Быстро перебирая тонкими ножками, они грозили добраться до него в самом ближайшем времени.
Только сейчас Дальвиг осознал свою ошибку: нужно было наблюдать за битвой откуда подальше, сотворив усиливающее зоркость глаз заклинание. Он ведь видел в Книге нечто подходящее! Но теперь жалеть было поздно. Следовало удирать – или драться… но как? Мечом? Десяток жвал, мечущихся с бешеной скоростью у тебя перед носом, – это не то, что может отразить тяжелым клинком неуклюжий боец. Пока Дальвиг станет отрубать одно стрекало, пять других рассекут его на тысячу мелких кусочков. С каждым мгновением молодой волшебник видел приближающуюся смерть все отчетливее: жвала чудовищ росли попарно, сходясь и расходясь на манер ножниц. Одна из пар, басовито прожужжав в воздухе, сомкнулась на латнике, косолапо бежавшем прямо на Дальвига. Стрекала разрезали его вместе с панцирем на уровне груди, а потом разметали половинки брызжущего густой черно-красной кровью трупа по сторонам как тряпки. Судя по всему, следующим должен был стать Эт Кобос.
Как во сне Дальвиг вынул из сумки Жезл. Нерешительно замерши под потоком прерывистых свистов и взвизгиваний, он натянул на правую руку рукавицу. Зажав в ней Жезл, он вперился взглядом в сучившее ногами чудовище, которое быстро разрасталось перед ним, постепенно заслоняя собой небо, степь, обрывистую стену города, да и вообще весь мир. Большой палец сам по себе быстрее и быстрее гладил выступ в виде языка пламени. Дальвиг чувствовал его выпуклость даже через грубую толстую ткань. Конец Жезла мелко подрагивал; и вот, когда оставалось совсем немного – и он просто уперся бы в безобразное рыло, чудовище внезапно замерло. Передняя часть, от того Места, где росли стрекала, до второй пары ног, вспыхнула ярким желтым пламенем. Волшебный огонь мог бы спалить разом, наверное, пять человек, тварь только задрожала, оглушительно рубя воздух жвалами. Дернувшись в сторону, она уперлась в бок своей товарки, семенившей слева, и от нее тут же полетели клочья хитина с приставшим к ним волокнами белого бескровного мяса. Оба чудовища с неимоверной скоростью бросились друг на друга и мгновенно сплелись в один смертоносный комок, хлещущий сам себя десятками острых щупалец, вздымающий вверх тучи пыли. Подпрыгивая и бешено катаясь по земле, твари быстро прикончили друг друга. Откатившись далеко в сторону от Дальвига, они расслабленно застыли. Потом жуткие объятия распались, отпуская груды белесых внутренностей, потоки мутной жидкости, извивающиеся обрывки щупальцев на свободу.
Задыхаясь от гнусного запаха, который накрыл его с головой, Дальвиг тяжело дышал – от страха, от зловония, еще от сотни других причин. Жезл в трясущейся ладони грозил вывалиться в пыль, и Эт Кобос сжал правую руку левой, отчего-то более твердой. Нацелив вырезанное на конце пламя на следующую тварь, Дальвиг поджег ее. Это чудовище вдруг загорелось целиком, тяжело рухнуло в пыль и принялось бессильно колотить вокруг себя лапами. Несколько воинов быстро подобрались к нему сзади и стали рубить топорами на длинных ручках и прокалывать копьями. Тем временем Дальвиг поджег четвертое и пятое чудище, после чего почувствовал, что сам тоже стал жертвой Жезла. От рукавицы остались дымящиеся лохмотья, кожу ладони нестерпимо жгло. Запоздало ощутив боль, Эт Кобос в точности как в первый раз громко вскрикнул и выронил раскаленный, словно железо в кузнечном горне, Жезл. Он упал в пыль и покатился прочь, окутываясь по пути серым плотным облаком дыма. Отчаянно мотая рукой, Дальвиг сбросил тлеющие остатки латной рукавицы и с ужасом поглядел на огромный красный волдырь, занимающий всю правую ладонь и подушечки пальцев.
Геобол, слыша истошный стрекот, яростные многоголосые вопли, сменившие в себе ужас на торжество, заметив клубы дыма и блеск пламени, отвлекся и отпрянул в сторону от Ргола. Увидев, что все до единой твари, которых он привел с собой, мертвы, Белый с отчаянным криком вознес меч над головой и, раскрывшись, нанес ужасающий удар. Ргол смог парировать его с протяжным мучительным стоном, и клинки обоих колдунов словно спаялись, разливая вокруг себя водопады искр. Желтые возле скрестившихся лезвий, они темнели через красный в темно-багровый цвет на своем пути до земли. Несколько долгих мгновений Ргол и Геобол недвижно парили на одном месте, словно каменное изваяние, по чьей-то прихоти взлетевшее в воздух. Потом князь протянул свою руку вперед, к незащищенному щитом животу Геобола, будто хотел дотянуться до него пальцами и вырвать кишки. Из всех перстней и колец, как всегда обильно украшавших пальцы Ргола, брызнули разноцветные лучи. Три из них рассыпались бессильными облачками, но один пронзил Белого воина насквозь. Разом вытянувшись, Геобол страдальчески выгнул спину назад и выронил меч. Скупыми, неспешными движениями князь отбил в сторону его щит и пронзил противника своим сияющим оружием.
