душевые кабины российского производства
Вы это хотите сказать? – недоверчиво спросила Финн.– Именно так.Дерлаген улыбнулся впервые за время их беседы, и улыбка получилась далеко не дружелюбной.– Ну что ж, – весело откликнулся Билли, – у меня как раз нет никаких других планов. А у вас, мисс Райан?– Если ты готов ввязаться в эту авантюру, Билли, то я с тобой.Юрист поморщился, будто проглотил лимон.– Как вам угодно, – процедил он и ушел снимать копии с подписанных документов и сертификатов акций.– Не очень-то он важная шишка, – ядовито заметила Финн. – У него даже секретарши нет.– А я уже чувствую себя президентом компании, – похвастался Билли. – Возможно, даже угощу тебя ланчем.– Во-первых, мы недавно позавтракали, – отозвалась Финн, – а во-вторых, с какой это стати ты назначил себя президентом?– Ну хорошо, пусть президентом будешь ты, – легко согласился Билли, – а я стану важным, но бесполезным председателем правления, которого выбрали только за длинную родословную и ради герба на бланке компании.– Глупый ты, Билли, – вздохнула Финн.Вернулся Дерлаген с документами. Он вложил их в большой конверт и вручил его Билли, а тот в свою очередь передал Финн.– Она – президент, – объяснил он юристу, – а я всего-навсего председатель правления.Бросив на них недоумевающий взгляд, Дерлаген открыл коробочку. В ней оказался ключ, предмет, похожий на толстый гитарный медиатор, и маленькая изящная фигурка, изображающая человека верхом на лошади. С первого взгляда было ясно, что она очень старая и сделана из чистого золота.– Она из Мали, – объяснил Дерлаген. – Эксперты из Государственной галереи говорят, что она относится к четырнадцатому веку, периоду царствования Манса Мусы, правителя Тимбукту.Финн покрутила статуэтку в руках:– Она просто чудо, но какое отношение эта фигурка имеет к нам?– Менеер Богарт оставил ее на хранение в нашем сейфе. Он приобрел ее у торговца антиквариатом Остермана на Лабуане, острове у берегов султаната Бруней. Кстати, именно там менеера Богарта видели в последний раз. По словам этого Остермана, золотая фигурка должна быть передана вам в случае, если менеер Богарт… исчезнет. Она предназначена именно вам, фру Райан. Два других предмета – это ключ от дома и чип для отключения сигнализации. Пульт находится справа, прямо у входа. Просто вставьте чип узким концом в соответствующее отверстие и нажмите. Вместо красного огонька должен загореться зеленый. Нанятая нами компания делает в доме уборку раз в неделю – по средам. Если вам понадобятся еще какие-нибудь сведения, я к вашим услугам в любое время дня и ночи.В его тоне не слышалось ни малейшего желания помочь.– В документах оговорено, – продолжал юрист монотонным, скучным голосом, – что вы не имеете права продать дом или любой другой завещанный вам объект до истечения двенадцати месяцев с момента вступления в права наследования, а если по истечении этого срока решите что-либо продать, то доверительное управление семьи Богартов обладает преимущественным правом покупки, что означает…– Мы знаем, что это означает, – перебил его Билли.– Ну тогда, если у вас больше нет вопросов…Дерлаген поднялся со стула. Их явно выпроваживали. Финн бережно положила золотую статуэтку обратно в шкатулку, а шкатулку – в сумку.– А как мы найдем дом? – спросила она.– Это очень просто. Вернитесь на площадь Дам, поверните налево на Раадхюйштраат, а после первого моста – направо, на Херенграхт. Дом сто восемьдесят восемь находится сразу же за поворотом, и не заметить его невозможно. Он из темного камня с зеленой дверью.– Спасибо. – Финн протянула ему руку, но юрист предпочел не заметить этого жеста.– Geendank, Не стоит благодарности (голл.).
– ответил он, слегка поклонившись.
