– Я сказал ей, что ты больше не можешь работать на износ, бегая туда-сюда до глубокой ночи. Теперь тебе в первую очередь нужен отдых. Кстати, позвони-ка завтра владельцам лошадей – пусть их забирают.
– Да ни за что в жизни! До выставки в Скоттсдейле остается меньше трех недель, а я пообещала двум владельцам, что представлю на ней их лошадей. Это же одна из самых крупных выставок арабских коней во всей стране! Я к ней так долго готовилась: место в конюшне зарезервировано, взносы за участие уплачены, прицеп для транспортировки готов… Да если бы даже я и могла сейчас найти себе достойную замену, то не стала бы этого делать!
– Ты что же, собираешься отправиться на две недели в Аризону, а меня одного тут оставить? Ты же моя жена! – Даже в темноте было видно, как его лоб избороздила складка недоверия.
– Да, собираюсь! И ты прекрасно знал о моих планах, – с нажимом напомнила она ему. – Можешь поехать со мной. – Правда, она сильно сомневалась, что Доби решится бросить свою ферму на столь долгое время. Да и денег на поездку наверняка пожалеет.
– Но подумай, у тебя же ребенок в животе. А ты собираешься трястись на этих лошадях.
– Во-первых, Доби Хикс, я никогда не трясусь. А во-вторых, я не собираюсь отказываться от лошадей – ни я, ни моя мать. Советую тебе это хорошенько запомнить.
– Я же о тебе думаю. Тебе нужно дома сидеть и как следует о себе заботиться, – не сдавался он.
– Не стану я сидеть! – горячо возразила она. – Я нормальная, здоровая женщина, которая всего лишь забеременела. Это не болезнь. Неужели не понятно, Доби? Нормальные физические нагрузки, нормальное питание – и все будет в порядке. Так мне врач сказал. И пока он не запретит мне этого, я буду работать! Да я с ума сойду, осатанею просто сидеть день-деньской на твоей ферме! – Это было чистой правдой, но ей вовсе не хотелось высказываться в столь резкой форме. – К тому же подумай о Бене. Лошади – это его заработок. У него нет других источников дохода.
– Для него всегда найдется работа на моей ферме.
Эбби знала, что Бен ни за что не согласится на это.
– Если он не сможет работать с лошадьми, то наверняка умрет. Они – его жизнь, точно так же, как твоя ферма – для тебя.
Доби перевернулся на спину и уставился в обитый тканью потолок. Исходящее от него раздражение было почти осязаемо.
– Не понимаю я тебя иной раз, Эбби. Ей-богу, не понимаю! – сокрушенно пробубнил он. – Подумай только, что люди скажут. Моя жена – и работает! Таскается по всей стране…
– А мне плевать на то, что они скажут. Я буду работать – и точка! И хватит прений по этому вопросу! – Повернувшись на бок, Эбби взбила подушку, положила ее под голову и решительно зажмурилась. Когда же муж попытался сказать что-то еще, она отрезала: – Спокойной ночи, Доби.
* * *
И все же проблема не была исчерпана до конца. Она стала источником непрекращающихся споров между супругами. Как-то раз Доби напомнил ей, что именно он хозяин фермы, и если он не хочет, чтобы здесь были лошади, то их не будет. На что Эбби быстро ответила, что его подпись стоит под официальным соглашением, в соответствии с которым она арендует коровник с прилегающей хозяйственной территорией и пастбищем. И если по истечении срока соглашения через семь месяцев он решит не возобновлять договор об аренде, то она найдет кого-нибудь другого, кто приютит ее вместе с лошадьми.
Когда же Доби затронул больной вопрос о заказах на устройство званых вечеров, она тут же спросила, откуда, по его мнению, ей взять денег на весеннюю случку Ривербриз. А это ни много ни мало десять-двадцать тысяч долларов, не считая платы за жилье и транспортных издержек. Кто выделит ей эти средства? Уж не он ли? Но зачем бросать деньги на ветер? Она знала, в какую точку бить.
И уж совсем напряженной стала ситуация, когда Доби заметил вечерние и выходные платья, которые она упаковывала в чемодан, чтобы взять с собой в Скоттсдейл. Да куда же она собирается? Хороша конская выставка, черт побери! Эбби попыталась втолковать ему, что светские приемы являются непременной частью мероприятия в Скоттсдейле, которое вполне можно сравнить с блестящим шоу. Однако он придерживался твердого мнения, что его жене нечего делать на этих сборищах, даже в сопровождении Бена. К тому времени, когда ей настало время отправляться вместе с Беном в Аризону, Доби почти не разговаривал с нею.
