член Государственной думы был таким же «двуликим». Верховной следственной комиссией установлено, что он произносил в Думе речи частью от себя, частью же заранее приготовленные Лениным, Зиновьевым и другими лицами. Эти заранее приготовленные речи Малиновский представлял и на просмотр вице-директору Департамента Вис-сарионову, делавшему свои поправки.
Из выступлений Малиновского в Думе особенно замечательны 30 октября 1913 года и 22 апреля 1914 года. Подписав первым запрос к министрам внутренних дел и юстиции по вопросу о провокации социал-демократических депутатов И Гос. думы, Малиновский 30 октября 1913 года произнёс горячую речь в защиту спешности этого запроса. Речь эта, вызвавшая ряд сочувственных отзывов и приветствий, напечатанных в газете «Правда», создала Малиновскому широкую популярность. 22 апреля 1914 года состоялась бурная обструкция со стороны левого крыла Государственной думы против председателя Совета министров Горемыкина, причём 21 депутат, в том числе и Малиновский, были исключены на 15-м заседании. По словам членов Государственной думы Бадаева и Муранова, Малиновский возмущался создавшимся положением и настаивал на том, что «с этими карами парламентскими способами бороться нельзя», что «нужны другие приёмы борьбы», что «возвращение в Думу было бы позорным, необходимы более революционные выступления в виде уличных манифестаций рабочих, которых депутаты должны были поднять на защиту».
Этот взгляд Малиновского не встретил сочувствия среди левых элементов Думы, и 7 мая 1914 года депутаты, по окончании срока исключения, возвратились в Думу. Здесь они по очереди читали декларацию с выражением протеста против насилия, причём председатель лишал говоривших слова. Когда после членов Думы Керенского и Хаустова выступил Малиновский и упорно продолжал читать декларацию, несмотря на лишение его слова председателем Думы, последний был вынужден поручить приставу Государственной думы предложить Малиновскому покинуть кафедру. И только после этого Малиновский ушёл на своё место. В тот же день председатель Думы М. В. Родзянко узнал от товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского, что Малиновский является сотрудником «охранки». 8-го того же мая Малиновский внезапно сложил с себя депутатские полномочия и немедленно выехал за границу. Как видно из показаний допрошенного в качестве свидетеля генерал-лейтенанта Джунковского, когда он узнал о том, что ещё до его назначения на должность товарища министра, в Государственную думу был проведён при содействии Департамента полиции сотрудник охраны, «твёрдо решил прекратить это безобразие», но так, чтобы не вызвать скандала ни для Думы, ни для министров.
После неоднократных совещании с директором Департамента полиции ВА Брюн де Сент Ипполитом было решено выдать Малиновскому годовое жалованье в размере 6000 рублей, потребовать от него выхода из Госдумы и отправить его немедленно за границу. Все это и было вслед за тем исполнено, причём, как оказалось, Малиновский не счёл нужны представить какие-либо объяснения своего ухода софракционерам. По приезде же в Австрию он явился к Ленину и там, несмотря на противоречивые объяснения причин своего ухода, был партийным судом оправдан по обвинению в провокаторстве по недостаточности улик Появившиеся же сначала в Госдуме, а затем и в печати, и в обществе слухи о сношениях Малиновского с деятелями охраны были энергично опровергаемы в печати как самим Лениным, так и другими представителями большевиков.
Про дальнейшую судьбу Малиновского достоверно известно лишь, что он оказался в одном из лагерей военнопленных в Германии, но как он туда попал – не установлено. По словам Ленина и Зиновьева, Малиновский неоднократно им писал после этого из Германии; из писем к ним других военнопленных выяснилось, что Малиновский открыл там партийные занятия, читал лекции, разъяснял Эрфуртскую программу, причём слушатели присылали главе большевизма восторженные отзывы о нынешней деятельности Романа Малиновского.
