И все же Темпл не обернулась и на объятия не ответила – в последний миг что-то ее удержало.
Тогда Джед развернул ее к себе сам. Она смотрела на его золотистые усы, ее сердце билось гулко и ровно. Губы Джеда придвинулись. Нет! – внутренне вздрогнула Темпл, но не отстранилась.
– Лейтенант! – раздался чей-то голос.
Джед встрепенулся, убрал руки. К нему подбежал один из солдат, отсалютовал и доложил:
– Одна из женщин сбежала, сэр.
– То есть как сбежала?
– Ее нет. – Солдат судорожно сглотнул. – Улизнула!
Джед шепотом выругался.
– Давно?
– Только что. С минуту назад я видел, как она собирает коренья вон у того дерева, а потом гляжу – ее и след простыл.
– Так разыщите ее! – приказал Джед. – Остальных немедленно доставить в лагерь. И скажите дозорным, чтобы в лес больше никого не выпускали.
– Слушаюсь, сэр.
В сопровождении одного из солдат Клинок медленно обходил загон за загоном. Чуть сзади шагал Дье, внимательно оглядывая запертых за изгородью узников. Уже две недели они объезжали лагерь за лагерем, разыскивая Темпл и Элиджу. Привыкли к грязи, скученности, зловонию. Клинок не обращал внимания на враждебные взгляды и угрозы, которыми его повсюду встречали. Слишком многие знали о той роли, которую он сыграл в подписании договора.
Зато в отличие от них он был свободен в передвижении и мог беспрепятственно разыскивать жену и сына. Пропуск, лежавший у него в кармане, надежно защищал Клинка от патрулей, прочесывавших округу, и открывал ворота всех фортов и блокгаузов. Он был уверен, что рано или поздно отыщет Темпл.
Внезапно в глаза ему бросилось что-то ярко-синее. Такое же платье было у Темпл. Он рванулся вперед и увидел, что это она идет ему навстречу.
– Вот она, – прошептал он, глядя на порванное платье, нечесаные волосы и руку, перевязанную окровавленным платком. Вид у Темпл был усталый, она исхудала и осунулась. Боже, до чего же он ее любил! У Клинка чуть не подкосились колени. Он ускорил шаг, глядя только на жену – даже не заметил офицера, шедшего с ней рядом.
Темпл споткнулась, и Джед подхватил ее под руку. Внезапно лейтенант заметил, что она белее мела, а глаза неотрывно смотрят куда-то вперед. Джед, недовольно нахмурившись, проследил за ее взглядом и увидел какого-то индейца в охотничьей рубашке. Индеец шел им навстречу, сопровождаемый солдатом и негром. Джед обратил внимание, что у индейца ярко-синие глаза, а на щеке белый шрам. Это был ее муж, тот самый человек, которого Джед совсем недавно предлагал найти среди обитателей лагерей.
– Здравствуй, Темпл, – поздоровался Клинок, сохраняя невозмутимое выражение лица.
– Откуда ты узнал, что мы здесь? – едва слышно спросила она.
– Я не знал. Один из ваших негров сказал моему Дье, что солдаты всех вас увели. С тех пор я ездил по лагерям.
– Миз Темпл, а Фиби с вами? – с надеждой спросил Дье.
– Да.
– Она здорова?
– Да. – Темпл попыталась ему улыбнуться, но ее взгляд вновь устремился на мужа. – Что ты собираешься делать?
– Останусь… С тобой и моим сыном.
Джед дернулся: – Это не вам решать, мистер Стюарт, – воскликнул он.
Клинок впервые обратил на него внимание.
– Вас, кажется, зовут Пармели?
– Да.
– Почему ты хочешь с нами остаться? – спросила Темпл.
– Чтобы вместе ехать на запад.
У него в кармане уже целый год лежало письмо от отца. Он давно собирался прочесть его жене, да все случая не было. Шавано описывал лесистые горы, чистые ручьи, плодородные земли их новой родины.
