Сорген на мгновение задумался, всмотревшись в темный силуэт шатра Хейлы, но тут же покачал головой сам себе. Повернувшись, он удобнее устроился на боку; молчаливый, похожий на тень Хак немедленно накрыл его одеялом из верблюжьей шерсти. Сорген смежил веки и сразу же уснул.
Утром лагерь был полузаметен песком. С запада дул резкий холодный ветер, постепенно стихавший по мере того, как, поднималось солнце. Понурые кони, поголовно ставшие серо-желтыми от нанесенной пыли, жалобно смотрели на хозяев – но те сами не подымали глаз. Яркий оранжевый шар светила быстро карабкался вверх по небосклону и заполнял своим жаром всю пустыню, от одного хребта до другого… Люди быстро доели последнюю конину, пригубили воды и двинулись точно на север, где ранним утром, на самой заре, наиболее глазастые могли видеть черную полоску толщиной в палец.
Тем же утром колдуны, собравшись в шатре Хейлы, попытались осуществить вчерашнюю затею – превратить песок в воду. Каждый попробовал не раз и не два, но ни у кого не получилось. Обескураженные, злые, растерянные, они разошлись в разные стороны.
В чем дело? – думал Сорген, покачиваясь в седле. – Как может быть, чтобы ни один из них не мог преобразовать материю из одного состояния в другое? Это ведь достаточно простое заклинание, пусть и требующее много сил… Правда, они не звали в свой круг Гуннира и оставалась надежда, что тот будет способен победить проклятую пустыню. Впрочем, довольно скоро эти мечты были разбиты сумрачной Хейлой, подъехавшей к Соргену как можно ближе и прошептавшей ему на ухо:
– Я говорила с Мясником по поводу воды…
– Как ты отважилась? – усмехнулся Сорген.
– Не перебивай! – вспыхнула Хейла. Зло поиграв желваками, она совладала с собой и продолжила. – Так вот, он говорит, что в этой пустыне ничего нельзя превратить, да и само колдовство сопряжено с большими трудностями. Сволочь! Не мог сказать об этом раньше… Я проснулась утром и битый час размышляла над тем, почему стала такой слабой неженкой – а оказывается, во всем виновато это место. Короче говоря, здесь почти так же плохо, как в той ужасной стране на твоем севере, Белоруне.
– Белоранне, – машинально поправил Сорген.
– Неважно. На краю пустыни нам было в несколько раз труднее летать. Здесь мы не сможем толком приподняться над землей. Не удивлюсь, если у нас не получится даже развести магический огонь…
Солнце прошло едва ли четверть пути по небосводу, а армия уже не могла идти. Кони разевали рты и дышали с ужасным хрипом; седоки, покрытые потом и пылью, превратились в грязные, изжаренные на солнце и неспособные двигаться куски мяса. По дороге их предводители тщетно пытались управлять погодой. Гуннир, посмеиваясь, смотрел на эти жалкие усилия и не собирался помогать. Тучи отказывались повиноваться и закрывать небо, не говоря уже о том, чтобы пролиться на землю дождем. Летящий песок могли задержать только очень мощные чары, которые ни у кого не было сил держать долго, да и закрывать надо было слишком большое число людей и коней.
Около полудня они в полном изнеможении повалились на песок и лежали под палящим солнцем, не имея сил подняться. Кони тоже не держались на ногах; в конце концов, несколько людей и животных умерли от перегрева и солнечных ударов. Тогда Сорген, Хейла, наемники и несколько наиболее сильных духом и телом солдат из Зэманэхэ и Рха-Уданы поднялись на ноги. О том, чтобы идти дальше, не могло быть и речи. С помощью копий, дротиков, одеял, плащей и тентов сотня людей с большим трудом соорудила хлипкие укрытия от палящего солнца. Кони и люди заползали в душную тень, чтобы снова лежать там и ждать скорой смерти.
Сорген, лежавший среди них, вдыхающий тяжелый, густой запах пота сквозь режущий ноздри песок, думал о Великой Необходимости. Зачем он ведет вслед за собой этих людей? Какое им дело до империи Белых и вражде Теракет Таце с прислужниками Бога-Облака? Дело не в том, что он пожалел их, просто с каждым днем все сильнее и сильнее его заботило, чем сможет помочь этот слабый, малочисленный отряд? Здесь и сейчас он просто-напросто тащит его, Соргена, за собой в могилу. Нужно бросить их за ненадобностью. Все, кто реально может помочь в грядущей войне – это Хейла, наемники, отчасти Рогез. Остальные – как обоз, излишняя роскошь, как огромный, но тупой меч за спиной… Выход один: ближайшей ночью взять в руки дудочку и вызвать Ргола. Хак, Лимбул, Гримал… все наемники. Они уйдут, оставив здешний кошмар далеко позади. Остальные семь сотен человек будут предоставлены самим себе: если они достаточно сильны, то выберутся. Если нет – то значит, каждый из них просто хотел как можно скорее попасть в объятия своего бога. Туда им и дорога. Тем более, что выбор тут невелик: либо дать им умереть одним, либо умирать самому вместе с ними… Вряд ли Призрак сможет одобрить такой поступок. Подумав об этом, Сорген смог даже слабо усмехнуться. Протянув руку, он взял бурдюк и отхлебнул теплой, даже горячей воды – облегчения это не принесло. Призраку, должно быть, хорошо в любом месте. Он не страдает от жары и холода и может спокойно рассуждать о чем угодно в раскаленной пустыне и в ледяном сугробе. Плакать и укорять, пугать и сбивать с толку. Может быть, это такая игра? Дурачить наивного человечка? Быть может, это некий злобный дух, привязавшийся к несчастному Соргену и водящий его за нос?
