Но я должен посоветоваться с домициусом.
Он направился в кабинет домициуса Лехара и вернулся прежде чем нас позвали к столу.
– Домициус вполне понимает важность вашей просьбы и дает свое согласие. Он просит вас лишь передать его лучшие пожелания графу Лаведану, когда вы увидитесь с ним.
Я заверил капитана Лардье, что непременно сделаю это в следующий раз, когда встречусь с графом в светском обществе. Признаюсь, я почувствовал себя виноватым, но это длилось не более трех секунд.
Вечером того же дня в офицерской столовой возникло неожиданное осложнение. Я уже знал, что капитан Лардье был сплетником первейшей пробы, и поэтому известие о том, что у меня появилась высокопоставленная подруга, быстро распространилось среди моих товарищей-офицеров.
Я допил свой обычный послеобеденный напиток – стакан холодного лимонного сока с ложечкой сахара – и уже собирался присоединиться к легату Петре, читавшему в уголке, когда услышал взрыв смеха и упоминание моего имени. Присмотревшись, я увидел легата Нексо в окружении группы его приятелей, таких же развязных хлыщей, как и он сам.
– Капитан а'Симабу, – произнес он, заметив, что привлек мое внимание, и гаденько улыбаясь. – Насколько я понимаю, вам выпало счастье завоевать благосклонность некой графини. Могу ли я поинтересоваться, какими... скрытыми талантами вы обладаете? Видите ли, дело в том, что никому из нас до сих пор не удавалось удостоиться хотя бы улыбки этой красотки.
Менее всего я нуждался в таких слухах. Я отставил бокал, стиснул зубы и подошел к легату. Поначалу он продолжал улыбаться, но чем ближе я подходил, тем бледнее становилось его лицо – в репутации вспыльчивых драчунов, которой пользуются симабуанцы, есть определенные преимущества.
Я резко вытянул руку, и он отпрянул, несомненно ожидая удара. Вместо этого я выхватил бокал, который он держал в руке, и понюхал жидкость.
– Насколько я понимаю, вы пьяны, легат. Это единственное обстоятельство, способное смягчить оскорбление, нанесенное вами одной из благороднейших семей города.
Он совершенно не ожидал атаки с этой стороны.
– Капитан, я...
– А теперь вы еще спорите со мной? – я повернулся и помахал эскадронному командиру Нексо, капитану Аберкорну. – Капитан, могу ли я ненадолго отвлечь ваше внимание?
Аберкорн подошел к нам.
– Капитан, этот ваш легат имел наглость оскорбить мою знакомую, графиню Аграмонте-и-Лаведан, в присутствии других офицеров. Он либо идиот, либо пьяница. Разумеется, я не могу вызвать на дуэль младшего офицера, да и в любом случае не испытываю желания пачкать свой клинок его кровью. Я мог бы призвать его к ответу в суде воинской чести... но, учитывая молодость и глупость легата, могу ли я попросить вас назначить более подобающее наказание для этого мальчишки?
Нексо побагровел от ярости и страха. Он прекрасно понимал, что оправдания бесполезны. Я был чрезвычайно доволен собой.
Капитан Аберкорн, известный тугодум, промямлил что-то неразборчивое и добавил:
– Конечно, это недопустимо. Какое наказание на ваш взгляд было бы уместным, сэр?
– Пожалуй, вам следует запретить ему появляться в офицерской столовой в течение месяца, а поскольку у него явно имеются проблемы с алкоголем, то потребовать воздержания на значительно более долгий срок, по вашему усмотрению. Возможно, это вразумит его.
– Вы совершенно правы, сэр. Легат, вы слышали, что сказал капитан. Удалитесь немедленно и помните: если вы собираетесь и дальше служить в полку Золотых Шлемов, то впредь я не хочу слышать ни о чем подобном.
Таким образом, с легатом Нексо было покончено. Слухи могли продолжаться, но их уже не осмеливались высказывать открыто.
Я с гораздо б о льшим удовольствием дал бы ему по морде, но выбранный мною более тонкий способ наказания действовал надежнее. Разумеется, его главной движущей силой был страх: все эти карьеристы, называвшие себя солдатами, смертельно боялись оскорбить такую могущественную семью, как Аграмонте.
Итак, я очертя голову бросился в омут. Справедливо считая себя дураком, я задумался о том, какой костюм должен носить дурак на маскараде. Впервые в жизни мне пришлось иметь дело с бессмысленными, но надоедливыми мелочами, заполнявшими досуг богатых людей.
Естественно, я не мог явиться на маскарад в парадном мундире. Я подумал о костюме Вахана, но это было бы кощунством по отношению к обезьяньему богу, которого я глубоко почитал. Легат Йонг предложил простое решение: нарядиться в лохмотья, которые я использовал для маскировки под хиллмена. Я обдумал его предложение, но моя душа восставала против этого: хиллмены были нашими врагами, и не к лицу было возвеличивать их при любых обстоятельствах. Карьян, в последнее время делавший заметные успехи в остроумии, предложил мне прийти на маскарад голым и пятясь задом наперед.
