– Однако в снах не уточняется, о какой планете идет речь. Это – мир, подходящий для проживания человека, но таких тысячи в пределах Млечного Пути. Бессмысленно посылать инквизиторов и наемников-притивов на разведку: у воителей безмолвия есть свои собственные наблюдатели, часовые, которые сменяют друг друга и которые определяют малейшие ментальные вибрации за тысячи километров.
– Значит, мы не можем к ним приблизиться.
– Немного терпения, господин коннетабль… Видя, что мои поиски не ведут к успеху, я взял на себя риск проникнуть в сны дамы Сибрит. Вначале я не добился никакого результата: даже подсознательно она мне не доверяла. И понял, что должен предстать перед ней в виде знакомого ей существа, одного из тех, кто в детстве помогал воспитывать ее. Порывшись в архивах ее подсознания, я открыл, что на нее оказали сильное впечатление сказки о зверях ее родной провинции Ма-Жахи. Особое пристрастие она питала к Вал-Гуа, медвигру со шкурой из розового опталия, с изумрудными глазами и алмазными когтями. Я внушил ей, что являюсь Вал-Гуа, и смог свободно разгуливать по ее снам… У людей очень странные сны, господин коннетабль: вначале трудно найти последовательность в постоянной смене образов, кажется, что ни разум, ни логика не имеют места в этом мире, который управляется случаем, абсурдностью…
– Однако человеческие сны воздействуют на равновесие вселенной, – перебил его Паминкс. – Странная способность, обеспечивающая их статус людей.
– Не буду пересказывать детали, господин коннетабль, но знайте: моя настойчивость позволила мне войти в континуум снов императрицы. Вал-Гуа стал главным персонажем ночей дамы Сибрит. Каждый раз как появлялись дочь Алексу и Тиксу Оти, я задавал императрице вопросы, заставляя вносить уточнения. Все это потребовало двенадцати универсальных лет, двенадцати лет ночных бдений в закутке, за исключением тех более или менее продолжительных периодов, когда дела Ангов призывали меня на другие планеты, но я добился своей цели. Теперь я знаю, где скрываются воители безмолвия…
Гаркот перестал вещать и несколько секунд смотрел на кошкокрыса, терзавшего его бурнус. Остальные грызуны, не столь отважные, держались поодаль от скаитов.
– Знать – одно дело, действовать – совершенно другое, господин сенешаль. Вам надо было поделиться своими знаниями со спорами-властителями.
– Я не нуждался в советах Гипонероархата, чтобы принять нужные меры, господин коннетабль. Я собрал все необходимые данные: я знаю цель и имею средства эту цель поразить… Дочь Алексу и Тиксу Оти с Оранжа скоро будет нейтрализована. Окончательно.
– Ваше обращение к Хранительнице Врат связано с этой целью?
– Перед тем как ответить вам, мне хотелось бы понять истинные причины нашей встречи…
– Вернее, хотите знать об участи вашей индивидуальности, вашего «я», вашего эго… Вы научились шантажу у людей?
Бурнус Гаркота разорвался с легким треском. Кошкокрыс упал на спину, вцепившись когтями в кусок белой ткани. Он не успел подняться, а тем более унести драгоценную добычу в нору: остальные грызуны бросились к нему и разорвали лоскут на части. Он пытался огрызаться, но зверьков было слишком много, и они с пронзительным визгом стали царапать и кусать его. На серой шкурке появились красные круги. Он перестал сопротивляться и отдал добытое с трудом добро. Инстинкт выживания взял верх. Гаркот был разочарован, хотя не понимал почему.
– Разочарование… еще одна человеческая характеристика, – заговорил Паминкс. – Ваше время заканчивается, господин сенешаль. Десять тысяч спор матричного завоевания, находящиеся на трехстах семидесяти семи планетах, обжитых человеческими расами, растянули сеть с тончайшими ячейками. Настал момент определиться с резидентом седьмого этапа Плана…
– Как вы заметили, я установил непроходимый барьер в мозгу вокруг некоторых своих данных, – возразил Гаркот. – Ими можно воспользоваться, только если я проявлю волю. Если вы растворите меня в одном из двух конгломератов, вы окончательно потеряете след дочери Алексу и…
– А кто вам говорит о растворении ?
– Тогда что означает ваше выражение «ваше время заканчивается» ?
Последовало долгое молчание, но Гаркот четко ощущал присутствие Гипонероархата в мозгу собеседника.
– Ваше время уникальной споры, – наконец ответил Паминкс.
– Уточните…
– Отныне вы стали ядром-основателем третьего конгломерата…
Гаркот бросил взгляд на раненого кошкокрыса, чье окровавленное брюшко конвульсивно содрогалось.
