ГЛАВА VIII. Объявление войны
Может показаться странным, однако нам приходится подтвердить факт, имевший несколько раз место во время наших странствий по Америке и заключающийся в том, что часто чувствуешь приближение несчастья, не будучи в состоянии отдать себе отчета в испытываемом чувстве; чувствуешь, что опасность угрожает, не будучи в состоянии определить ни времени, ни обстоятельств ее наступления; день становится как будто мрачнее, солнечные лучи теряют свой блеск, предметы внешнего мира принимают печальную окраску; в воздухе замечается какое-то странное дрожание; все, по-видимому, охвачено странным и непонятным беспокойством.
Хотя и не случилось ничего такого, что бы подтверждало опасение капитана насчет возможных последствий его встречи с пауни, однако все население колонии уже с наступлением вечера чувствовало себя во власти необъяснимого страха.
В шесть часов по заведенному порядку прозвонил колокол, чтобы дать сигнал дровосекам и пастухам. Все вернулись, животных загнали в стойла и, по крайней мере внешне, ничто необычайное не должно было, по-видимому, нарушить спокойствие колонистов.
Сержант Ботрейл гнался несколько часов вместе с товарищами за Обезьяньем Лицом, но они нашли лишь лошадь, которой столь нагло завладел индеец и которую он потом, по всей вероятности, бросил, чтобы легче скрыть свои следы.
В окрестностях колонии не оказалось ни малейшего признака индейцев, тем не менее капитан, сильно обеспокоенный, удвоил число часовых, охранявших безопасность колонии, и приказал сержанту каждые два часа посылать патрули для обхода укреплений.
Когда были предприняты все предосторожности, семейство капитана и слуги собрались в нижней комнате башни на вечернюю беседу, согласно обыкновению, установившемуся с самого начала их пребывания в этом месте.
Капитан, сидя в большом кресле у камина, так как ночью становилось свежо, занимался чтением какой-нибудь старой книги по военным наукам, в то время как миссис Уатт вместе со своими служанками чинила белье.
На этот раз капитан вместо чтения сидел, сложив руки на груди и устремив глаза на огонь, и казался погруженным в глубокое раздумье.
Наконец он поднял голову и, обращаясь к жене, произнес:
— Разве ты не слышишь, как дети плачут?
— В самом деле, я не могу объяснить себе, что с ними сегодня, — отвечала та, — их никак не удается успокоить. Бетси возится с ними уже около часа и никак не может уложить их спать.
— Ты бы пошла туда сама. Пожалуй, не совсем удобно поручать их заботам служанки.
Миссис Уатт, ничего не сказав, вышла, и скоро голос ее послышался на верхнем этаже, где была детская.
— Таким образом, сержант, — произнес капитан, обращаясь к старому солдату, занятому в углу комнаты починкой хомута, — вам не удалось вернуть этого негодного язычника, столь грубо сбросившего меня сегодня на землю.
— Мы даже не видели его, капитан, — сказал сержант. — Эти индейцы, точно ящерицы, проскальзывают всюду. Хорошо еще, что я отыскал Бостона. Бедное животное проявило такую радость, увидев нас снова.
— Да, да, Бостон — благородное животное, мне неприятно было бы его лишиться. Не ранил ли его язычник? Ведь всем известно, что эти дьяволы имеют привычку дурно обращаться с животными.
— Насколько я заметил, он вполне здоров. Должно быть, индеец решил поскорее избавиться от него, почуяв за собой погоню.
— Да, по всей видимости так и было, сержант. Вы внимательно обыскали окрестности?
— Мы сделали все, что было в наших силах, капитан. И я не нашел ничего подозрительного. Краснокожим придется хорошенько подумать, прежде чем напасть на нас. Мы задали им слишком хорошую встряску, чтобы они о ней так скоро забыли.
— Я не разделяю вашего восторга, сержант. Индейцы мстительны. Я уверен, что они захотят нам отомстить и что в один прекрасный день, может быть скоро, мы услышим в долине их воинственный клич.
— По правде сказать, я этого не желаю, но мне кажется, если они на это отважатся, то найдут, с кем поговорить.
— Я разделяю ваше мнение, но они преподнесли бы нам неприятный сюрприз, в особенности теперь, после стольких трудов и забот, когда мы должны увидеть плоды своей деятельности.
— Да, это было бы досадно, потому что потери, которые может причинить нападение этих разбойников, трудно даже вообразить.
— К несчастью, мы можем лишь быть настороже, так как у нас нет возможности воспрепятствовать исполнению планов, которые, без всякого сомнения, задумывают против нас эти краснокожие дьяволы. Вы, сержант, расставили часовых так, как я приказал?
— Да, капитан, и я дал им строжайший приказ быть как можно бдительнее. Мне кажется, что пауни, несмотря на всю свою хитрость, не сумеют напасть на нас неожиданно.
— Нельзя этого утверждать, сержант, — ответил капитан, с сомнением покачав головой.