Таковы данные, добытые Верховной следственной комиссией по делу об этом провокаторе. К ним мы можем добавить один любопытный документ, имеющийся в архиве дел Московского охранного отделения. Это телеграмма помощника начальника Московского охранного отделения подполковника Знаменского московским частным приставам от 17 февраля 1917 года, т. е. за десять дней до начала революции, следующего содержания:
"Прошу иметь наблюдение за прибытием в Москву бывшего члена Государственной думы из крестьян Плоцкой губ. Романа Вацлавова Малиновского и по прибытии срочно сообщить Охранному отделению.
Подполковник Знаменский".
Если Малиновский из всех секретных сотрудников «охранки» является самым крупным по своему положению в партии, то М. И. Бряндинского нужно считать самым крупным из провокаторов, работавших в рядах РСДРП.
Три письма провокатора
Печатаемые ниже три письма провокатора Бряндинского не требуют никаких комментариев. Нужно только указать в нескольких словах условия, в которых они были написаны.
В 1913 году Бряндинский проживал в Нанси. Из России пришли глухие слухи, что провалы, происшедшие перед тем в Москве, были делом его рук. Разобраться в обвинении, предъявленном Бряндинскому, было очень трудно. Не было никаких документов. Все могущее навести на след находилось в Москве. О многом нельзя было заикаться в присутствии обвиняемого. Сам обвиняемый плакал, клялся в своей невиновности, протестовал, проклинал своих обвинителей. Словом, было так, как это бывает почти всегда при обличении провокаторов. Опрос как подсудимого, так и свидетелей установил с полной ясностью, что Бряндинский, несомненно, грязная личность, но данных было недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение в предательстве и провокации. Его исключили из партии, устранили от всякой работы.
Бряндинский после объявления ему резолюции скрылся из-за границы в Россию и здесь стал вымаливать себе заступничество и денежную помощь у товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого при посредстве своего ближайшего руководителя фон Коттена, убитого впоследствии в Гельсингфорсе.
Письма Бряндинского к фон Коттену и Белецкому выясняют не только, что он провокатор, но и что он провокатор, спокойно занимающийся провокацией, как выгодным для него ремеслом.
"26 декабря 1913 года.
Уважаемый Михаил Фридрихович!
Посылаю Вам копии с моего прошения и доклада, которые я одновременно отсылаю директору департамента С.П.Белецкому, желая рассчитаться за свои старые ошибки и покончить со своим нелегальным существованием.
Считаю необходимым послать это Вам, во-первых, потому, что я там указываю, что некоторое время работал под Вашим руководством, и Вас могут спросить что-либо по этому поводу; во-вторых, Вам было бы необходимо знать, о чем и как я прошу, в том случае, если бы Вы согласились посодействовать мне, о чем я Вас усердно прошу: Ваше доброе слово, сказанное в департаменте вовремя и там, где нужно, значит очень много, если только не все, для моего дела.
Вы были всегда внимательны ко мне и уже раз оказали мне поддержку в трудную минуту; не откажите и в этот раз поддержать мои ходатайства.
Остаюсь всегда готовым к услугам признательный вам
Вяткин-Кропоткин"
"Господину директору Департамента полиции его превосходительству
Степану Петровичу Белецкому административно-ссыльного потомственного почётного гражданина
Матвея Ивановича Бряндинского
Прошение
Ваше Превосходительство! В марте 1908 по распоряжению Департамента полиции, я был выслан из Казани в Тамбовскую губернию сроком на 3 года и в марте 1909 года из ссылки скрылся за границу, где и проживал под собственной фамилией в Париже и Нанси. Убедившись в ошибочности моих былых увлечений, за которые подвергся административной высылке, и раскаиваясь в них, я вернулся из-за границы и проживаю в данное время в гор. Пе-реяславле, Полтавской губ. под именем Павла Ивановича Исаева. Передаю свою судьбу в руки Вашего Превосходительства в надежде, что Вы сочтёте мои пятилетние скитания достаточным для моего вразумления наказанием и, засчитав моё пребывание за границей вместо неотбытого срока высылки, позвольте мне, таким образом, возвратиться к своей семье и загладить свои былые ошибки полнейшей лояльностью всей своей остальной жизни.
