Зная психическую ситуацию пациента, легко также
понять и его сновидение. Мы видим мысли и
антиципируемые поступки, нацеленные на то, чтобы
исподтишка принизить значение брата, его вли-
яние, его дела и втайне вновь возвыситься. При
этом наш пациент - строгий этик и моралист, что
опять-таки возвышает его над братом.
Таким образом, направленная против брата дис-
кредитирующая тенденция действует скрытно, так
сказать, в бессознательном. Тем не менее она до-
бивается большего, чем могла бы достичь в созна-
нии, поскольку становятся невозможными притя-
зания чувства общности.
Откуда она взялась, сказать нетрудно: это про-
изводная раздутой, компенсирующей идеи вели-
чия пациента. Почему она действует в бессозна-
тельном? Потому что она вообще только там и может
действовать! Ибо подобным сознательно дискреди-
тирующим, оскорбляющим намерением был бы
нанесен ущерб личностному идеалу нашего пациента,
он почувствовал бы свою неполноценность. Отсюда
обходной путь, отсюда черты беспомощности и не-
приспособленности, изыски и ухищрения выраженной
неполноценности в работе и в жизни! Отсюда так-
же и попытка самоубийства в крайнем случае и тайная
угроза этого, чтобы усилить свое давление на брата!
Чтобы увеличить его хлопоты, чтобы лишить его
ожидаемых плодов его стараний!
Из этого мы выводим необычайно важное для
практики положение: мы можем рассматривать
невротическое поведение так, как если бы оно
подчинялось сознательной цели. И мы можем
сделать такое предварительное заключение: нео-
сознаваемость фиктивной идеи, морализирующие
переживания или воспоминания являются улов-
кой психики, когда их осознание угрожает чув-
ству личности и ее цельности.
<Не забывать о властолюбии!> - таково мое пре-
достережение пациентам. Я отождествляюсь в
сновидении с тетушкой, так же как брат с госпо-
ji жой П., которая тоже всегда была выше пациен-
ITB. Это превращение двух мужчин в женщин про-
исходит под влиянием того же дискредитирующего
импульса, о котором шла речь выше. Однако в сно-
видении пациент уже предостерегается словами
тетушки, то есть моими словами, что и было до
этого моей задачей и что вообще является самой
важной задачей психотерапии. На данной стадии
невроза мы видим: на унижение, испытываемое
"Эта точка зрения опирается прежде всего на научный факт,
что пациент ведет себя телеологически. - Прим. авт.
перед братом, он отвечает его дискредитацией. Тогда
он призывает себя к порядку, как это делал в ос-
тальных случаях я.
На следующий день он написал сестре письмо,
которое не решался написать раньше. Он впервые
открыто жалуется на высокомерие брата. В заклю-
чение, правда, он добавил, что пусть это письмо
она хранит в тайне. Открытая борьба кажется ему
все еще слишком трудной, поскольку она разоб-
лачила бы его тайное стремление к власти.
XIV
ДОСТОЕВСКИЙ
Глубоко под землей, на рудниках Сибири, на-
деется спеть свою песню о вечной гармонии Дмит-
рий Карамазов. Без вины виноватый отцеубий-
ца несет свой крест и находит исцеление в урав-
новешивающей гармонии.
<...Меня многие считают идиотом>, - говорит
в присущей ему любезной, улыбчивой манере князь
Мышкин. При этом он умел истолковать любой
завиток буквы, прямо выражал собственные за-
таенные мысли и мгновенно разгадывал задние
мысли другого! Вряд ли можно придумать боль-
шее противоречие.
<Тварь ли я дрожащая или право имею?> - в
течение долгих месяцев размышляет Раскольни-
ков, задумав переступить границы, установленные
ему его прежней жизнью, его чувством общнос-
ти и его жизненным опытом. И здесь тоже мы снова
сталкиваемся с огромным противоречием, вызы-
вающим у нас удивление.
Таким же образом обстоит дело с другими ге-
роями Достоевского и его собственной жизнью.
<Словно головешка клубился юный Достоевский
в родительском доме>, но когда мы читаем его
письма к отцу и друзьям, обнаруживаем доволь-
но много смирения, терпимости и покорности своей
печальной судьбе. Голод, страдания, нищета -
всем этим вдоволь был устлан его путь. Он про-
Статья появилась в 1918 г. - Прим. к изданию на немецком
языке.
шел тот же путь, что и странствующие богомольцы
из его книг. В юности он нес свой крест подоб-
но мудрому Зосиме, подобно всезнающим бого-
мольцам в <Подростке>, по крупицам вбирая в
себя весь опыт и по широкой дуге охватывая весь
круг жизни, чтобы обрести знание, ощутить жизнь
и отыскать истину, новое слово.