Мысли стали расплываться, теряя стройность и очертания. Сорген не знал, теряет ли он сознание, умирает или просто засыпает? Ему вдруг стало все равно. Проблемы растаяли в тумане, слившись с колеблющемся у горизонта маревом…
Если бы кто-то решился напасть на их армию сейчас, ему не потребовалось бы много усилий и времени для победы. Ровно столько, сколько нужно, чтобы пройти вдоль колонны, перерезая глотки безвольным людям. Однако в этой пустыне не было никого – ни друзей, ни врагов.
Сорген пришел в себя в красных сумерках. С багрового неба, казалось, вот-вот начнет капать густая венозная кровь, и песок тоже приобрел цвет залитого кровью золота. Вновь дул сильный ветер, на сей раз с востока. Облака пыли витали над превратившимися в небольшие холмики навесами и тентами.
Стряхнув с себя пыль и песок, Сорген осторожно встал. В голове его стучал молот, грозивший расколоть череп на куски при первом же неверном движении, так что колдун поворачивался и наклонялся очень медленно. Зрелище, представшее перед ним, было душераздирающим: создавалось впечатление, что он был воином, раненным на поле битвы и теперь очнувшимся среди трупов. Тут и там бродили кони, хрипло дышащие, с опущенными головами. Песчаные бугры откидывали длинные черные тени на опустившемся к самому горизонту солнце – дрожащем красном круге, злорадно смеющемся над слабыми людишками.
Лишь один человек, как ни в чем ни бывало, сидел в седле своего бодрого коня, укутанный в черные одежды, неподвижный, равнодушный. Гуннир, посланник самой смерти, охраняющий ее владения… Шатаясь, Сорген побрел к Мяснику, проклиная судьбу, когда ему приходилось огибать препятствия.
– Где горы? – просипел молодой колдун, не надеясь, что Гуннир услышит. Однако, тот ответил ему, глядя куда-то в сторону:
– Неужели ты так плох? С утра горы были на севере, справа от запада, где садится солнце. С тех пор они вряд ли могли перебежать на другое место.
– Я ничего не вижу…
– Возьми, – Гуннир сунул руку в недра своего плаща и чуть нагнулся, протягивая Соргену фляжку. Она была холодной, нереально тяжелой и влажной, как мираж, обманка, иллюзия в этом мире жары и сухости. Сорген дрожащими руками вырвал пробку и осторожно глотнул. Это была настоящая вода, прохладная, свежая, такая желанная и недоступная… От злости на самого себя, Гуннира и весь остальной свет Сорген едва не расплакался.
– Откуда у тебя это? – спросил он чуть более громко, чем в первый раз. Мясник легко тронул бока коня пятками; лошадь сделала два шага, чтобы ее всадник смог нагнуться и вырвать фляжку из скрюченных пальцев Соргена.
– Много пить нельзя, – проворчал Гуннир. – А вода – не проблема для того, кто умеет думать как следует.
– Да, – Сорген горько ухмыльнулся. – Тебе так просто об этом говорить… Ты ведь едешь с нами – но не с нами. Отвечаешь только за себя, а это делать довольно просто.
– Каждому свое, – Мясник отстраненно отвернулся, глядя на прячущееся солнце.
– Да, – Сорген кивнул, покачнувшись при этом всем телом. – Так оно и есть… И я, похоже, зря не поступил так, как ты. Тащить за собой ораву, которая требует забот и затраты стольких сил – глупость. Да? Я прав?
Гуннир пожал левым плечом и перевел взгляд на небо. На востоке уже потемнело, так что можно было увидеть первые, самые яркие звезды.
– Каждый поступает так, как говорит ему Необходимость, – пробормотал Мясник. – Ее потребности разнообразны, хотя и небесконечны. Скажем, то, что ты уже сдался, ей вряд ли придется по нраву.
– Я? Сдался? – Сорген нашел в себе силы высказать возмущение. Сделав шаг к Гунниру, он схватился за полу его ветхого плаща. – С чего ты взял?
– А к чему эти разговоры и том, что ты взялся не за свое дело? Об ораве нахлебников, тянущих тебя на дно? Ты ведь хотел спросить у меня, не пора ли удрать из этой пустыни, бросив солдат на смерть? Знаешь, мне все равно… Да ты и не ожидал, что я стану жалеть кого-либо, правильно? Но я не пастырь вам, так что совета и благословения у меня спрашивать не стоит. Могу сказать только, что ты разочаровываешь меня… Кажется, кое-кто ошибся в твоих способностях и силе: испытания, едва начавшись, выявили твою… слабость.