Время и место своего пребывания за границей в случае нужды я мог бы установить официально, так как и в Париже, и в Нанси выправлял себе вид на жительство из соответственных муниципальных управлений.
Матвей Бряндинский.
26 декабря 1913 г."
"Господину директору Департамента полиции Его Превосходительству
Степану Петровичу Белецкому бывшего секретного сотрудника
Московского Охранного Отделения
Вяткина-Крапоткина
Доклад
Позвольте, Ваше Превосходительство, в настоящем докладе изложить основания, которые дали мне смелость обратиться к вам с прилагаемым прошением и позволили надеяться на удовлетворение этого прошения.
С начала апреля 1909 года, т. е. почти с того же самого времени, когда Департамент полиции начал меня разыскивать, как скрывшегося административно-ссыльного, и до мая 1912 года я состоял секретным сотрудником при Московском охранном отделении, работая у полковников Михаила Фридриховича фон-Коттена и Павла Павловича За-варзина под псевдонимом Вяткин а потом – Крапоткин. С мая же 1912 года и по февраль 1913 года проживал в Париже и Нанси, давая освещение местных социал-демократических групп. В России моей задачей было освещать деятельность различных организаций Российской Социал-Де-мократической Рабочей Партии, к которым я имел доступ. Свою деятельность я могу разделить на три периода: 1. Освещение Московской городской организации.
2. Освещение центральных учреждений партии.
3. Освещение деятельности и жизни заграничных партийных групп.
В первый период я был районным организатором и секретарём Московского городского комитета и дал за это время материал, послуживший главным фундаментом обвинения на большом социал-демократическом процессе, разбиравшемся в Москве осенью 1912 года, когда из 33-х обвиняемых не было ни одного оправданного и громадное большинство получило каторжные работы на разные сроки, как члены комитетов Московского городского и Московского окружного. Мною также были даны указания, по которым взяты: вполне оборудованная типография с отпечатанным номером подпольной газеты и паспортное бюро с массой бланков, печатей и штемпелей. В этот же период мне удалось собрать и дать сведения о преподавании, внутренних распорядках и личности большинства учеников 1-й партийной школы для подготовки работников-профессионалов, устроенной на о.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Выборы Малиновского в Государственную думу прошли успешно. Жена Ленина, Надежда Крупская, прислала поздравительное письмо, в газете «Правда» появилась горячая статья, выражающая уверенность, что Малиновский, уже более десяти лет являющийся социал-демократом и пользующийся большим уважением, несомненно скоро заявит о себе всей России. Департамент полиции увеличивает ему жалованье до 500 рублей в месяц.
После избрания Малиновский развивает чрезвычайно энергичную деятельность: как член Ленинского ЦК, как член Государственной думы и как сотрудник Департамента полиции.
В качестве члена ЦК он присутствует на февральском совещании этого комитета, происходившем на рождественских каникулах 1912 – 1913 годов в Кракове. В январе 1913 Малиновский приезжает в Москву для организации легального марксистского издания. Летом 1913 он снова за границей, на частном совещании лиц, пользующихся исключительным доверием Ленина (кроме самого Ленина и Малиновского, тут были Крупская, Зиновьев и Каменев). В представленном Малиновским в Департамент полиции отчёте об этом совещании обращает на себя особенное внимание место, где он говорит о возникших в большевистском центре подозрениях, что «вблизи думской шестёрки есть лицо, связанное с розыскными органами империи». Подозревать в предательстве кого-нибудь из членов самой шестёрки, и в частности Малиновского, у Ленина и его ближайших помощников Зиновьева и Каменева, очевидно, не было и мысли, судя по тому, что и после истории с Черномазовым Малиновскому на этом совещании были даны ответственнейшие поручения, как-то: назначение двух учеников из Москвы в открывавшуюся Лениным партийную школу пропагандистов, раздобывание денег на эту школу, организация в Москве газеты и прочее.