Кто таит в себе такие противоречия и вынуж-
ден преодолевать их, тому необходимо докапы-
ваться до самых корней, чтобы обрести состоя-
ние покоя. Ему приходится переживать муки жизни,
трудиться, он не может пройти мимо любой ме-
лочи, не приведя ее в соответствие со своей формулой
жизни. Все в нем требует единого взгляда на жизнь,
позволяющего ему обрести уверенность в себе и
покой в своих вечных сомнениях, колебаниях, в
своей расщепленности и неуспокоенности.
Истина - вот что должно перед ним открыть-
ся, чтобы суметь найти покой. Но путь тернист,
требует большого труда, огромных усилий, кре-
пости духа и чувств. И неудивительно, что этот
неугомонный искатель подошел к подлинной жизни,
к логике жизни, к совместной жизни людей зна-
чительно ближе, чем остальные, понять позицию
которых было бы гораздо проще.
Он жил в нужде, и, когда умер, вся Россия
мысленно следовала за его погребальной процес-
сией. Он, испытывавший наслаждение от твор-
чества, стойкий к ударам судьбы, всегда находив-
ший слова утешения не только для себя, но и для
своих друзей, вместе с тем был крайне слаб, страдал
ужасной болезнью, эпилепсией, которая неред-
ко на несколько дней и даже недель выбивала его
из колеи и не позволяла ему продвигаться в своих
планах. Государственный преступник, в течение
четырех лет носивший на своих ногах цепи в
Тобольске и еще четыре года отбывавший нака-
зание в сибирском линейном полку, этот дворян-
ского рода безвинный мученик выходит из ка-
заслуженным, так как я замышлял недоброе против
правительства, однако жаль, что теперь я дол-
жен страдать за теории, за дело, которые не яв-
ляются больше моими>. Тем не менее вся Рос-
сия отрицала его вину, начиная догадываться,
что слова и дела могут означать полную свою про-
тивоположность.
Такие же немалые противоречия существова-
ли у него и со своим отечеством. Обращение
Достоевского к общественности вызвало огром-
ное брожение в умах, особенно вопрос о раскре-
пощении крестьян. Достоевского всегда занима-
ли <униженные и оскорбленные>, дети, стражду-
щие. И его друзья многое могли рассказать о том,
как он легко сходился с любым нищим, когда тот,
например, обращался за врачебной помощью к кому-
нибудь из его друзей, как он затаскивал его в свою
комнату, чтобы угостить и с ним познакомиться.
Самым большим его мучением на каторге было то,
что другие арестанты сторонились его как чело-
века дворянского рода, и он постоянно стремил-
ся постичь сущность каторги, понять ее внутренние
законы и найти границы, внутри которых для него
были бы возможны взаимопонимание и дружба с
остальными заключен.ными. Свою ссылку он ис-
пользовал для того - что, впрочем, свойственно
великим людям, - чтобы даже в мелочах, в тя-
желейших условиях проявлять чуткость к окружа-
ющим его людям, сделать свое зрение еще более
острым и тем самым нащупать жизненные связи,
создать для понятия <человек> душевную подпо-
ру и в синтезе противоречий, грозивших подорвать
и привести в смятение его дух, обрести уверен-
ность и стойкость.
269
Эта неопределенность собственных душевных проти-
воречий - то он бунтарь, то послушный слуга, -
поставившая его на край пропасти и вызвавшая
в нем ужас, вынудила его искать убедительную
истину. Главным тезисом Достоевского, еще за-
долго до того, как он его высказал, было: сквозь
ложь пробраться к истине, поскольку нам ни-
когда не дано полностью распознать истину и мы
всегда должны считаться с любой самой малой
ложью. Тем самым он превратился в противника
<Запада>, сущность которого отрылась ему в стрем-
лении европейской культуры сквозь истину прийти
ко лжи. Ему удалось обрести свою истину, лишь
объединив клокочущие в нем противоречия, по-
стоянно выражавшиеся также в его произведе-
ниях и грозившие расколоть его душу на части
подобно тому, как это происходило с его героями.
Так, он воспринимал служение людям как поэт
и пророк и пришел к тому, чтобы установить гра-
ницы себялюбию. Границы опьянению властью он
нашел в любви к ближнему. То, что его самого
вначале гнало вперед и подстегивало, было самое
настоящее стремление к власти, господству, и даже
в его попытке подчинить жизнь, одной-един-
ственной формуле еще многое объясняется этим
стремлением к превосходству. Этот затакт мы об-
наруживаем во всех поступках его героев. Он
заставляет их стремиться возвыситься над ос-
тальными, совершать наполеоновские поступки,
двигаться по краю пропасти, балансировать на нем
с риском упасть и разбиться. Сам он говорит о себе:
<Я непозволительно честолюбив>. Однако ему удалось
сделать свое честолюбие полезным для общества.
