Шеритра закончила разбираться с шестым свитком. Это оказалось заклинание против боли в спине, которое следовало применять вкупе с целебной мазью, в список ингредиентов которой она решила не углубляться. Вздохнув, она вытащила из шкатулки очередную охапку свитков. На первом из них она различила какую-то грязь. Она с недоверием ощупывала край папируса, по которому расползлось неровное коричневое, похожее на ржавчину пятно. На вид оно казалось весьма старым.
– Гори, смотри, что я нашла, – сказала она, протягивая брату свиток. – Откуда взялось это пятно?
Он рассеянно, не отрывая взгляд от собственного чтения, взял протянутый ему папирус, но, едва взглянув, испуганно вскрикнул и чуть не выронил свиток. Вновь с огромной осторожностью подняв свиток с колен, Гори принялся внимательно его рассматривать. Шеритра видела, как последние следы краски исчезают с его лица. Охваченный неописуемым волнением, он сделал попытку подняться. Он весь дрожал от возбуждения.
– Нет, – прошептал он.
Антеф обернулся. Шеритра вскочила и бросилась к брату.
– Гори, что с тобой? – встревоженно спросила она, и ее волнение лишь усилилось, когда вдруг раздался тонкий, высокий звук – это Гори обуял нервный смех. Свиток дрожал у него в руке. Через некоторое время его смех обернулся слезами. Он неуклюже опустился на стул, сжимая папирус в руках словно грозное оружие.
– Нет, – едва выдохнул он. – Нет. Теперь я точно знаю: мы все обречены.
– Гори, прошу тебя, перестань, – молила брата Шеритра. – Ты меня пугаешь.
Вместо ответа он взял ее руку и прижал к свитку.
– Вот, пощупай. Смотри – ты видишь эти отметины? – спросил он.
Шеритра всмотрелась внимательней, а потом опять повернулась к брату.
– Я вижу мелкие точки, словно отверстия, проткнутые иглой, – произнесла она в изумлении. – А это что, как будто обрывок нитки?
– Эти отверстия и есть следы иглы, – бесстрастным тоном сказал Гори. – И эти отверстия были проколоты на моих глазах. Пятно – это кровь нашего отца. Он уколол палец, когда пришивал этот свиток на его законное место, откуда прежде сам же его отрезал. Это – Свиток Тота.
– Все бы тебе выдумывать! – выкрикнула Шеритра, и ее голос прозвучал немного резче, чем она сама того желала. Внезапно ей захотелось отбросить, отшвырнуть от себя этот свиток. Она отдернула руку. Гори же как завороженный поглаживал папирус.
– Нет, я ничего не выдумываю, – сказал он. – Я точно его узнал. Капля крови отца, отверстия, оставленные иглой, обрывки нити. Он распорядился, чтобы саркофаги, как полагается, закрыли крышками, после чего вход опечатали и завалили песком и камнями. А свиток – вот он. Здесь, перед нами.
Антеф во все глаза смотрел на друга, замерев на месте. Шеритре не хотелось смотреть в лицо Гори, ей было страшно при мысли о том, какое на нем сейчас выражение, но она не могла долго отводить взгляд. Никогда прежде не доводилось ей видеть в его глазах эту смесь неподдельного ужаса и покорного смирения.
– И это – дело вовсе не человеческих рук, – продолжал Гори, – пусть бы они и мертвые. Из гробницы свиток достал сам Тот, он же и подбросил его отцу. На отца наложено проклятие божества, и рядом с этим высшим наказанием мои страдания блекнут и меркнут. – И он опять рассмеялся беспомощным и слабым смехом, по-прежнему сжимая в руке Свиток Тота. – А отец даже не знает об этом! Пока. Даже не подозревает.
– Гори, – начала Шеритра, не вполне представляя себе, что именно сейчас следует делать, но он уже взял себя в руки и улыбнулся сестре.
– Закрывайте шкатулку, – сказал он. – Мы должны, не теряя ни минуты, отыскать отца и показать ему этот свиток, а заодно и все те, что Антеф переписал в коптосской библиотеке. Он должен нас выслушать!
– Но что будет с тобой?
Одним нежным долгим движением он провел рукой по волосам сестры.
– Со мной все кончено, – ответил он просто, – но теперь мне уже все равно. Бог сказал свое слово, и отца ожидает куда более ужасная судьба. По сравнению с ней смерть – всего лишь избавление. Пойди к себе и принеси мои свитки, Шеритра, мы с Антефом тебя дождемся. Потом все вместе отправимся к отцу.
Гори невозможно было возражать даже теперь, когда он дошел до предела физического истощения. Подчиняясь его властному тону, Шеритра, не говоря ни слова, вышла из комнаты. Стражник поклонился, когда она пронеслась мимо, но девушка едва его заметила. Свитки лежали там, где она их оставила, – валялись грудой на разобранной постели. Бакмут опять заснула и лежала теперь на своем тюфячке под дверью, дыша ровно и глубоко. Шеритра быстрым движением сгребла в охапку всю груду, на ходу отмечая, что уже близится заря. И снаружи, и в самом доме установилась та особая тишина, какая бывает только в предрассветные часы. Когда она вернулась в кабинет, то увидела, что Антеф стоит, склонившись над Гори, а ее брат спит, крепко прижимая к груди свиток и склонив голову на плечо друга.