Всем тем, кто смотрел на их бой с земли, показалось, что солнце зашло за тучи. Нелисгар исчез, целиком погрузившись внутрь тела Геобола, а такие яркие и светлые доспехи последнего вдруг померкли, став темно-розовыми. Жуткие черные потеки двинулись по ним сверху вниз, от того места, куда вонзился вражеский клинок. Сотрясаясь и медленно крутясь вокруг своей оси, без единого звука Геобол накренился, соскользнул с лезвия Нелисгара и с оглушительным лязгом рухнул на землю. Густое облако пыли, подсвеченное снизу и сверху кровавым светом, накрыло место его падения…

ХОРОШИЙ СОВЕТ И СОМНИТЕЛЬНАЯ НАГРАДА

После смерти Геобола и пяти его чудовищ город не сопротивлялся. Воля защитников Холатырена была сломлена; они опускали руки, давая зарубить себя, бежали, тщетно надеясь спрятаться в домах. Победители как следует повеселились на запутанных узких улочках. Жители подвергались надругательствам и пыткам, кончавшимся, как правило, жестокими убийствами; дома их грабили полностью, вынося даже старые тряпки и драные ковры, на которых спали собаки. Те, кто не успевал ухватить кусок пожирнее, лезли в драку с более удачливыми товарищами. Некоторые, до того трусливые, чтобы добывать богатство грабежами, воровато обходили подчистую обобранные дома и набивали узлы кизяками. Множество домов горело, подожженные опьяненными победой и добычей кочевниками. Пожары постепенно разрастались, грозя в скором времени попросту уничтожить город. С затянутых дымом улиц через ворота и сделанный Дальвигом оползень выползали вереницы нагруженных тюками мародеров. Иные тащили за собой животных, главным образом коней и тощих овец, изредка встречались избитые и голые женщины, взятые в рабство.
На телегах со скрипучими колесами вывозили добро вождей и колдунов, доставшееся правителям победившей стороны. Телохранители стояли на ворохах одежд и мешках с имуществом, древками копий и угрозами отгоняя тех, кто в пылу грабежей осмеливался покуситься на долю вожаков…
Дальвиг с замотанной грязной тряпкой рукой добирался до лагеря в веренице тяжело нагруженных грабителей. И мысли, и ощущения, владевшие им, были отвратительны. Обожженная ладонь пылала и грызла руку, казалось, до самого плеча. Немилосердные и резкие, как выпад кинжала, приступы особо сильной боли отвечали на каждое мало-мальски неосторожное движение. Однако мрачные чувства и думы, поселившиеся в мозгу, причиняли едва ли меньшие страдания… В самые черные дни в далеком замке Беорн ему не было так плохо. Ужас при мысли о том, что он, Дальвиг, только что приложил руку к уничтожению города с тысячами жителей стаей диких зверообразных убийц и насильников, иссушал и лишал сил, как последняя стадия чумы. Разве таким виделся ему путь, что привел бы в конце концов к мести ненавистным Высоким, погубившим отца? Пока же Дальвиг оказался замешанным в равном по гнусности и несправедливости преступлении. Да что там равном! В Холатырене сегодня погибло гораздо больше людей, чем много лет назад в замке Кобоса. И остался ли здесь хоть кто-то, способный задуматься о мести? Вряд ли. Сквозь дымные пелены, ползшие из-за холмов и сливавшиеся с серым небом, в воспаленном мозгу вставали видения горящего замка Беорн, трупов знакомых и любимых людей. Сотрясаясь от боли, физической и душевной, всем телом, Дальвиг из последних сил сжимал зубы и заставлял себя переставлять ноги.
В лагерь он зашел с совершенно незнакомой стороны. Будто ощутив его нерешительность, перстень на пальце вдруг послал по кисти импульс ласкового тепла. Из топаза медленно вытек тонкий желтый луч, зазмеившийся между палатками. Невесело усмехнувшись, Дальвиг побрел за этой путеводной нитью. Может стоит идти побыстрее? Спрятаться от всего этого кошмара, от воспоминаний, от пьяных криков и огней, на каждом шагу взметавшихся в темнеющие небеса? Хорошо, должно быть, напиться до полного забытья и потом, очнувшись, убедить себя в том, что кошмарные воспоминания – всего лишь плоды больного воображения. Вот только чем здесь напиваться? Кислой бурдой, которую пьют кочевники? Нет, с нее Дальвига воротит. Возможно, он смог бы постараться и найти вина, но только в кармане нет денег.
Золотой луч окончился, не приведя Эт Кобоса ни к одному шатру. Оказывается, он вел его к Рголу! Измученные девушки с перекошенными от усталости лицами держали на плечах роскошные носилки, а волшебник, развалившись в своей любимой позе на кипе подушек, пальцем лениво закручивал кончик путеводного луча в спираль.