– Что это будет означать?
– Как что, сэр? Буханку свежевыпеченного хлеба!
Я отослал его на конюшню и зашел за советом к Тенедосу. Провидец тоже собирался на бал-маскарад вместе с Розенной. К тому времени я уже успел поближе познакомиться с ней. Поскольку я никогда не уделял особенного внимания человеческой репутации в любой области, кроме чести, баронесса начинала мне нравиться. Она была остра на язык и специализировалась на высмеивании разного рода провинциальных вельмож, стремившихся приобщиться к столичной жизни.
Тенедос сообщил, что его собственный наряд уже выбран и подготовлен – они с баронессой оденутся в меха и возьмут с собой дубинки, изображая Первого Мужчину и Первую Женщину.
– Почему бы тебе не переодеться крестьянином, повесив на шею желтый шелковый шнурок? – предложил он. – А потом посмотри, сколько людей узнает этот костюм, и ты сразу поймешь, как глубоко Товиети проникли в наше светское общество.
Я уже рассказал Тенедосу о маркизе Фенелон и ее золотой заколке, и он не выказал особенного удивления. Его предложение показалось мне интересным, но не более того.
Были рассмотрены и другие идеи, отвергнутые как абсурдные, дорогостоящие или непрактичные. Полагаю, половина никейских вельмож испытывала те же трудности: магазины дорогой одежды полны людей, а кареты покупателей загромождали улицы.
Наконец я остановился на роли странствующего нищего монаха, для которой требовался лишь мешковатый оранжевый балахон, веревка-подпояска и чаша для подаяний с крюком, подвешенная к поясу. Добавив к этому наряду полумаску, я остался доволен.
Маран спустилась по лестнице, и я забыл о своих слабых потугах на остроумие – дескать, чтобы подкрепиться перед молитвой, мне понадобится хотя бы чашка риса.
Маска злобного морского чудища закрывала ее голову, за исключением носа и губ. Глаза были скрыты за широкими темными линзами. В задней части маски находилось небольшое отверстие, позволявшее ее волосам свободно падать на плечи.
Маска плавно переходила в костюм из мерцающей светло-зеленой ткани, возможно, шелковой, обтягивавшей ее тело от шеи до щиколоток. В одеянии был сделан разрез до середины бедра, поэтому каждый ее шаг приоткрывал шелковистую кожу ее ног.
Платье так плотно облегало ее формы, что было совершенно ясно: под ним ничего нет. Заметив очертания ее сосков под тонкой зеленой тканью, я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Моя реакция была настолько очевидной, что ее соски тут же отвердели и слегка приподнялись. Я был рад, что просторный балахон скрывает ответ моего собственного тела.
Платье имело тонкий узор, напоминавший змеиные чешуйки. Оно было пропитано магией, причем в буквальном смысле. С каждым ее шагом оттенок платья менялся, и по нему пробегали волнообразные колыхания, как у ползущей змеи; кольца поднимались к ее плечам, а затем спускались вниз.
Маран остановилась в нескольких шагах от меня.
– Ну как?
– Мадам Морская Змея – очаровательнейшее существо всех океанов, – сказал я. – Морякам графа Лаведана очень повезло, что настоящие морские змеи не столь прекрасны, иначе многие его корабли остались бы без команды, став игрушками ветров и волн.
– Благодарю вас, сэр, – выражение ее лица стало серьезным. – Однако у меня есть одна просьба. До конца этого вечера я больше не хочу слышать имя моего мужа.
Меня это вполне устраивало. Тем временем Маран капризно надула губки.
– Эти его проклятые дела в Чигонаре! Он мог бы послать своего агента, но ему приспичило отправиться самому. Думаю, ему не хотелось, чтобы я попала на этот бал. Но способ всегда найдется, не так ли?
– Как сказала миледи, мы не обсуждаем некоего судовладельца, поэтому я не могу ответить.
Она звонко рассмеялась, как будто зазвенели серебристые колокольчики.
– Ваше воображение пугает меня, – заметил я, пристальнее изучив ее костюм.
– Воображать может любой, – возразила она. – Я восхищаюсь двумя людьми, создавшими этот костюм. Во-первых, это моя портниха, а затем Провидец, наложивший на него заклятье движения.
Оно будет жить всего лишь один вечер, – продолжала она, – а потом превратится в безделушку, в очередное платье. Впрочем, это не имеет значения. Оно так или иначе лопнет по шву, когда я буду снимать его.
Я слышал о том, что ткань можно оживлять заклятьем движения, но и представить себе не мог, как это выглядит на самом деле. Мне не хотелось даже думать о том, сколько стоило это платье – без сомнения, мой отец мог бы закупить семян на весь сезон для нашего поместья, не потратив столько денег. Но Аграмонте могли позволить себе любую экстравагантность.