Во исполнение данных ему поручений Малиновский в августе 1913 принимает деятельное участие по изданию в Москве большевистской газеты «Наш путь», первый номер которой вышел 23 августа. 2 сентября сам Малиновский в качестве секретного сотрудника (теперь он носит кличку Икс) сообщает начальнику Департамента полиции Мартынову, что социал-демократ Данский намечает его (Малиновского) издателем журнала «Вопросы страхования», а 13 сентября он же доносит Мартынову, что ездил вместе с Петровским к Павлу Мостовенко за деньгами на партийные цели. 15 сентября Малиновский участвует на совещании видных социал-демократов от редакции газеты «Наш путь», на котором было решено вызвать стачку– протест по случаю преследования рабочей печати и для этого выпустить листовку. На другой день Малиновский уехал за границу на совещание ленинцев, названное по конспиративным соображениям «августовским» (на этом совещании, кроме Малиновского, присутствовал ещё провокатор А. И. Лобов).
Из постановлений этого совещания чревато последствиями было постановление по вопросу об отношении думской «шестёрки» к «семёрке». Совещанием было решено «идти на явный раскол» с меньшевиками в случае неудовлетворения ими требований ленинцев. По возвращении в Петербург Малиновский добился этого раскола, что привело к вмешательству в партийные дела русских социал-демократов Международного социалистического бюро.
Служа в свой подпольной работе двум господам – Департаменту полиции и РСДРП, Малиновский и как член Государственной думы был таким же «двуликим». Верховной следственной комиссией установлено, что он произносил в Думе речи частью от себя, частью же заранее приготовленные Лениным, Зиновьевым и другими лицами. Эти заранее приготовленные речи Малиновский представлял и на просмотр вице-директору Департамента Вис-сарионову, делавшему свои поправки.
Из выступлений Малиновского в Думе особенно замечательны 30 октября 1913 года и 22 апреля 1914 года. Подписав первым запрос к министрам внутренних дел и юстиции по вопросу о провокации социал-демократических депутатов И Гос. думы, Малиновский 30 октября 1913 года произнёс горячую речь в защиту спешности этого запроса. Речь эта, вызвавшая ряд сочувственных отзывов и приветствий, напечатанных в газете «Правда», создала Малиновскому широкую популярность. 22 апреля 1914 года состоялась бурная обструкция со стороны левого крыла Государственной думы против председателя Совета министров Горемыкина, причём 21 депутат, в том числе и Малиновский, были исключены на 15-м заседании. По словам членов Государственной думы Бадаева и Муранова, Малиновский возмущался создавшимся положением и настаивал на том, что «с этими карами парламентскими способами бороться нельзя», что «нужны другие приёмы борьбы», что «возвращение в Думу было бы позорным, необходимы более революционные выступления в виде уличных манифестаций рабочих, которых депутаты должны были поднять на защиту».
Этот взгляд Малиновского не встретил сочувствия среди левых элементов Думы, и 7 мая 1914 года депутаты, по окончании срока исключения, возвратились в Думу. Здесь они по очереди читали декларацию с выражением протеста против насилия, причём председатель лишал говоривших слова. Когда после членов Думы Керенского и Хаустова выступил Малиновский и упорно продолжал читать декларацию, несмотря на лишение его слова председателем Думы, последний был вынужден поручить приставу Государственной думы предложить Малиновскому покинуть кафедру. И только после этого Малиновский ушёл на своё место. В тот же день председатель Думы М. В. Родзянко узнал от товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского, что Малиновский является сотрудником «охранки». 8-го того же мая Малиновский внезапно сложил с себя депутатские полномочия и немедленно выехал за границу. Как видно из показаний допрошенного в качестве свидетеля генерал-лейтенанта Джунковского, когда он узнал о том, что ещё до его назначения на должность товарища министра, в Государственную думу был проведён при содействии Департамента полиции сотрудник охраны, «твёрдо решил прекратить это безобразие», но так, чтобы не вызвать скандала ни для Думы, ни для министров.