– Вот и ты! – негромко воскликнул князь, завидев бредущего между палатками Дальвига. – Опустите меня!
Носильщицы со всей возможной осторожностью опустили ложе Ргола на землю и застыли в жалких согбенных позах. Казалось, их взгляды, устремленные на Дальвига, наполняли слезы благодарности. Перстенек заворочался в подушках, чтобы оказаться в сидячем положении и устроиться поудобнее.
– Что-то ты не радостен, Сорген, – пробормотал он между делом, бросив на Эт Кобоса быстрый взгляд из-под пушистых ресниц. – Неужели ты не сделал шага вперед, к славе и деньгам?
– Нет, – холодно ответил Дальвиг. – Сегодня я не заработал ничего, кроме боли, усталости и презрения к тому, что совершил.
– Даже так? Боль… Так, значит, ты ранен? – Ргол вытянул шею, чтобы получше разглядеть спрятанную в обрывках грязных тряпок обожженную ладонь Дальвига. – Подойди ко мне.
Эт Кобос заколебался. Ему не хотелось видеть князя, не хотелось говорить с ним и тем более подходить. Однако бросать вызов такому могущественному магу на глазах его рабынь равносильно самоубийству… или же это вызовет очень большие неприятности. Склонив голову, Дальвиг подошел вплотную, сразу ощутив едкий запах пота, исходящий от носильщиц, и тонкий аромат духов, явно принадлежавший Рголу. Князь, как был, сидя на подушках, взял израненную руку Эт Кобоса в свою. Нежными быстрыми движениями он разбросал по сторонам тряпки, которые при его прикосновениях превращались в пыль, растворявшуюся в воздухе. Затем холодными пальцами князь провел по волдырям, налитым красным. Ощущения, посетившие Дальвига, не походили ни на что из того, что он испытывал ранее. Смесь отвращения, облегчения, боли и расслабления. Карие глаза Ргола пристально смотрели в глаза Дальвига, и на сей раз в них не было ни хитрости, ни затаенной угрозы, ни того липкого, гадкого блеска, что гнездились за густыми ресницами во время их первой встречи. В тот момент можно было поверить, что рядом оказался искусный лекарь, испытывающий к пациенту глубокую и бескорыстную приязнь, взявший на себя часть его страданий. Дальвиг чувствовал, что дрожит, и не мог вымолвить ни слова. На его лице отражались десятки огоньков, которые призрачно мигали, гуляя по многочисленным кольцам и перстням князя, а ладонь, сначала онемевшая, вдруг бросила все тело в жар, будто ее сунули в костер.
Изящные пальцы Ргола рисовали на волдырях концентрические окружности, и с каждой новой краснота уходила все дальше, пока не исчезла совсем. В полумраке, причудливо освещенном игрушками князя, Дальвиг увидел, что ладонь его снова покрыта здоровой кожей, на которой не осталось даже крошечных шрамов.
– Ты все-таки взялся за Жезл, – прошептал Ргол, бросив быстрый взгляд на руку Эт Кобоса. В последний раз он провел по ней своими пальцами – непонятно, заканчивая лечение или так, для собственного удовольствия. Дальвига окатила волна крупной дрожи, и он спешно, хотя и мягко, убрал руку прочь.
– Спасибо, – пробурчал он, стараясь не встретиться взглядом с таким отталкивающим и притягивающим одновременно князем.
– Не за что, – ласково выдохнул тот. – Ты получил эту рану ради меня, не отрицай. Излечить ее – самое малое, что я могу сделать. Твоя помощь… я не стану врать, не спасла мне жизни и сражения, но я высоко оценил ее. Ты старался и сделал так много! Я никогда не мог бы ожидать подобного от человека, уверявшего меня, что он стал волшебником всего неделю назад.
– Думаешь, я солгал?
– А что еще мне думать? Посмотри на меня: я сам не знаю, сколько поколений в моем роду занимались магией, и небезуспешно. Дед матери, дед отца, сам отец… у меня хорошие корни, и тем не менее, начав учиться основам волшебства в пять лет, к пятнадцати я постиг только азы. А ты утверждаешь, что за неделю развил в себе способности поймать руками молнию и швырнуть ее в противника?
– Не знаю, как это получилось, – пожал плечами Дальвиг. – Я просто очень сильно испугался смерти. Все вышло само собой.
– Да, да, – задумчиво качнул головой Ргол. – Ты очень загадочный юноша. Вероятно, тебя ждет большое будущее! Не важно, сегодня у нас обоих был тяжелый день. Оба столкнулись с трудностями, которых не ожидали, и оба справились с ними более чем удачно. Чувствуешь в себе какие-то значительные изменения?
– Я уже говорил, ЧТО я чувствую.
– Ну, будет дуться! Если кто-нибудь посторонний посмотрит на тебя со стороны, то запросто примет за пленника, человека проигравшей стороны на допросе у победителя.
– А что я выиграл? – с вызовом спросил Дальвиг, найдя в себе силы снова взглянуть в глаза Ргола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57