Уж теперь-то Темпл наверняка поняла, что эмиграция неизбежна. Какой смысл цепляться за прошлое? Нужно смотреть в будущее. Возможно, теперь она поняла, что он ни в чем не виноват. Он сделал все, чтобы избежать того, что случилось. Индейцев, словно диких зверей, загнали в клетки, избили, ограбили, унизили. Ответственность за все это лежит на Джоне Россе, вселившем в свой народ ложную надежду. Когда же наконец индейцы перестанут относиться к сторонникам переселения как к изменникам и негодяям?
– Лиджа будет рад тебя видеть, – сказала Темпл.
«А ты»? – хотел спросить Клинок, но лицо ее было неподвижно. Он ощутил гнев и раздражение. Долготерпение никогда не было ему свойственно.
– Так вы хотите, чтобы он остался? – растерянно спросил Джед, обернувшись к Темпл.
– Как хочет, так пусть и поступает.
Клинок едва не поддался искушению стиснуть ее в объятиях и осыпать поцелуями, чтобы от ее холодности не осталось и следа. Ведь он помнил, какой страстной и нежной она может быть. Но лучше подождать. Надо щадить ее гордость. Иначе она потом ему этого не простит.
– У меня две вьючные лошади и мул. С вашего позволения, лейтенант, я пригоню их сюда.
– Хорошо, – буркнул Джед.
Двадцать минут спустя Клинок и Дье уже вносили в загон мешки с припасами. Увидев мужа, Фиби с разбегу бросилась ему на шею и, всхлипывая, стала целовать и причитать.
Клинка встретили довольно прохладно, чему он, впрочем, ничуть не удивился. Положив седла и мешки на землю, он огляделся по сторонам. Темпл стояла у столба, на котором держалась крыша. В дальнем углу на матрасе лежала ее мать. Других матрасов в загоне не было – лишь одеяла. Возле Виктории сидела Ксандра, обмахивая лицо матери пальмовым листом. Джонни Гордон, бледный и худенький, жался к стене, глядя на Клинка лихорадочно блестящими глазами. Кипп же смотрел на своего родственника с неприкрытой ненавистью. Черная Кэсси и Шадрач оживленно разговаривали с Дье. Здесь же была Элайза, сидевшая возле маленького Элиджи, который мирно спал, свернувшись калачиком.
На сердце у Клинка стало теплее, когда он посмотрел на мальчугана. Но в следующую минуту он озабоченно нахмурился – оказывается, пленники были лишены самого необходимого. Судя по всему, они собирались в дорогу наспех и захватили с собой первое, что попалось под руку: одеяла, немного одежды, чугунок – вот, собственно, и все. Видимо, больше всего они заботились о том, чтобы перевезти Викторию.
– Я привез несколько котелков, а также припасы: кофе, бобы, кукурузу, сухофрукты, вяленое мясо, – сказал Клинок, показывая на мешки.
– Нам ничего от тебя не нужно! – выкрикнул Кипп. – Скоро приедет отец, он привезет все, в чем мы нуждаемся. А свои подачки оставь себе.
– Не говори глупости, Кипп, – одернула его Элайза. – Твой отец вернется не раньше чем через три дня. Посмотри на мать! Она не может питаться одной солониной.
– Во всяком случае, что касается меня, то я ни к чему не притронусь.
Элайза бросила укоризненный взгляд на подростка.
– Благодарю вас, – с улыбкой сказала она, обращаясь к Клинку.
– Жаль, что мало.
Он подхватил свое седло и одеяло, отнес в дальний угол.
Он знал, что Уилл Гордон вернется с плантации с пустыми руками. Клинок некоторое время назад наведался в Гордон-Глен и увидел, что мародеры там хорошо поживились: деревенский поселок выгорел дотла, амбары и кладовые стояли пустые. Из дома вынесли всю мебель, всю обстановку, выдрали с мясом лампы и канделябры, утащили всю одежду, все книги из библиотеки. Лишь кое-где валялись разломанные стулья да перья из выпотрошенных матрасов. Погромщики не пожалели даже семейного кладбища – вырыли могилы и вскрыли гробы, разыскивая золотые и серебряные украшения. Но пусть обо всем этом родным расскажет сам Уилл Гордон.