Минуту спустя, уже на улице, Билли заметил:– Не слишком дружелюбный тип!– А что ты хочешь? – пожала плечами Финн. – Он юрист и, кажется, понимает во всей этой истории не больше, чем мы.– А для юриста нет ничего противнее, чем не понимать, что, собственно, происходит, – подхватил Билли. – Тут неподалеку я видел одно из этих «коричневых» кафе. Укрепим свой дух чашечкой кофе, перед тем как смотреть дом?– Укрепим.Кофе опять оказался превосходным, а прогулка – приятной. Над Амстердамом ярко светило солнце, по улицам бродили туристы, катились велосипеды и веселые желтые трамваи. Казалось, весь город радуется жизни. В Лондоне Финн никогда не замечала подобного настроения и, пройдя несколько кварталов, поняла почему: здесь встречалось гораздо меньше людей, озабоченно говорящих по мобильному телефону или набирающих что-то на клавиатуре лэптопов, вместо этого амстердамцы просто разговаривали друг с другом или читали. Да и городской пейзаж был не таким агрессивным, как в столице Британии. Разумеется, и здесь хватало неоновых вывесок, но они не слишком бросались в глаза, а огромные рекламные щиты и телевизионные экраны на стенах зданий практически отсутствовали.Финн не сомневалась, что многие ньюйоркцы сочли бы этот город старомодным, но ей он очень нравился.Улица Херенграхт оказалась набережной канала, на ней стояли большие дома и росли маленькие деревья. На дороге вдоль тротуара выстроились припаркованные под углом машины, а в темной воде у парапета покачивались плавучие дома. Как и везде, велосипеды заметно превышали числом автомобили. В воздухе витал непонятный, тяжелый запах, происхождение которого Финн никак не могла определить: вроде бы пахло морем и еще чем-то гораздо менее приятным – точно где-то поблизости разлагалась большая куча мусора.– Это канализация, – объяснил Билли, заметив, как она морщит нос. – Амстердам, наверное, единственный в Европе город, где отходы сливают прямо в воду.– В каналы? – ужаснулась Финн. – Прямо не очищенные?– Они рассчитывают, что отлив унесет все в море.– Век живи – век учись, – вздохнула Финн.Она была огорчена. За те несколько кварталов, что они прошли от офиса Дерлагена, она успела влюбиться в этот милый, дружелюбный город с его политкорректными велосипедами и веселыми трамваями. Любовь, может, и слепа, но, к сожалению, наделена обонянием.– Пришли, – объявил Билли.Они стояли у дверей дома номер сто восемьдесят восемь.Это было довольно большое здание в три этажа, не считая цокольного, красивое и абсолютно симметричное: четыре высоких окна и дверь между ними на первом этаже и по пять окон на следующих двух; крутая крыша с двумя слуховыми окнами и двумя высокими трубами и крыльцо, к которому вели несколько ступенек. На массивном каменном козырьке был выбит герб Богартов и цифры 1685.– Тук-тук, мы пришли, – пробормотала Финн, доставая из сумки ключ.Она легко отперла тяжелую дверь, и они шагнули в дом. 12 Как и обещал Дерлаген, справа от двери они обнаружили небольшую панель. Финн сунула в отверстие узкий конец чипа, и красный мигающий огонек превратился в зеленый. На дисплее появилась надпись: «Для активации – повторить».– Закрой дверь, – попросила Финн.Билли подчинился, и она опять нажала на медиатор. Огонек стал красным, а надпись сообщила: «Сигнализация активирована».– Ну что, пошли на экскурсию?– У меня такое чувство, будто мы вломились в чужой дом, – пожаловался Билли.Финн кивнула. Она тоже испытывала странную неловкость, хоть и помнила, что дом отныне принадлежит им. Ей очень хотелось распахнуть окна: воздух здесь был застоявшимся и каким-то неживым.Прямо перед собой они видели вытянутый холл с дверями по обе стороны. На белых крашеных стенах висело несколько картин, все современные. Холл производил впечатление как будто нарочитой безликости – точно Питер Богарт, обставляя его, старался скрыть свои истинные вкусы и пристрастия.В передней части дома, направо и налево от холла, они обнаружили две просторные светлые комнаты с окнами, выходящими на улицу. Та, что справа, походила на офис. За ними располагались еще две комнаты: большая прямоугольная гостиная с богато украшенным камином слева и такая же большая столовая – справа. Одна узкая лестница вела отсюда наверх, а другая – вниз, на цокольный этаж. Заканчивался холл небольшой уютной комнатой, выходящей в крошечный садик позади дома. Возможно, когда-то там была комната для завтрака или старомодный музыкальный салон.