– Моя память не содержит имплантов образования конгломерата…
– Я обладаю этими данными, – сказал Паминкс. – Разве я вам не сообщил несколько минут назад о программе, предназначенной для устранения пустоты в вашем мозгу?
– И как вы ее имплантируете?
– Осуществив первое слияние третьего конгломерата, господин сенешаль… Слив мою спору с вашей… Вы не потеряете своего субъективного ощущения, которым так дорожите. Оно будет обогащено моими данными.
– Вы и я – резидент седьмого этапа Плана…
– Намного больше. Мы сможем посылать импульсы на растворение каждый раз, как нам это понадобится, сможем перерабатывать споры, наделяя их новой оболочкой. Моя память хранит химическую формулу питательной жидкости матричных чанов. Это подземелье прямо предназначено для установки новых чанов… Здесь мы спокойно переделаем мыслехранителей в стирателей… Когда я говорю «мы», я вовсе не собираюсь коверкать вашу драгоценную индивидуальность…
Гаркот не мог не испытывать некоей радостной гордости (такая гордость была продолжением эгоцентризма). Гипонероархат не только не угрожал ему растворением, но признавал его заслуги и давал ему средства – могучие средства конгломерата – для продолжения личных исследований в эмоциональной и мозговой областях. Споры-властители исподволь признавали обоснованность его работы. Они решили пойти по опасному пути, который он наметил, не заставляя его возвращаться на прямые тропы, намеченные ими. Став конгломератом, он получал доступ ко всем данным коллективной памяти Гипонероархата. План матричного завоевания будет открыт ему во всей полноте. Отныне ни одно решение не будет приниматься без его согласия.
И не осталось никакого сострадания (сострадание, которое обязательно вело к страданию) во взгляде, который он бросил на раненого кошкокрыса. Лежащий на спине грызун был символом проигрыша, абсурдной жертвы в пользу коллективного интереса. Без его отчаянной храбрости остальные, более трусливые, зверьки никогда бы не получили обрывка ткани, но теперь они забыли о нем, и грызун истекал кровью при всеобщем равнодушии. Гаркот наклонился, схватил камень и размозжил череп зверьку. Брызги крови запачкали его бурнус.
– У вас меньше терпения, чем у меня, господин сенешаль. За пятнадцать лет пребывания здесь я не убил ни одного грызуна. Первое время я наблюдал за ними, не зная, чем заняться. Через два часа я разобрался с основными механизмами их инстинкта, еще через три часа смог подражать их крикам и поведению доминирующих самцов и на полчаса занял их место… Ради развлечения… Я охладел к своей затее, когда меня стали домогаться самки. Я вряд ли сумел бы им объяснить, что у меня нет органов размножения. И дал им возможность сгрызть мой бурнус, а потом устроился в этой нише, где мой мозг сам собой распрограммировался. Я потерял всякое ощущение времени. Пока не получил импульс от Гипонероархата и сообщение о вашем визите…
– Каким способом мы проведем слияние наших спор? – осведомился Гаркот.
– Простым соединением ртов… Они не только звуковые резонаторы… Вы готовы?
Гаркот выпрямился. В это мгновение подспудная отравленная мысль промелькнула в его мозгу: не обманули ли его споры-властители? Не сотрут ли данные Паминкса его эгоцентричное видение мира, его субъективное ощущение самого себя? Не было ли притворством согласие с его условиями и возведение в ранг суверенной единицы, чтобы выкрасть его тайные данные и с успехом переделать его?
– Видите, куда недоверие завело человеческие расы, господин сенешаль: на край пропасти… Десяти тысячам спор под силу уничтожить сотни миллиардов людей…
– С какой целью?.. С какой целью?
Резкие телепатические волны Гаркота возбуждали нервные импланты в мозгу. Ему непременно нужен был ответ на этот вопрос. Он отбросил сомнения и подошел к Паминксу. Бывший коннетабль наклонился к нему и осторожно коснулся растрескавшимися губами (хотя вряд ли эти наросты можно было назвать губами) губ сенешаля.
Гаркоту эта карикатура на поцелуй казалась гротескной. Он иногда видел мужчин и женщин, слившихся в страстном поцелуе, но то слияние влажных эластичных губ людей околдовывало, а объятие двух скаитов граничило с абсурдом.
Гаркот внезапно ощутил прилив жара к основанию черепа. Ему показалось, что его нервные сети не принимали внезапного повышения уровня энергии. Потом к нему вернулось внутреннее спокойствие, и он понял, что получил доступ к новой фантастической информации. К полной памяти Гипонероса… Отныне он увидел людей в истинном свете и пообещал себе, что приложит все силы для их полного уничтожения.