Уилл вернулся в лагерь три дня спустя. Он привез с собой только большую корзину с овощами из огорода. Все обступили Гордона, лишь Клинок остался сидеть в своем углу.
Когда Уилл рассказал о том, что произошло с поместьем, Темпл подошла к мужу и спросила:
– Ты ведь знал об этом, да?
– Знал.
– Почему же ничего не сказал?
– Вы все равно мне не поверили бы.
На следующей неделе генерал Уинфельд Скотт распорядился в связи с засухой перенести эвакуацию на осень, так как верховья реки Теннесси стали несудоходными. Третий караван индейцев был вынужден сто шестьдесят миль брести по безводной пустыне и лишь в Западной Алабаме смог погрузиться на баржи. Пять человек не вынесли тягот пути и умерли по дороге. Движение сухопутным маршрутом тоже было невозможно, поскольку из-за засухи негде было пополнить запас свежей воды.
Перенос эвакуации на первое сентября был одновременно благом и несчастьем. Индейцы, запертые в тесных лагерях, где не хватало еды и воды, стали болеть, умирать. Многие страдали от кашля, дизентерии, лихорадки.
В июле зной еще более усилился. Даже ночь не давала облегчения – за день земля нагревалась так сильно, что на ней невозможно было лежать.
Однажды вечером Клинок сидел в углу, прислушиваясь к тихим стонам измученных детей.
Вдали грохотал гром. Клинок поднял голову и стал смотреть на яркие звезды, усыпавшие небосвод. Внезапно один из стонов перерос в крик боли. Клинок бесшумно поднялся и, переступая через спящих, наклонился над маленьким Джонни. Тот корчился от боли, прижимая руки к животу. Глаза ввалились, кожа была землистого оттенка. Лоб мальчугана пылал огнем. Приподнялась Элайза, смочила в воде тряпку, стала протирать ребенку лицо.
– Приступ лихорадки, – сказал Клинок.
– Вижу, – кивнула Элайза. – Я думала, все спят.
– У меня легкий сон.
– Так жарко. Я вообще не понимаю, как людям удается уснуть. Хоть бы дождь пошел.
Она вытерла рукавом пот со лба. Вид у нее был бесконечно усталый.
Клинок взял у нее тряпку:
– Я сам. Вы лучше прилягте.
– Нет.
Она снова смочила тряпку и стала протирать мальчику лицо.
– Я же вижу, вы валитесь с ног. Того и гляди сами заболеете. Кто же тогда будет помогать остальным?
– Я посплю потом, – раздраженно отмахнулась Элайза и вздохнула. – Все равно через час я должна разбудить Уилла. До утра возле Джонни будет дежурить он. Тогда и высплюсь.
Она взглянула на Клинка с любопытством.
– Скажите, почему вы здесь так долго задержались? Ведь вы могли бы уехать на запад, к отцу, и не сидеть в этом ужасном лагере.
– А вы почему? – ответил он вопросом на вопрос. – Вам ведь достаточно позвать часового и сказать, что вы белая. Вас тут же выпустят за ворота.
– Я не могу… Ведь это теперь моя семья.
– Я, знаете ли, тоже люблю жену и сына.
– Мама! – всхлипнул мальчик.
– Тише, деточка, – Элайза положила ему на лоб компресс.
– Джонни? – встрепенулась Виктория Гордон, приподнявшись на локте. – С тобой все в порядке?
– У него температура, – ответила Элайза. – Но вы не беспокойтесь. Я рядом.
Однако Виктория, зайдясь кашлем, уже ползком подбиралась к больному.
– Я нужна ему. Я сама…
Клинок уложил ее обратно на матрас.
– Вы ничем не можете ему помочь.