После неоднократных совещании с директором Департамента полиции ВА Брюн де Сент Ипполитом было решено выдать Малиновскому годовое жалованье в размере 6000 рублей, потребовать от него выхода из Госдумы и отправить его немедленно за границу. Все это и было вслед за тем исполнено, причём, как оказалось, Малиновский не счёл нужны представить какие-либо объяснения своего ухода софракционерам. По приезде же в Австрию он явился к Ленину и там, несмотря на противоречивые объяснения причин своего ухода, был партийным судом оправдан по обвинению в провокаторстве по недостаточности улик Появившиеся же сначала в Госдуме, а затем и в печати, и в обществе слухи о сношениях Малиновского с деятелями охраны были энергично опровергаемы в печати как самим Лениным, так и другими представителями большевиков.
Про дальнейшую судьбу Малиновского достоверно известно лишь, что он оказался в одном из лагерей военнопленных в Германии, но как он туда попал – не установлено. По словам Ленина и Зиновьева, Малиновский неоднократно им писал после этого из Германии; из писем к ним других военнопленных выяснилось, что Малиновский открыл там партийные занятия, читал лекции, разъяснял Эрфуртскую программу, причём слушатели присылали главе большевизма восторженные отзывы о нынешней деятельности Романа Малиновского.
Таковы данные, добытые Верховной следственной комиссией по делу об этом провокаторе. К ним мы можем добавить один любопытный документ, имеющийся в архиве дел Московского охранного отделения. Это телеграмма помощника начальника Московского охранного отделения подполковника Знаменского московским частным приставам от 17 февраля 1917 года, т. е. за десять дней до начала революции, следующего содержания:
"Прошу иметь наблюдение за прибытием в Москву бывшего члена Государственной думы из крестьян Плоцкой губ. Романа Вацлавова Малиновского и по прибытии срочно сообщить Охранному отделению.
Подполковник Знаменский".
Если Малиновский из всех секретных сотрудников «охранки» является самым крупным по своему положению в партии, то М. И. Бряндинского нужно считать самым крупным из провокаторов, работавших в рядах РСДРП.
Три письма провокатора
Печатаемые ниже три письма провокатора Бряндинского не требуют никаких комментариев. Нужно только указать в нескольких словах условия, в которых они были написаны.
В 1913 году Бряндинский проживал в Нанси. Из России пришли глухие слухи, что провалы, происшедшие перед тем в Москве, были делом его рук. Разобраться в обвинении, предъявленном Бряндинскому, было очень трудно. Не было никаких документов. Все могущее навести на след находилось в Москве. О многом нельзя было заикаться в присутствии обвиняемого. Сам обвиняемый плакал, клялся в своей невиновности, протестовал, проклинал своих обвинителей. Словом, было так, как это бывает почти всегда при обличении провокаторов. Опрос как подсудимого, так и свидетелей установил с полной ясностью, что Бряндинский, несомненно, грязная личность, но данных было недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение в предательстве и провокации. Его исключили из партии, устранили от всякой работы.
Бряндинский после объявления ему резолюции скрылся из-за границы в Россию и здесь стал вымаливать себе заступничество и денежную помощь у товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого при посредстве своего ближайшего руководителя фон Коттена, убитого впоследствии в Гельсингфорсе.
Письма Бряндинского к фон Коттену и Белецкому выясняют не только, что он провокатор, но и что он провокатор, спокойно занимающийся провокацией, как выгодным для него ремеслом.
"26 декабря 1913 года.
Уважаемый Михаил Фридрихович!
Посылаю Вам копии с моего прошения и доклада, которые я одновременно отсылаю директору департамента С.П.Белецкому, желая рассчитаться за свои старые ошибки и покончить со своим нелегальным существованием.