– Мне наплевать на чьи угодно надежды! Я сам знаю свою силу и не нуждаюсь в испытаниях! – яростно возразил Сорген. Выпитая вода или злые слова Гуннира – что-то заставило его быстро вернуться к жизни. Он вдруг почувствовал прилив сил, желание действовать. – И если я хотел покинуть эту пустыню, то только потому, что об этом говорит мне мой разум. Всей толпой, без воды и по жаре, нам не пройти. Нужно было лучше подготовиться, но нет, мы слишком торопились. Если есть выбор – погибнуть всем или только части – какой путь надо выбрать?
– Надо увидеть третий путь, – усмехнулся Гуннир. – Трудно ожидать от овец, что они станут думать о своей судьбе – их дело просто покорно идти. Но если пастухи столь же покорны и тупы – это уже плохо. Вы, три пастуха, бредете по течению судьбы, как остальное стадо. Где ваш разум, волшебники? Где юный гений, восхищавший и ужасавший Приморье? Я его не вижу.
– Оставь при себе эти красивые слова! Тебе, видно, доставляет удовольствие смотреть на наши мучения и ты хочешь продлить зрелище?
– Мне не понравилось бы такое вялое и… хм… сухое представление, – покачал головой Гуннир. – К тому же, все, что я сказал – это попытка направить твои мысли в нужном направлении, дурак. Что же, никто не может обвинить старого Гуннира в мягкотелости и милосердии, однако я скажу тебе прямо. У вас не хватает мозгов, чтобы действовать правильно. В жизни очень редко нет выхода – гораздо чаще у людей нет способностей или времени, чтобы увидеть его. Ладно, я подскажу тебе, но это будет единственный раз, и потом, сдается мне, тебе придется расплатиться со мной за эту услугу.
– Я не буду заключать с тобой сделок!
– Ну-ну, как хочешь, а я с тобой – буду. Так вот, юный друг, ты упорно стучишься в стену и не замечаешь рядом дверь. В этом месте очень скудные эфирные потоки, но олейз, нашу магическую энергию все же можно почерпнуть. В этом вы убедились вчера. Проблема в том, что песок – волшебный песок, не поддающийся чарам. Сколько раз каждый из вас пытался обратить его в воду? И никто не поглядел по сторонам. Сегодня от жары умерли люди и лошади. Если даже вы возьмете конину, то бросите шкуры, кости, внутренности, так же, как и трупы солдат. Однако все это – ВСЕ! – гораздо доступнее для трансформирующих чар, чем песок. Если бы я был на твоем месте, Сорген, то превратил бы умерших людей в воду для тех, кто еще жив.
Высказавшись, Гуннир резко повернул коня и направил его прочь от лагеря армии, в темноту. Сорген некоторое время стоял, переваривая услышанное и пытаясь постигнуть смысл всех слов и поступков Мясника. Что стоит за его поведением? О чем думает его извращенный разум и что он имел в виду, говоря о расплате? Будь он проклят, этот демон в человеческом обличии!! Зло пнув ногой песок, Сорген решил утопить свои мысли в бурной деятельности. Он принялся носиться по лагерю, поднимая стонущих людей. Кто-то вставал молча, кто-то молил о пощаде, кто-то изрыгал ругательства.
– Оставь нас в покое, Глубинное чудовище!! – вскричал один горбоносый, пожилой рха-уданец. – Или тебе кажется, что мы подыхаем недостаточно мучительно?
Однако, рядом уже был верный Гримал – осунувшийся, сгорбленный жаждой и усталостью, но по-прежнему сильный и понятливый. Удар плетью, пинок под ребра – и недовольный, скуля, начинает исполнять приказы.
Сорген, не спрашивая ничьих советов и не совещаясь с остальными волшебниками, приказал немедленно собирать лагерь и отправляться в путь, на север. Несколько наемников по его велению свежевали умерших коней; мясо уже начало пованивать, но это никого не останавливало. Шкуры, кости и другие отходы складывали на большой тент, расстеленный в стороне от копошащегося войска. Рядом лежали трупы четырех человек, умерших днем от перегрева, а также какой-то мусор, который не следовало тащить следом за собой. Около походной мясобойни Сорген разбил свой шатер; внутри установили пару самых больших котлов и сложили несколько десятков бурдюков.
Через полчаса после полного заката, в кровавых сумерках пустынной ночи, согбенные под холодным восточным ветром, солдаты под предводительством Рогеза ушли к горам. У шатра остались горы окровавленных костей и десять наемников, таскавших потроха в шатер и кидавших их в котел. Когда тот был заполнен до краев, Сорген выгнал всех, оставшись внутри вместе с Хейлой; ей он до сих пор не удосужился рассказать, чем же таким они будут заниматься. Женщина нервничала и злилась.
– Что за дурацкий и неуместный ритуал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53