– Нельзя допустить, чтобы он так мучился, – с жаром воскликнула Шеритра. – Он должен лежать в своей постели и дожидаться смерти со всеми положенными почестями и достоинством. Какое это безумие, Антеф, а мы даже не предпринимаем попытки его остановить!
При звуках ее голоса Гори зашевелился, приподнял голову и сел, опираясь на руку Антефа.
– Как ты думаешь, отец сейчас у Табубы? – еле проговорил он.
– Нет, не у нее, – ответила Шеритра, когда они уже выходили из кабинета в коридор. – Табуба ночует на крыше домика, значит, отец спит у себя в покоях.
Ей было страшно подумать о том, что сейчас будет; ей казалось, что Гори все больше и больше охватывает безумие, но она была полна решимости пройти с ним этот путь до конца. Пока они медленно и с трудом пробирались по коридору, она молилась лишь о том, чтобы Хаэмуас отнесся к ним с пониманием и снисхождением.
Несколько раз за то время, что они шли к покоям отца, Гори терял сознание, но в конце концов они все-таки добрались до обитой электрумом двери, за которой спал Хаэмуас. Стражник постучал в дверь, и через минуту они уже стояли перед заспанным, протирающим глаза Касой. Ему, однако, хватило единственного взгляда на молодых людей, чтобы остатки сна мгновенно рассеялись.
– Царевич, царевна! – воскликнул он. – Что произошло?
– Впусти нас, Каса, – обратилась к нему Шеритра. – Нам необходимо поговорить с отцом.
Слуга поклонился и в то же мгновение исчез в глубине покоев. До его возвращения, казалось, прошла целая вечность.
– Царевич проснулся и готов вас принять, – сказал он и отступил в сторону, давая им проход. Вся троица ввалилась в приемную Хаэмуаса, за которой открывалась спальня.
Сам хозяин сидел на постели, моргая от света только что зажженной лампы, которую принес Каса, и смотрел на них с явным раздражением. Когда они вошли, он выскользнул из постели и потянулся к своей одежде. Обернув юбку вокруг бедер, он жестом указал им на сиденье рядом с ложем, куда Антеф и Шеритра усадили Гори.
– Итак, Гори, ты вернулся, – холодно произнес Хаэмуас. – Погрязший по уши в безумных заговорах и коварных планах. Что с тобой случилось?
– Он тяжело болен, – быстро произнесла Шеритра, не давая брату открыть рот, – но ему необходимо сообщить тебе нечто важное, отец. Прошу тебя, выслушай его.
– Болен? – переспросил Хаэмуас, явно глубоко заинтересованный происходящим. – Похоже, действительно болен. Мучается чувством вины. Должен сказать, сын мой, я ожидал от тебя нечто большее, нежели потакания слабостям да мелкие потуги отомстить.
Гори из последних сил сжимал в руках свиток. Теперь он швырнул папирус в лицо Хаэмуасу.
– Ты узнаешь этот свиток, отец? – спросил он. – Не прошло и часа с тех пор, как мы с Шеритрой нашли его в запертой шкатулке у тебя в кабинете, там, где ты хранишь свои заклинания. Антеф может поклясться, что я говорю чистую правду.
– А что вы там делали? – яростно взревел Хаэмуас. – Вы все окончательно потеряли рассудок!
Потом он взглянул на свиток. Вначале он, казалось, не понимал, что именно перед ним, но, нетерпеливо вертя папирус в руках, он вдруг заметил на нем кровавое пятно. Он долго смотрел на это пятно, потом его рука начала дрожать, и Хаэмуас, извергая ругательства, с силой отшвырнул папирус прочь. Он пролетел мимо головы Гори и упал куда-то в темноту. Антеф неслышно сделал шаг назад и поднял свиток. Шеритра, не сводившая глаз с отца, заметила, что лицо Хаэмуаса покрыла смертельная бледность.
– Вижу, ты узнал этот свиток, – заметил Гори, и его губы скривились в насмешливой улыбке. – Помнишь, отец, как ты вогнал иглу себе в палец и на труп закапала кровь? Антеф, отдай свиток царевичу. Я хочу, чтобы он рассмотрел его повнимательней. Я хочу, чтобы у него не осталось никаких сомнений.
Но Хаэмуас сделал шаг назад.
– Это проклятый Свиток Тота, – хриплым голосом произнес он. – Я этого не отрицаю. Но я не верю ни единому слову из твоего дурацкого рассказа. Если и в самом деле вы взломали мою шкатулку, вы все понесете самое жестокое наказание.