В ту же минуту, как бы в подтверждение слов капитана, колокол, помешенный снаружи, для того чтобы предупреждать колонистов о том, что кто-то желает войти в крепость, с силой зазвонил.
— Что это значит? — вскричал капитан, кидая пристальный взор на часы, висевшие на противоположной стене. — Уже около восьми часов вечера, кто может прийти так поздно? Все ли люди вернулись?
— Все, капитан, за стенами не осталось никого.
Джеймс Уатт встал, схватил ружье и, сделав знак сержанту следовать за ним, направился к выходу.
— Куда ты, мой друг? — раздался нежный голос, в котором звучало беспокойство.
Капитан повернулся к жене, незаметно для него вошедшей в комнату.
— Разве ты не слыхала звона? — сказал он ей. — Кто-то хочет, чтобы его впустили.
— Да, друг мой, я слышала, — но ваше ли дело идти отпирать в столь позднее время?
— Миссис Уатт, — холодно, но твердо сказал капитан, — я отвечаю за жизнь всех обитателей этого форта. Справедливость требует, чтобы в столь позднее время шел отворять именно я, так как это сопряжено с опасностью, а я должен во всем служить примером храбрости и верности долгу.
В эту минуту колокол зазвонил вторично.
— Идем, — сказал капитан, обращаясь к сержанту.
Молодая женщина не сказала ни слова. Бледная и дрожащая от волнения, она присела на диван.
Несмотря на это, капитан вышел, сопровождаемый Ботрейлом и четырьмя охотниками с ружьями в руках.
Ночь была темная, на мрачном небе не было видно ни звездочки, в двух шагах от себя трудно было различать предметы, холодный ветер глухо завывал. Ботрейл снял с крюка фонарь, чтобы освещать путь.
— Как могло случиться, — проговорил капитан, — что часовой, стоящий у моста, не закричал: «Кто идет?»
— Может быть, из боязни поднять тревогу, зная, что мы услышим сигнал с башни.
— Гм! — пробормотал капитан сквозь зубы.
Они продолжали двигаться вперед. Скоро они услышали чей-то голос и стали прислушиваться. Это был голос часового.
— Подождите, — говорил он, — пока сюда придут. Я вижу свет от фонаря, вам осталось подождать всего несколько минут. Исключительно в ваших интересах я советую вам не трогаться с места, или я буду стрелять.
— Parbleu! — отвечал снаружи насмешливый голос. — Странно у вас понимается гостеприимство. Ладно, я подожду. Вы можете убрать дуло вашего ружья, я вовсе не намерен нападать на вас в одиночку.
В это время капитан подошел к окопу.
— Что там такое, Боб? — спросил он караульного.
— Право, я и сам не вполне понимаю, капитан, — отвечал тот. — У самого рва стоит человек, который желает во что бы то ни стало войти.
— Кто вы такой, и что вам нужно? — закричал капитан.
— А сами вы кто? — спросил неизвестный.
— Я — капитан Джеймс Уатт, и я вам заявляю, что в столь позднее время вход неизвестным бродягам в колонию запрещен. Приходите сюда с восходом солнца, тогда я, может быть, и позволю вам войти в мое имение.
— Остерегайтесь поступить таким образом, — отвечал неизвестный. — Ваша настойчивость заставит меня потерять напрасно время на берегу этого рва и может обойтись вам дорого.
— Сами остерегайтесь, — нетерпеливо отвечал капитан, — я не расположен выслушивать угрозы.
— Я не угрожаю вам, я только предупреждаю. Вы уже совершили сегодня один промах, и не стоит делать еще более серьезную ошибку сегодня вечером, настойчиво отказываясь меня принять.
Такой ответ поразил капитана и заставил его призадуматься.
— Но, — сказал он минуту спустя, — если я соглашусь вас впустить, то кто мне поручится, что вы меня не предадите. Ночь темна, и вы можете с собой провести огромную толпу, так что я и не замечу.
— Со мной один только товарищ, за которого я отвечаю, как за себя.
— Гм! — сказал капитан еще в большей нерешительности. — А кто мне за вас поручится?
— Я сам.
— Кто же вы такой? Вы говорите на нашем языке так хорошо, что можно принять вас за одного из своих соотечественников.
— Пожалуй, с натяжкой можете. Я — канадец, а зовут меня Транкилем.
— Транкиль! — воскликнул капитан. — Значит, вы знаменитый лесной охотник, прозванный «Тигреро».
— Не знаю, насколько я знаменит. Все, что я с уверенностью могу сказать, это то, что я тот самый человек, о котором вы говорите.
— Если вы на самом деле Транкиль, то я вас впущу. Но что за человек ваш товарищ?
— Черный Олень, верховный вождь племени Змеи.
— О-о! — пробормотал капитан. — Что же ему здесь нужно?
— Это вы узнаете, если пожелаете нас впустить.