– Пойдем? – предложил я. – Вам понадобится накидка. Мне жаль ваш эффектный костюм, однако на улице сейчас довольно холодно.
– Мне тепло, поскольку это предусмотрено заклятьем, наложенным на ткань, – с шутливым самодовольством ответила она. – Кроме того, если мне станет холодно, о достопочтенный сэр, я уверена, что под этим вашим балахоном найдется местечко для двоих.
В те дни Водный Дворец принадлежал Совету Десяти, хотя использовался только для церемониальных надобностей. Теперь я очень хорошо знаком со всеми его садами, залами и бассейнами, так как спустя недолгое время он стал моей собственностью. Но в тот день я попал туда впервые, и поэтому, когда мы вышли из экипажа Маран во внутреннем дворе, меня охватил благоговейный трепет.
Дворец стоит на склоне холма, примерно в трех милях от центра Никеи, посреди парка площадью в сто акров. Поблизости протекает один из рукавов реки Латаны, откуда для искусственных озер над дворцом берется вода, которую фильтруют по пути до кристальной чистоты горного ручья. Оттуда вода стекает вниз по сотням каменных русел, питающих фонтаны, низвергающиеся маленькими водопадами или впадающие в пруды, где плавают разноцветные рыбки, а затем возвращается в Латану. Другие бассейны подогреваются вездесущим никейским газом до подходящей температуры и используются для купания.
Сам дворец представляет собой комплекс зданий, каскадом спускающихся вниз по склону. Каждое из них кажется отдельным, хотя все они соединены подземными переходами.
В парках есть открытые павильоны, лабиринты из живой изгороди и тенистые аллеи – дворец великолепно оснащен как для тайной встречи любовников, так и для грандиозного бала, подобного тому, на который мы явились.
Я был прав, полагая, что сюда съедется весь цвет никейского общества. Никто не упустил удобного случая, и костюмы гостей просто ошеломляли. Костюм Маран удостоился многочисленных комплиментов, но, по-моему, она выделялась бы в толпе еще больше, если бы одела такой же монашеский балахон, как у меня.
Торжество проходило в главном зале дворца – грандиозном куполообразном помещении, способном вместить вдвое больше народу, чем там присутствовало. На подиуме играл большой оркестр, а несколько других находились в разных местах парка; благодаря удивительному мастерству или чародейству, все они играли одну и ту же мелодию, не сбиваясь с ритма.
В центре зала стоял Чардин Шер, перед которым выстроилась длинная очередь желающих поприветствовать его. Я заметил Провидца Тенедоса и баронессу Розенну, стоявших где-то в середине очереди. Мы присоединились к ним, спросив разрешения у тех, кто стоял сзади. Как и все остальные, мы с Маран сняли свои маски – таинства начинались после обмена приветствиями с премьер-министром Каллио.
– Как тебе мой костюм, Дамастес? – поинтересовался Тенедос.
– Вы очень похожи на Первого Человека, сэр, – ответил я. – Хотя я не предполагал, что он был таким волосатым.
– Кажется, мой портной немного увлекся, – пояснил Тенедос.
Если меховой покров Тенедоса был обильным сверх меры, то баронесса Розенна компенсировала этот недостаток по-своему: ее костюм состоял из мехового воротника вокруг шеи, от которого спускались две полоски, прикрывавшие середину ее грудей, хотя когда она поворачивалась, соски все равно выглядывали наружу. Мех сбегал тонкой лентой вдоль позвоночника, проходил между ног и заканчивался на бедрах короткой юбочкой. Довершали костюм меховые сапожки и маска в виде волчьей головы.
– Думаю, костюмер полагал, что Первый Мужчина был сотворен на ледяном Юге, а Первая Женщина – на знойном Севере, – сказала Розенна. – Но Лейшу не нравится моя теория.
– Я этого не говорил, – возразил Тенедос. – Я только сказал, что не понимаю, как они могли встретиться, если твоя теория справедлива.
– По воле Умара может случиться все что угодно.
– Скорее всего, тогда Первый Мужчина стал бы жить с первой козой, повстречавшейся ему по пути, и Второй Мужчина никогда бы не появился на свет, – с улыбкой заметил Тенедос.
Я не ошибся: Розенна оказывала благотворное влияние на Провидца. В тот вечер он был необычайно благодушен. Но по мере того как мы приближались к Чардин Шеру, его жизнерадостность слабела, и он перестал шутить. Его взгляд был прикован к каллианцу. Я последовал его примеру, предоставив женщинам вести светскую болтовню.
Чардин Шер был высоким – почти таким же высоким, как я. Из-за худобы его чисто выбритое лицо казалось почти изможденным. Глаза у него были самого бледного серого оттенка, который я когда-либо видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78