И таким же образом он поступал и со своими ге-
роями: он позволял им словно безумцам пересту-
пать границы, которые раскрывались ему в логике
совместной жизни людей. Подгоняя жалом честолюбия,
тщеславия и себялюбия, он заставлял их перейти
черту дозволенного, но затем навлекал на них хор
эвменид и загонял обратно в рамки, которые, как
ему казалось, были определены самой человеческой
природой, где они, обретя гармонию, могли петь
свои гимны. У Достоевского вряд ли можно най-
ти какой-нибудь другой образ, который повторялся
бы столь же часто как образ границ или стены. <Я
безумно люблю доходить до границ реального, где
уже начинается фантастическое>. Приступы своей
болезни он изображает таким образом, словно ис-
пытываемое блаженство манит его достичь гра-
ниц чувства жизни, где он ощущает себя близким
Богу, настолько близким, что вряд ли нужен был
бы еще один шаг, чтобы отделить себя от жизни.
У каждого из его героев этот образ повторяется
все снова и снова, всегда наполненный глубоким
смыслом. Мы слышим его новое мессианское слово:
грандиозный синтез героизма и любви к ближнему
свершился. На этой черте, как ему казалось, ре-
шается участь его героев, их судьба. Туда его влекло,
там, как он догадывался, происходит самое важ-
ное становление человека в социальной среде, и
эти границы проведены им чрезвычайно точно,
с редко встречающейся проницательностью. И эта
цель стала иметь для его творчества и его этической
позиции совершенно особое значение.
Там, на этой черте, куда влекло его самого и
его героев, в муках и колебаниях, в глубоком
смирении перед Богом, царем и Россией, он со-
вершает слияние со всем человечеством. Чувство,
во власти которого он оказался, -это повеле-
вавшее ему остановиться чувство границ (так,
пожалуй, можно было бы его назвать), превра-
тившееся у него уже в защитное чувство вины -
об этом много рассказывают его друзья, - ко-
торое он своеобразно связывал со своими эпи-
Эта неопределенность собственных душевных проти-
воречий - то он бунтарь, то послушный слуга, -
поставившая его на край пропасти и вызвавшая
в нем ужас, вынудила его искать убедительную
истину. Главным тезисом Достоевского, еще за-
долго до того, как он его высказал, было: сквозь
ложь пробраться к истине, поскольку нам ни-
когда не дано полностью распознать истину и мы
всегда должны считаться с любой самой малой
ложью. Тем самым он превратился в противника
<Запада>, сущность которого отрылась ему в стрем-
лении европейской культуры сквозь истину прийти
ко лжи. Ему удалось обрести свою истину, лишь
объединив клокочущие в нем противоречия, по-
стоянно выражавшиеся также в его произведе-
ниях и грозившие расколоть его душу на части
подобно тому, как это происходило с его героями.
Так, он воспринимал служение людям как поэт
и пророк и пришел к тому, чтобы установить гра-
ницы себялюбию. Границы опьянению властью он
нашел в любви к ближнему. То, что его самого
вначале гнало вперед и подстегивало, было самое
настоящее стремление к власти, господству, и даже
в его попытке подчинить жизнь, одной-един-
ственной формуле еще многое объясняется этим
стремлением к превосходству. Этот затакт мы об-
наруживаем во всех поступках его героев. Он
заставляет их стремиться возвыситься над ос-
тальными, совершать наполеоновские поступки,
двигаться по краю пропасти, балансировать на нем
с риском упасть и разбиться. Сам он говорит о себе:
<Я непозволительно честолюбив>. Однако ему удалось
сделать свое честолюбие полезным для общества.
И таким же образом он поступал и со своими ге-
роями: он позволял им словно безумцам пересту-
пать границы, которые раскрывались ему в логике
совместной жизни людей. Подгоняя жалом честолюбия,
тщеславия и себялюбия, он заставлял их перейти
черту дозволенного, но затем навлекал на них хор
эвменид и загонял обратно в рамки, которые, как
ему казалось, были определены самой человеческой
природой, где они, обретя гармонию, могли петь
свои гимны. У Достоевского вряд ли можно най-
ти какой-нибудь другой образ, который повторялся
бы столь же часто как образ границ или стены. <Я
безумно люблю доходить до границ реального, где
уже начинается фантастическое>. Приступы своей
болезни он изображает таким образом, словно ис-
пытываемое блаженство манит его достичь гра-
ниц чувства жизни, где он ощущает себя близким
Богу, настолько близким, что вряд ли нужен был
бы еще один шаг, чтобы отделить себя от жизни.
У каждого из его героев этот образ повторяется
все снова и снова, всегда наполненный глубоким
смыслом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37