— Хорошо, можете войти! — крикнул капитан. — Но знайте, что при первом признаке предательства вас и вашего товарища убьют без сожаления.
— Вы сделаете это с полным правом, если я нарушу данное вам слово.
Капитан, отдав охотникам приказ быть готовыми к любой случайности, приказал опустить подъемный мост.
Транкиль и Черный Олень вошли.
Оба были безоружны, насколько можно было заключить по их внешнему виду.
Видя столь явное выражение доверия, капитан устыдился своих подозрений, и когда подъемный мост убрали, он отпустил конвой, оставив для своей охраны одного лишь Ботрейла.
— Следуйте за мной, — сказал он обоим пришельцам.
Те молча поклонились и пошли с ним рядом.
Они дошли до башни, не сказав ни слова.
Капитан ввел их в комнату, где находилась в одиночестве миссис Уатт, погруженная в сильнейшую тревогу.
Капитан подал ей знак, чтобы она удалилась. Она бросила на него умоляющий взор, который был ему понятен, и так как он более не настаивал, она молча осталась сидеть на своем месте.
У Транкиля на лице было то же спокойное и открытое выражение, с которым мы уже знакомы, и в обращении его не было заметно ничего такого, что бы обличало в нем враждебные намерения по отношению к колонистам.
Черный Олень, напротив, был мрачен и суров.
Капитан предложил гостям занять места у камина.
— Садитесь, господа, — сказал он им, — вы должны согреться. В качестве друзей или врагов приходите вы ко мне?
— Задать этот вопрос легче, чем на него ответить, — добродушно сказал охотник. — Пока намерения наши мирны. От вас, капитан, зависит, в каком настроении мы вас покинем.
— Во всяком случае, вы не откажетесь закурить?
— Теперь, по крайней мере, прошу нас извинить, — отвечал Транкиль, который, по-видимому, взял на себя обязанность говорить и от своего имени, и от имени своего товарища. — Мне кажется, лучше сейчас же решить дело, которое нас сюда привело.
— Гм! — произнес капитан, озадаченный в душе этим отказом, не предвещавшим ему ничего хорошего. — Говорите, в таком случае, я вас слушаю. С моей стороны препятствий к мирному решению дела не будет.
— Я желаю этого от всего сердца, капитан, тем более что я нахожусь здесь с единственной целью устранить последствия, которые могут быть вызваны недоразумением или минутной запальчивостью.
Капитан поклонился в знак признательности, и канадец начал свою речь.
— Вы, senor caballero, старый солдат, — сказал он, — поэтому лучше всего быть с вами кратким. Вот в двух словах цель нашего прихода: пауни обвиняют вас в том, что вы вероломно захватили их селение и перебили значительную часть их родных и друзей. Так ли это?
— Я действительно захватил селение. Но на это я имел право, так как краснокожие отказались отдать мне его добровольно. Я отрицаю, что это было сделано вероломно. Напротив, пауни предательски поступили со мной.
— О-о-а! — вскричал Черный Олень, быстро поднимаясь с места. — У бледнолицего во рту лживый язык.
— Успокойтесь! — воскликнул Транкиль, заставляя его снова сесть. — Дайте мне самому распутать этот клубок. Простите, капитан, что я настаиваю, но вопрос серьезен и истина должна быть выяснена. Ведь вожди племени дружественно встретили вас при вашем прибытии?
— Действительно, первоначальные наши отношения были дружескими.
— Отчего же они перешли во враждебные?
— Я уже сказал: потому что они, вопреки данному ими клятвенному слову, отказались уступить мне это место.
— Как! Уступить вам это место?
— Разумеется, ведь они продали мне эту землю.
— О-о! Капитан, это требует объяснения.
— За ним дело не станет, я вам докажу свою правоту, продемонстрировав купчую крепость.
Охотник и вождь обменялись удивленными взглядами.
— Я тут ничего не понимаю, — сказал Транкиль.
— Подождите минутку, — сказал капитан. — Я сейчас найду ее и покажу вам.
Затем он вышел.
— О, сударь, — произнесла молодая женщина, с мольбою складывая руки, — постарайтесь помешать столкновению.
— Увы, сударыня, после такого оборота дела это будет очень трудно, — печально ответил охотник.
— Вот смотрите, — сказал капитан, входя и показывая гостям купчую крепость.
Обоим было достаточно одного взгляда, чтобы различить плутовство.
— Документ этот подложный, — сказал Транкиль.
— Подложный? Это невероятно! — в изумлении вскричал капитан. — В таком случае я был гнуснейшим образом обманут.
— К несчастью, так и случилось.
— Как же быть? — машинально пробормотал капитан.
Черный Олень встал с места.
— Пусть услышат бледнолицые, — сказал он, — слова вождя, которые он сейчас скажет.
Канадец хотел вмешаться, но знак вождя заставил его замолчать.
— Моего отца обманули. Он — честный воин, и голова его убелена сединой. Ваконда наградил его мудростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34