* * *
Среди знатоков арабских лошадей Скоттсдейлская выставка, проходившая в парке Пэрэдайз, считалась одной из самых престижных и, по уверениям некоторых, самой дорогой в стране. А уж в том, что касается конских ярмарок, ей практически не было равных. Гигантская парковка возле выставочной арены была сплошь забита прицепами для транспортировки лошадей и микроавтобусами с номерными знаками всех американских штатов. И не только штатов, но даже канадских провинций. От самих же прицепов просто рябило в глазах. Были тут и скромные прицепчики на одну лошадь, были и роскошные платформы, в которых можно было перевозить шестерых жеребцов одновременно, да еще оставалось место для жилого отсека, где мог с комфортом отдохнуть сам хозяин.
Добравшись до места за один день до открытия выставки, Эбби и Бен поселились в недорогом мотеле за пару миль от парка. Маленький номер, который ей достался, ничем не напоминал великолепные апартаменты, в которых она останавливались с отцом, когда они наведывались на эту выставку раньше, много лет назад. Впрочем, это была не единственная перемена, происшедшая с тех пор в ее жизни.
Первые два дня выставки были наполнены лихорадочной суетой. Лошадей пристраивали, приводили в божеский вид, усердно холили. Тем временем на выставку прибывали все новые участники. Между ними сновали посыльные из цветочных магазинов с растениями в кадках, с помощью которых обыкновенное стойло можно было в считанные минуты превратить в изысканный выставочный зал. Электрики и плотники толклись и гудели повсюду, точно мухи в хлеву. Вокруг главной арены быстро образовывалась настоящая базарная площадь. На ней как грибы после дождя росли ларьки, где можно было купить буквально все: от акций подозрительных компаний, лошадиной сбруи и норковых шуб до написанных маслом картин, теннисок и мягкого мороженого.
Однако в этой безалаберной суете Эбби чувствовала себя как рыба в воде. Это была ее родная стихия. Стоило ей только повернуть за угол, и она нос к носу сталкивалась с каким-нибудь старинным знакомым. Все встречные уже были наслышаны о кончине ее отца и последовавшей продаже Ривер-Бенда со всем табуном арабских жеребцов, однако это, казалось, для них ровным счетом ничего не значило. Каждый был безмерно рад видеть ее, видеть, что она по-прежнему в седле, пусть и не на одном из тех красавцев, которыми когда-то владела ее семья.
Из состязаний в классе низшей ступени, которые проходили ближе к вечеру, ее лошадь вышла первой. Эбби тут же позвонила владельцам, чтобы сообщить, что их кобыла успешно прошла первый отборочный тур, а затем, схватив баул с одеждой, отправилась в трейлер, где располагалась женская душевая. Конезавод «Дезерт фарм арабианс» устраивал в тот вечер презентацию, на которой предстояло блистать жеребцу по кличке Радзин. Эбби намеревалась во что бы то ни стало попасть на это мероприятие, чтобы как следует рассмотреть коня, которого считала идеальной партией для своей молодой кобылы.
Этого чистокровного жеребца действительно стоило посмотреть – он превзошел все ее ожидания. Из-за густой толпы любопытных его было не очень хорошо видно, однако и того, что успела разглядеть Эбби, было вполне достаточно. Ее поразила царственная красота животного, стоявшего в горделивой позе, словно флаг, подняв хвост цвета черного дерева.
– Ну как он тебе, Бен? – вопросительно взглянула она на своего немолодого спутника, облаченного во все тот же твидовый пиджак «на все случаи жизни». Поскольку речь шла о званом вечере, старик на сей раз решился на отступление от обычной формы одежды: нацепил еще и галстук из уважения к почтенному собранию.
Бен критически прищурился.
– Нет классической изюминки. А ведь должна бы быть джибба. Но чего нет, того нет, – процедил он. Непонятное слово в его устах было специальным термином, означающим выдающийся вперед лоб, характерный для арабских лошадей.
– Зато у Ривербриз есть. А Радзин другим взял: ты только посмотри на его круп и лопатки. У нашей Ривербриз классические черты, длинные ноги и короткий корпус. У нее есть то, чего недостает Радзину, и наоборот. Мне кажется, вместе они могут создать нечто бесподобное.
После напряженных раздумий Бен кивнул:
– Мне тоже так кажется.
– Отлично. Значит, решено! – Эбби взяла его под руку, и алый шелк ее платья показался особенно ярким на фоне потертого твидового рукава с замшевой заплатой на локте. Остальные гости были одеты кто во что горазд: от теннисок и джинсов до соболей и туалетов от Гуччи. – Теперь дело за малым: надо бы подумать, где взять деньги на взнос за случку. Они требуют пятнадцать тысяч за гарантию рождения живого жеребенка и десять тысяч – без гарантии.
Ощущая знакомое посасывание под ложечкой, Эбби потащила компаньона к столам со снедью, где можно было угощаться, не ограничивая себя. С тех пор как она забеременела, у нее обнаружился поистине волчий аппетит.
– Ладно, придумаем что-нибудь. Ты, главное, не беспокойся, – заверил ее Бен. – До апреля наскребем, вот увидишь.