Данные не уточняли, по каким причинам комплекс (отрицательная сила, скорее абсолютное отрицание, чем комплекс) невероятного ужасающего могущества, который создал Гипонерос, с таким остервенением боролся с человеческими расами. Гаркот догадывался об иных битвах, которые разворачивались в сферах, куда ранее ему был закрыт доступ. Но ему уже было все равно: пустоту внутри него заполнили, и ему было достаточно осознавать себя оружием, которое окончательно сбросит человека в бездну небытия. Споры-властители Гипонероархата не полагались на случай: они сформировали его так, чтобы люди произвели на него почти гипнотическое впечатление, а когда он идентифицировал себя с оригиналом, они заполнили искусственную пустоту данными, в основе которых лежала непомерная ненависть.
Телесная оболочка Паминкса, лишившись своей жизненной споры, опустилась на пол, как пустой мешок. Кошкокрысы, возбужденные возможностью разорвать труп, бросились на останки бывшего коннетабля. Но напрасно: оболочка превратилась в слой ржавой пыли до того, как первый грызун коснулся ее зубами.
Розовый Рубин, звезда первого дня, появилась на небосводе, бросая пурпурные лучи, когда сенешаль Гаркот, ядро третьего конгломерата Гипонероса, вышел на узенькую улочку в квартале Романтигуа. Хотя его белый бурнус был разорван и забрызган кровью, полицейские не осмелились его остановить.
Глава 5

Эти события происходили задолго до того, как ядерная колдунья и ее сыновья, разбушевавшиеся атомы, вернулись в лоно Гареса, до того, как ядерная пустыня нашей матери, планеты Ут-Ген, вновь стала цветущей долиной… Я не знаю, сколько людей рассказывали эту историю до меня… В те времена случилось так, что маленький житель с поверхности разделил участь карантинцев, спасшихся из Террариума. Почему он оказался вместе с ними? Никто этого не знает, кроме, быть может, махди Шари из Гимлаев, который умеет читать в сердцах… Он бежал по эвакуационной галерее, но по ту сторону великого изолирующего барьера тысячи воронов-мутантов со светящимися клювами напали на него. Он был спасен и подобран крысами пустыни, которыми командовал сеявший страх капитан Годован. Таковы были наши предки из зараженной зоны: они без колебаний спасли жителя поверхности, одного из тех, чьи соплеменники приказали пустить газ и залить бетоном колодцы Террариума. Как истину повторяю: доброе дело никогда не пропадает… Ночью прожорливые пятнистые гиены, живущие в самом сердце облученной зоны, напали на атомный флот крыс пустыни… Сражение продолжалось три дня и три ночи, но гиен было так много, что они сломили героическое сопротивление людей капитана Годована. И когда они уже бросились на этих воинов, чтобы сожрать, маленький житель поверхности встал перед ними и затянул безмолвную песнь. И околдованные гиены улеглись у его ног. Маленький житель поверхности простил их, и гиены удалились в пустыню со слезами на глазах. И слезы их пали на землю и дали рождение великой реке Сострадания, той реке, которая величаво катит свои воды позади меня… С того дня пятнистые гиены исчезли, и никто никогда больше их не видел. Рассказывают, что они превратились в ангелов света, и думаю, что это правда… Что касается маленького жителя поверхности, то встает вопрос: а не был ли он воителем безмолвия?.. Я же ставлю вопрос по-иному: не был ли он махди Шари из Гимлаев?
Легенда, рассказанная Лоннесом, капитаном-колдуном бывшей ядерной пустыни на Ут-Гене

Вороны-мутанты все больше смелели и становились агрессивнее. Орущая туча черных перьев со светящимися клювами и острыми когтями подбиралась к мальчугану, которого бросили соплеменники. Обычно стервятники следовали за глиссерами и накидывались на огромные мешки с отходами, которые выбрасывались за борт для пятнистых гиен из сердца пустыни. Но сегодня им досталась живая добыча, человеческий детеныш, который мог защищаться, только размахивая руками и издавая пронзительные вопли. Стервятникам сегодня не приходилось опасаться лучей смерти, которые иногда вылетали с глиссеров, сея гибель в их рядах.
Ноги Жека весили тонны. Плечи онемели от боли и отказывались ему подчиняться. Крылья, клювы и когти опасно приближались к его голове, иногда касаясь волос. Пока ему удавалось держать воронов на расстоянии, размахивая руками, но усталость и отчаяние лишали его последних сил. Он был уже готов отказаться от борьбы.
Он не знал, сколько километров прошел с момента, когда белые точки глиссеров растаяли на горизонте. Он потерял ощущение времени и пространства. Плотный туман, поглотивший красноватый диск Гареса, превращал пустыню в однообразную сероватую протяженность.
Маленький анжорец пустился по следам глиссеров, надеясь, что ему встретятся холмы, пещеры, где можно будет укрыться, но плато было равномерно плоским до самого горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62