Самообладание постепенно возвращалось к нему. Шеритра видела, как к его лицу приливает краска, улавливала в его тоне свирепость и гнев, однако он не терял контроля над собой, и, кроме того, было в его словах и некое глубоко скрытое лукавство. Никогда прежде она бы не подумала, что отец способен на чисто животную, дикую изворотливость и хитрость, но теперь в его лице она читала именно это. Ошибки быть не могло. «Он не будет нас слушать, – думала она, холодея от страха. – Обладание Табубой поглотило его без остатка, и он забыл о прежней присущей ему справедливости, рассудок его помрачился. Он теперь словно загнанное в угол животное, доведенное до отчаяния, временно лишившееся разума, что подчиняется одному лишь инстинкту самосохранения».
Хаэмуас подошел совсем близко к Гори, наклонился к нему и так стоял, уперев руки в колени, вглядываясь в изможденное, истерзанное болью лицо сына, а в его собственных глазах не было и тени сочувствия или тревоги.
– Ты, Гори, словно мелкий шакал, – глухим голосом произнес он. – Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты взломал замок на моей шкатулке, чтобы положить этот свиток внутрь, а не достать его оттуда. Ты вовсе не нашел его в моих бумагах, ты выкрал его из гробницы, чтобы путем грязных махинаций получить подтверждение своим глупым россказням. Так в чем же, собственно, состоит твоя история? Какую невероятную выдумку мне еще предстоит выслушать?
Шеритра сделала шаг вперед, протягивая отцу свитки, привезенные Гори из Коптоса.
– Прочти эти свитки, отец, – умоляла она. – Гори слишком плох, он не сможет сам все тебе рассказать. А из этих записей ты все поймешь.
Хаэмуас выпрямился и, бросив на Шеритру холодный взгляд, взял из ее рук свитки. Развернув первый, он чуть улыбнулся.
– Ах вот как, – сказал он. – Почему-то меня совершенно не удивляет, что свитки эти написаны крупным и ровным почерком Антефа. Так, значит, мой сын и тебя втянул в свои грязные делишки, молодой человек? – Антеф ничего не сказал, и Хаэмуас перевел взгляд на Шеритру. – Меня очень беспокоит твое участие в этих мерзких происках, – упрекнул он дочь. – Мне казалось, Солнышко, что у тебя больше здравого смысла. Но получается, ты тоже потворствуешь безумным выходкам братца?
– Это вовсе не безумные выходки, – горячо возразила Шеритра. – Перед тобой списки с подлинных документов, которые хранятся в коптосской библиотеке. Их изготовил Антеф под присмотром тамошнего хранителя, который, несомненно, будет готов поклясться, что это чистая правда. Прошу тебя, прочти их, отец.
– Любой принесет какую хочешь клятву, стоит лишь ему как следует заплатить, – мрачно заметил Хаэмуас. – Но все равно я прочту, раз об этом меня просишь ты, Шеритра.
Присев на край постели, он стал с нарочито недовольным и презрительным выражением лица просматривать первый папирус. Гори опасно раскачивался из стороны в сторону и издавал время от времени тихие стоны, но отец не обращал на него ни малейшего внимания. Антеф снял у него с пояса флягу с маковой настойкой и поднес ее к губам Гори, давая другу напиться, потом опустился перед ним на колени и притянул его голову себе на грудь. Шеритра держалась из последних сил, она едва стояла на ногах от пережитого волнения и усталости, а комната постепенно приобретала все более четкие очертания. Тускнеющая лампа горела грязно-желтым светом. Близился рассвет.
Наконец Хаэмуас отбросил в сторону последний свиток и взглянул в глаза дочери.
– Шеритра, и ты веришь во весь этот бред? – спросил он. Хуже этого вопроса он придумать ничего не мог. Она молчала, не зная, что сказать, а он продолжал идти в наступление: – Не веришь. Как не верю и я. Как жаль, что Гори попусту растратил столько сил, чтобы состряпать эту гнусную ложь. Если бы он так не переутомлялся, занимаясь всякой ерундой, кто знает, может, болезнь и не одолела бы его.
– Причина моей болезни – проклятие, наложенное этой женщиной, – еле выговаривая слова, произнес Гори. – Она сама во всем призналась, сама сказала, что этим все и кончится. Она – ходячий труп, отец, так же как и ее муж Ненефер-ка-Птах, и их сын Мерху, и они погубят всю нашу семью. И эту беду навлек на нас ты, когда, сам того не подозревая, вслух произнес первую часть заклинаний из Свитка Тота. – Он сделал попытку рассмеяться. – И одним только богам ведомо, что бы произошло, вздумай ты прочесть и вторую часть.
Хаэмуас поднялся и направился к двери. Несмотря на всю его самоуверенность, Шеритре показалось, что она различила в его облике некоторое глубоко спрятанное беспокойство.
– С меня довольно, – громко произнес Хаэмуас. – Табуба предупреждала меня, что тебя терзают муки ревности, что ты на грани безумия, что ты мучаешься от неутоленного желания, и всех этих причин достаточно, чтобы ты посягнул на ее жизнь и на жизнь ее ребенка. Тогда мне показалось, что эти опасения не более чем обычные волнения беременной женщины, теперь же я изменил свое мнение. Ты – угроза для них обоих. – Он распахнул дверь. – Стража! – громко позвал он.
– Не надо, отец! – взмолилась Шеритра, бросаясь к нему и повисая у отца на руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87