– Хотелось бы надеяться, – вздохнула Эбби, накладывая на свою тарелку горкой сандвичи и добавляя сбоку изрядную порцию икры.
Дама, стоявшая у противоположного края стола, толкнула своего спутника в бок.
– Смотри-ка, уж не новая ли это владелица Ривер-Бенда? – поинтересовалась она, используя в качестве указки зубочистку с нанизанной на нее тефтелькой.
Эбби обернулась, чтобы посмотреть туда, куда указывала женщина. Там стояла Рейчел. Белоснежное боа из горностая, свисавшее с ее согнутых в локтях рук, оттеняло черное кружевное платье, усеянное блестками, с лифом из розового атласа, оставлявшим плечи полностью открытыми.
– А она что здесь делает? – поинтересовалась Эбби у Бена, почувствовав себя так, словно ее окунули в ледяную воду. – Ведь ее лошади здесь не выставляются, не так ли?
– Нет, но я слышал, что она здесь, чтобы не выставляться, а покупать.
– Лошадиные торги… Естественно, разве могла она упустить такую возможность!
С внезапной пронзительностью Эбби осознала, что ее собственное имя не будет значиться ни в одном из списков приглашенных на торги. Даже если ей и удастся выклянчить у кого-нибудь билетик на одну из крупных распродаж, которые по пышности и зрелищности могут сравниться разве только с бродвейской театральной постановкой, то ее место наверняка будет где-нибудь на галерке. В былые времена она утопала в креслах секции «только для обладателей золотых карточек». Теперь об этой престижной части зрительного зала можно было забыть. Вход туда был открыт лишь для тех, кто мог похвастать состоянием Рокфеллера. Или Лейна Кэнфилда… Рейчел наверняка будет там – со своими горностаями, бриллиантами и прочей мишурой.
* * *
Отныне Рейчел преследовала Эбби словно наваждение. Куда бы ни направилась Эбби – на трибуну для зрителей, арену или в конюшню, где в затейливом убранстве красовались лошади лучших конеферм, – эта женщина была уже там. И непременно в обществе какого-нибудь из знаменитых конезаводчиков, в том числе тех, кого Эбби привыкла считать своими друзьями. В конце концов она перестала посещать светские мероприятия, лишь бы не видеть этой надменной Рейчел.
Эбби закрыла глаза, но не могла зажать уши. Между тем на выставке только и разговору было, что о Рейчел. Соря деньгами направо и налево, та успела купить около двадцати арабских скакунов, перебивая самые высокие цены на аукционах и заключая частные сделки. Восторженным шепотом люди сообщали друг другу, что Рейчел просадила на выставке уже два миллиона… И стала истинной любимицей Скоттсдейла. Ей поклонялись словно идолу.
Хотя Эбби удалось завоевать почетные места в ходе показов в двух классах, она была от души рада, когда выставка подошла к концу. Ее самолюбие было уже достаточно уязвлено, вернее, разбито в кровь. Хватит боли. Пора было отправляться домой зализывать раны.
А вот и дом. Словно заново оглядывая скромную обстановку фермерского коттеджа, Эбби внезапно удивилась: полно, да можно ли назвать это родным домом? Ее настоящим домом был Ривер-Бенд. И останется навсегда, во всяком случае, в ее сердце. Однако, распаковывая вещи, она постаралась сразу же отогнать от себя эту мысль. Думать о Ривер-Бенде означало для нее думать о Рейчел.
Итак, возвращение домой получилось довольно унылым. Только одно немного утешало ее: Доби, казалось, поутих и не проявлял склонности к новым спорам, хотя по некоторым признакам можно было заключить, что деятельность жены по-прежнему вызывает у него активное неприятие. Что ж, авось когда-нибудь поймет, что Эбби никогда не изменит себе. Сам Доби, наверное, по-прежнему не расставался с надеждой на то, что она превратится со временем в тихую домоседку, хлопотливую супругу и безупречную мать. Только вряд ли его мечтам суждено сбыться. И чем скорее он поймет это, тем лучше.
– Эбби! Эй! Ты здесь? – раздался из прихожей бодрый голос матери.
– Здесь, в спальне. – Собрав с кровати кучу грязного белья, она в этот момент как раз пыталась засунуть все это тряпье в бак для стирки, однако тот был уже заполнен доверху грязными вещами Доби, скопившимися за две недели. Эбби злобно швырнула охапку вещей на пол, с тоской вспомнив о тех временах, когда для решения подобных проблем достаточно было позвать горничную.
– Отдыхаешь? Я тут… – Появившаяся в дверях Бэбс осеклась при виде чемоданов и сумок, в беспорядке разбросанных по комнате.
– Вряд ли можно назвать это отдыхом. Я только начинаю распаковывать вещи. – Громко хлопнув крышкой опустошенного чемодана, Эбби скинула его с кровати. – А до этого отскребала кухню – все утро потратила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75