– А где же кухня? – удивилась Финн.– Если судить по Англии, то в таком старом доме кухня должна быть внизу.– Знаешь, я ожидала чего-то совсем другого, – призналась Финн.– Я тоже. Думал, нам достался викторианский особняк, забитый старой мебелью. Неудобные диванчики из конского волоса, портреты предков по стенам и все такое.На самом деле дом оказался полной противоположностью нарисованной им картине. Стены во всех комнатах, как и в холле, были выкрашены в белый цвет и увешаны большими цветными фотографиями экзотических пейзажей и современными картинами – яркими и абстрактными. Мебель выглядела так, словно всю ее закупили в одном магазине – какой-нибудь дорогой голландской версии «Икеи». Узкие доски пола из розового дерева были отполированы до блеска.Они вернулись к лестнице, поднялись на второй этаж и обнаружили там четыре спальни, одну большую ванную и отдельный туалет. Только та спальня, что находилась в передней части дома, казалась обитаемой. Опять белые стены и современная простая мебель. Два больших шкафа: в одном – дорогие костюмы, в другом – повседневная одежда. На тумбочке у кровати – стопка книг на голландском: судя по обложкам, почти все исторические. Среди них Финн отыскала и одну английскую: «Земля под ветрами», автор – Аньес Ньютон Кейт, издана в Лондоне в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Она открыла первую страницу:– «Приключения в Сандакане». – Перевернула еще одну и обнаружила карту. – Похоже, это провинция в Северном Борнео.– Там, где в последний раз видели Богарта? – заинтересовался Билли. – Вряд ли это простое совпадение.Финн перелистала еще несколько страниц.– Тут многое подчеркнуто, и есть заметки на полях, – сообщила она.– Надо будет рассмотреть поподробнее, – сказал Билли, и она положила книгу в сумку.Они поднялись и на третий этаж, но там оказалось только полдюжины совершенно пустых комнаток, покрытых слоем пыли.– Для слуг, – объяснил Билли.В мансарде новые хозяева нашли две кладовки, а в них – несколько разрозненных предметов мебели, старой, но не антикварной. Они не поленились выдвинуть все ящики, но не обнаружили в них никаких личных вещей – ни бумаг, ни старых записных книжек, ни писем.– Такое впечатление, что он здесь совсем не жил, – заметила Финн.– А может, так оно и есть? – предположил Билли. – Что, если он использовал этот дом только как… есть какое-то специальное выражение… только как pied-а-terre Временное пристанище (фр.).
– место, где он вешал шляпу, когда приезжал в Амстердам, а жил на самом деле совсем в другом месте?– Мы даже не заглянули в его лондонскую квартиру, – с сожалением вспомнила Финн.Они снова спустились вниз и осмотрели даже кухню. В ней было все необходимое, кроме еды. В большом и пустом холодильнике стояли только шесть бутылок какого-то напитка под названием «Налу». Финн открутила крышечку и отхлебнула светло-зеленую жидкость.– Неплохо, – прокомментировала она. – По вкусу похоже на манговый сок.Захватив по бутылке «Налу», они вернулись на первый этаж, и Билли вдруг замер, нахмурившись.– В чем дело? – полюбопытствовала Финн.– Да просто пытаюсь понять… – Он по очереди заглянул в обе передние комнаты и опять вернулся в коридор. – Нет, это не здесь.– Что не здесь? – не поняла Финн.– Помнишь картину, которую открыл твой приятель Шнеегартен? Опиши-ка ее.– Портрет Вильгельма ван Богарта в костюме бюргера. Рядом с ним – столик с навигационными инструментами, сзади – бархатная драпировка. – Финн ненадолго задумалась. – Пол из розового дерева. – Она посмотрела под ноги. – Точно такой, как этот.– А откуда падает свет?– Слева. – Финн закрыла глаза, пытаясь представить себе картину. – Там слева узкое окно с витражом. А что тебя смущает? На восьмидесяти процентах картин старых голландских мастеров свет падает слева: и у Вермеера, и у Герарда Доу, и у Франса Хальса, и у Ван Дейка – да почти у всех!– В окне был витраж с гербом ван Богартов. Таким же, как над крыльцом. И полы из розового дерева.– Выходит, портрет был написан здесь? – догадалась Финн.