– Нет, он меня зовет! – Виктория пыталась сопротивляться. – Я хочу быть рядом с моим сыном.
В темноте поднялась еще одна фигура.
– Убери руки от моей матери! – прорычал Кипп. – Отстань от нее!
– Все, хватит! – грозно произнес Уилл, шагнув к сыну.
Подавив гнев, Клинок вернулся к себе в угол. Виктория Гордон все-таки настояла на том, чтобы быть рядом с больным сыном. В конце концов Уилл поднял Джонни и перенес его к матери.
Виктория обняла его, стала гладить, целовать, убаюкивать. Уилл никак не мог отнять у нее сына, чтобы обтереть его мокрой тряпкой и напоить отваром.
А незадолго перед рассветом Виктория истошно закричала.
– Джонни, Джонни!
Но юный Джонни Гордон ее не слышал. Он был мертв.
Мальчика похоронили на кладбище, которое успело возникнуть за стенами лагеря. Виктория рыдала дни и ночи напролет. Уилл пытался ее утешить, но она отворачивалась от него и все тянулась к Ксандре, своей плоти и крови. В конце концов Уилл оставил жену в покое, ему и самому было тяжело.
Видя, как он стоит, опустив голову, Элайза подошла к нему и встала рядом. До Темпл донеслось, как та сказала:
– Помните, как мы играли у ручья? Джонни смеялся, визжал от радости, а вы брызгали в него водой…
Уилл глухо застонал, и Элайза крепко стиснула его руку.
Через три дня после похорон Джонни Гордона стало известно, что из Вашингтона вернулся Джон Росс. Все его попытки добиться пересмотрения договора ни к чему не привели. Надежды не оставалось. Индейцам придется покинуть землю отцов. Все страдания, тяготы, унижения – все было напрасно.
И все же никто не винил вождя. Индейцев выгнали из собственных домов, согнали, как скотину, в загоны, однако они не держали зла на Джона Росса. Все по-прежнему были уверены, что виновники случившегося – Элиас Будино, Джон Ридж и майор Ридж, а также прочие сторонники переселения.
Клинок надеялся, что после неудачи Джона Росса все прозреют. Ведь именно вождь был виноват в том, что индейцы так долго жили ложной надеждой. Но чероки считали иначе. Теперь, когда надежды не осталось, они возненавидели Клинка и его единомышленников еще неистовей.
Клинок понимал, что его дни сочтены, и старался как можно больше времени проводить рядом с маленьким сыном. Мучило его только одно: Темпл по-прежнему отказывалась смотреть в его сторону.
26
Темпл протиснулась через толпу женщин к колодцу. Вокруг были больные, изможденные, мокрые от пота лица. Но Ксандры здесь не было.
Тогда Темпл заглянула к складу, где выстроилась длинная очередь за недельным пайком. Здесь были Уилл, Кипп, Элайза, Шадрач, но Ксандры не было. Где же она? Отправилась за водой час назад и куда-то пропала. Чем это можно объяснить? Часовые не выпустили бы ее за пределы лагеря, а на побег тихая, робкая Ксандра ни за что не решилась бы. Темпл вновь отправилась на поиски, заглядывая в каждый загон.
Тут она увидела Клинка, который нес на руках неподвижное тело. Ксандра! Темпл, шепча про себя отчаянную молитву, бегом бросилась за ними. Виктория еще не пережила смерть Джонни. Если что-то случилось с Ксандрой…
Клинок уже внес Ксандру в загон и положил на подстилку. Вбежав, Темпл первым делом взглянула на Викторию, но та, слава Богу, спала. Фиби прижимала к себе маленького Элиджу, чтобы он не приближался к Ксандре. Черная Кэсси хлопотала над неподвижной девушкой. Внезапно Ксандра зашевелилась, застонала, стала отталкивать протянутые к ней руки. Может быть, у нее приступ лихорадки? Но почему так внезапно?
Темпл опустилась на корточки, заставив Черную Кэсси подвинуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38