Считаю необходимым послать это Вам, во-первых, потому, что я там указываю, что некоторое время работал под Вашим руководством, и Вас могут спросить что-либо по этому поводу; во-вторых, Вам было бы необходимо знать, о чем и как я прошу, в том случае, если бы Вы согласились посодействовать мне, о чем я Вас усердно прошу: Ваше доброе слово, сказанное в департаменте вовремя и там, где нужно, значит очень много, если только не все, для моего дела.
Вы были всегда внимательны ко мне и уже раз оказали мне поддержку в трудную минуту; не откажите и в этот раз поддержать мои ходатайства.
Остаюсь всегда готовым к услугам признательный вам
Вяткин-Кропоткин"
"Господину директору Департамента полиции его превосходительству
Степану Петровичу Белецкому административно-ссыльного потомственного почётного гражданина
Матвея Ивановича Бряндинского
Прошение
Ваше Превосходительство! В марте 1908 по распоряжению Департамента полиции, я был выслан из Казани в Тамбовскую губернию сроком на 3 года и в марте 1909 года из ссылки скрылся за границу, где и проживал под собственной фамилией в Париже и Нанси. Убедившись в ошибочности моих былых увлечений, за которые подвергся административной высылке, и раскаиваясь в них, я вернулся из-за границы и проживаю в данное время в гор. Пе-реяславле, Полтавской губ. под именем Павла Ивановича Исаева. Передаю свою судьбу в руки Вашего Превосходительства в надежде, что Вы сочтёте мои пятилетние скитания достаточным для моего вразумления наказанием и, засчитав моё пребывание за границей вместо неотбытого срока высылки, позвольте мне, таким образом, возвратиться к своей семье и загладить свои былые ошибки полнейшей лояльностью всей своей остальной жизни.
Время и место своего пребывания за границей в случае нужды я мог бы установить официально, так как и в Париже, и в Нанси выправлял себе вид на жительство из соответственных муниципальных управлений.
Матвей Бряндинский.
26 декабря 1913 г."
"Господину директору Департамента полиции Его Превосходительству
Степану Петровичу Белецкому бывшего секретного сотрудника
Московского Охранного Отделения
Вяткина-Крапоткина
Доклад
Позвольте, Ваше Превосходительство, в настоящем докладе изложить основания, которые дали мне смелость обратиться к вам с прилагаемым прошением и позволили надеяться на удовлетворение этого прошения.
С начала апреля 1909 года, т. е. почти с того же самого времени, когда Департамент полиции начал меня разыскивать, как скрывшегося административно-ссыльного, и до мая 1912 года я состоял секретным сотрудником при Московском охранном отделении, работая у полковников Михаила Фридриховича фон-Коттена и Павла Павловича За-варзина под псевдонимом Вяткин а потом – Крапоткин. С мая же 1912 года и по февраль 1913 года проживал в Париже и Нанси, давая освещение местных социал-демократических групп. В России моей задачей было освещать деятельность различных организаций Российской Социал-Де-мократической Рабочей Партии, к которым я имел доступ. Свою деятельность я могу разделить на три периода: 1. Освещение Московской городской организации.
2. Освещение центральных учреждений партии.
3. Освещение деятельности и жизни заграничных партийных групп.
В первый период я был районным организатором и секретарём Московского городского комитета и дал за это время материал, послуживший главным фундаментом обвинения на большом социал-демократическом процессе, разбиравшемся в Москве осенью 1912 года, когда из 33-х обвиняемых не было ни одного оправданного и громадное большинство получило каторжные работы на разные сроки, как члены комитетов Московского городского и Московского окружного. Мною также были даны указания, по которым взяты: вполне оборудованная типография с отпечатанным номером подпольной газеты и паспортное бюро с массой бланков, печатей и штемпелей. В этот же период мне удалось собрать и дать сведения о преподавании, внутренних распорядках и личности большинства учеников 1-й партийной школы для подготовки работников-профессионалов, устроенной на о.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85