– Вот именно! Только я не понимаю, где именно. – Он взмахом руки обвел холл и комнаты. – Представь себе: если Вильгельм ван Богарт стоит справа, а свет падает из окна слева, то где это могло быть? На каждом этаже есть по два таких места: передняя левая комната или задняя правая. Но витража ни в одной из них нет. Окна выглядят так, будто их триста лет не открывали и, уж разумеется, не меняли. Да и в любом случае они все чересчур широкие.– Значит, мы ошибаемся и картина была написана в каком-то другом месте, – пожала плечами Финн. – А может, вся обстановка – это фантазия художника. В студии Рембрандта слева было огромное окно. Практически все заказные портреты он писал там.– Тогда почему витраж?– Потому что так захотел Вильгельм ван Богарт.– А почему такая мысль вообще пришла ему в голову, если портрет писался в другом месте?– Притормози, а то я за тобой не поспеваю.– Я хочу сказать, что портрет был написан именно здесь. Или, по крайней мере, его идея возникла именно в этом доме. И витража никто не придумывал. Он на самом деле существовал.– И где же он?– Не здесь.– Но ты сказал, что он должен быть здесь.– Мы ходим кругами, а разгадка должна быть где-то рядом.– Выходит, мы что-то проглядели. Давай пройдемся по дому еще раз, – предложила Финн.Они во второй раз обошли все этажи, молча и сосредоточенно, задерживаясь в каждой комнате и тщательно озираясь. Ни в одном из окон не было ни цветного стекла, ни какого-нибудь признака, что оно когда-то существовало. Финн мысленно проверила теорию Билли и решила, что он совершенно прав. В самом деле, в таком положении относительно окна Вильгельм ван Богарт мог позировать только в одной из названных Билли комнат: передней левой или задней правой на любом из трех этажей.С другой стороны, Рембрандт нередко писал картины и по памяти, а фон и вообще мог быть плодом его воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– ответил он, слегка поклонившись.
Минуту спустя, уже на улице, Билли заметил:– Не слишком дружелюбный тип!– А что ты хочешь? – пожала плечами Финн. – Он юрист и, кажется, понимает во всей этой истории не больше, чем мы.– А для юриста нет ничего противнее, чем не понимать, что, собственно, происходит, – подхватил Билли. – Тут неподалеку я видел одно из этих «коричневых» кафе. Укрепим свой дух чашечкой кофе, перед тем как смотреть дом?– Укрепим.Кофе опять оказался превосходным, а прогулка – приятной. Над Амстердамом ярко светило солнце, по улицам бродили туристы, катились велосипеды и веселые желтые трамваи. Казалось, весь город радуется жизни. В Лондоне Финн никогда не замечала подобного настроения и, пройдя несколько кварталов, поняла почему: здесь встречалось гораздо меньше людей, озабоченно говорящих по мобильному телефону или набирающих что-то на клавиатуре лэптопов, вместо этого амстердамцы просто разговаривали друг с другом или читали. Да и городской пейзаж был не таким агрессивным, как в столице Британии. Разумеется, и здесь хватало неоновых вывесок, но они не слишком бросались в глаза, а огромные рекламные щиты и телевизионные экраны на стенах зданий практически отсутствовали.Финн не сомневалась, что многие ньюйоркцы сочли бы этот город старомодным, но ей он очень нравился.Улица Херенграхт оказалась набережной канала, на ней стояли большие дома и росли маленькие деревья. На дороге вдоль тротуара выстроились припаркованные под углом машины, а в темной воде у парапета покачивались плавучие дома. Как и везде, велосипеды заметно превышали числом автомобили. В воздухе витал непонятный, тяжелый запах, происхождение которого Финн никак не могла определить: вроде бы пахло морем и еще чем-то гораздо менее приятным – точно где-то поблизости разлагалась большая куча мусора.– Это канализация, – объяснил Билли, заметив, как она морщит нос. – Амстердам, наверное, единственный в Европе город, где отходы сливают прямо в воду.– В каналы? – ужаснулась Финн. – Прямо не очищенные?– Они рассчитывают, что отлив унесет все в море.– Век живи – век учись, – вздохнула Финн.Она была огорчена. За те несколько кварталов, что они прошли от офиса Дерлагена, она успела влюбиться в этот милый, дружелюбный город с его политкорректными велосипедами и веселыми трамваями. Любовь, может, и слепа, но, к сожалению, наделена обонянием.– Пришли, – объявил Билли.Они стояли у дверей дома номер сто восемьдесят восемь.Это было довольно большое здание в три этажа, не считая цокольного, красивое и абсолютно симметричное: четыре высоких окна и дверь между ними на первом этаже и по пять окон на следующих двух; крутая крыша с двумя слуховыми окнами и двумя высокими трубами и крыльцо, к которому вели несколько ступенек. На массивном каменном козырьке был выбит герб Богартов и цифры 1685.– Тук-тук, мы пришли, – пробормотала Финн, доставая из сумки ключ.Она легко отперла тяжелую дверь, и они шагнули в дом. 12 Как и обещал Дерлаген, справа от двери они обнаружили небольшую панель. Финн сунула в отверстие узкий конец чипа, и красный мигающий огонек превратился в зеленый. На дисплее появилась надпись: «Для активации – повторить».– Закрой дверь, – попросила Финн.Билли подчинился, и она опять нажала на медиатор. Огонек стал красным, а надпись сообщила: «Сигнализация активирована».– Ну что, пошли на экскурсию?– У меня такое чувство, будто мы вломились в чужой дом, – пожаловался Билли.Финн кивнула. Она тоже испытывала странную неловкость, хоть и помнила, что дом отныне принадлежит им. Ей очень хотелось распахнуть окна: воздух здесь был застоявшимся и каким-то неживым.Прямо перед собой они видели вытянутый холл с дверями по обе стороны. На белых крашеных стенах висело несколько картин, все современные. Холл производил впечатление как будто нарочитой безликости – точно Питер Богарт, обставляя его, старался скрыть свои истинные вкусы и пристрастия.В передней части дома, направо и налево от холла, они обнаружили две просторные светлые комнаты с окнами, выходящими на улицу. Та, что справа, походила на офис. За ними располагались еще две комнаты: большая прямоугольная гостиная с богато украшенным камином слева и такая же большая столовая – справа. Одна узкая лестница вела отсюда наверх, а другая – вниз, на цокольный этаж. Заканчивался холл небольшой уютной комнатой, выходящей в крошечный садик позади дома. Возможно, когда-то там была комната для завтрака или старомодный музыкальный салон.– А где же кухня? – удивилась Финн.– Если судить по Англии, то в таком старом доме кухня должна быть внизу.– Знаешь, я ожидала чего-то совсем другого, – призналась Финн.– Я тоже. Думал, нам достался викторианский особняк, забитый старой мебелью. Неудобные диванчики из конского волоса, портреты предков по стенам и все такое.На самом деле дом оказался полной противоположностью нарисованной им картине. Стены во всех комнатах, как и в холле, были выкрашены в белый цвет и увешаны большими цветными фотографиями экзотических пейзажей и современными картинами – яркими и абстрактными. Мебель выглядела так, словно всю ее закупили в одном магазине – какой-нибудь дорогой голландской версии «Икеи». Узкие доски пола из розового дерева были отполированы до блеска.Они вернулись к лестнице, поднялись на второй этаж и обнаружили там четыре спальни, одну большую ванную и отдельный туалет. Только та спальня, что находилась в передней части дома, казалась обитаемой. Опять белые стены и современная простая мебель. Два больших шкафа: в одном – дорогие костюмы, в другом – повседневная одежда. На тумбочке у кровати – стопка книг на голландском: судя по обложкам, почти все исторические. Среди них Финн отыскала и одну английскую: «Земля под ветрами», автор – Аньес Ньютон Кейт, издана в Лондоне в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Она открыла первую страницу:– «Приключения в Сандакане». – Перевернула еще одну и обнаружила карту. – Похоже, это провинция в Северном Борнео.– Там, где в последний раз видели Богарта? – заинтересовался Билли. – Вряд ли это простое совпадение.Финн перелистала еще несколько страниц.– Тут многое подчеркнуто, и есть заметки на полях, – сообщила она.– Надо будет рассмотреть поподробнее, – сказал Билли, и она положила книгу в сумку.Они поднялись и на третий этаж, но там оказалось только полдюжины совершенно пустых комнаток, покрытых слоем пыли.– Для слуг, – объяснил Билли.В мансарде новые хозяева нашли две кладовки, а в них – несколько разрозненных предметов мебели, старой, но не антикварной. Они не поленились выдвинуть все ящики, но не обнаружили в них никаких личных вещей – ни бумаг, ни старых записных книжек, ни писем.– Такое впечатление, что он здесь совсем не жил, – заметила Финн.– А может, так оно и есть? – предположил Билли. – Что, если он использовал этот дом только как… есть какое-то специальное выражение… только как pied-а-terre Временное пристанище (фр.).
– место, где он вешал шляпу, когда приезжал в Амстердам, а жил на самом деле совсем в другом месте?– Мы даже не заглянули в его лондонскую квартиру, – с сожалением вспомнила Финн.Они снова спустились вниз и осмотрели даже кухню. В ней было все необходимое, кроме еды. В большом и пустом холодильнике стояли только шесть бутылок какого-то напитка под названием «Налу». Финн открутила крышечку и отхлебнула светло-зеленую жидкость.– Неплохо, – прокомментировала она. – По вкусу похоже на манговый сок.Захватив по бутылке «Налу», они вернулись на первый этаж, и Билли вдруг замер, нахмурившись.– В чем дело? – полюбопытствовала Финн.– Да просто пытаюсь понять… – Он по очереди заглянул в обе передние комнаты и опять вернулся в коридор. – Нет, это не здесь.– Что не здесь? – не поняла Финн.– Помнишь картину, которую открыл твой приятель Шнеегартен? Опиши-ка ее.– Портрет Вильгельма ван Богарта в костюме бюргера. Рядом с ним – столик с навигационными инструментами, сзади – бархатная драпировка. – Финн ненадолго задумалась. – Пол из розового дерева. – Она посмотрела под ноги. – Точно такой, как этот.– А откуда падает свет?– Слева. – Финн закрыла глаза, пытаясь представить себе картину. – Там слева узкое окно с витражом. А что тебя смущает? На восьмидесяти процентах картин старых голландских мастеров свет падает слева: и у Вермеера, и у Герарда Доу, и у Франса Хальса, и у Ван Дейка – да почти у всех!– В окне был витраж с гербом ван Богартов. Таким же, как над крыльцом. И полы из розового дерева.– Выходит, портрет был написан здесь? – догадалась Финн.– Вот именно! Только я не понимаю, где именно. – Он взмахом руки обвел холл и комнаты. – Представь себе: если Вильгельм ван Богарт стоит справа, а свет падает из окна слева, то где это могло быть? На каждом этаже есть по два таких места: передняя левая комната или задняя правая. Но витража ни в одной из них нет. Окна выглядят так, будто их триста лет не открывали и, уж разумеется, не меняли. Да и в любом случае они все чересчур широкие.– Значит, мы ошибаемся и картина была написана в каком-то другом месте, – пожала плечами Финн. – А может, вся обстановка – это фантазия художника. В студии Рембрандта слева было огромное окно. Практически все заказные портреты он писал там.– Тогда почему витраж?– Потому что так захотел Вильгельм ван Богарт.– А почему такая мысль вообще пришла ему в голову, если портрет писался в другом месте?– Притормози, а то я за тобой не поспеваю.– Я хочу сказать, что портрет был написан именно здесь. Или, по крайней мере, его идея возникла именно в этом доме. И витража никто не придумывал. Он на самом деле существовал.– И где же он?– Не здесь.– Но ты сказал, что он должен быть здесь.– Мы ходим кругами, а разгадка должна быть где-то рядом.– Выходит, мы что-то проглядели. Давай пройдемся по дому еще раз, – предложила Финн.Они во второй раз обошли все этажи, молча и сосредоточенно, задерживаясь в каждой комнате и тщательно озираясь. Ни в одном из окон не было ни цветного стекла, ни какого-нибудь признака, что оно когда-то существовало. Финн мысленно проверила теорию Билли и решила, что он совершенно прав. В самом деле, в таком положении относительно окна Вильгельм ван Богарт мог позировать только в одной из названных Билли комнат: передней левой или задней правой на любом из трех этажей.С другой стороны, Рембрандт нередко писал картины и по памяти, а фон и вообще мог быть плодом его воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29