Таким образом, вся тяжесть вины должна быть возложена на итальянцев, которые изобрели оружие и усовершенствовали его и которые применяют его ежедневно. Следовательно, весьма справедливое осуждение церкви пусть падет на их головы. А поскольку они в любом случае будут его использовать, что дурного в том, чтобы нанять их и обратить против неверных? Во-вторых, позвольте спросить вас, преподобные лорды, разве вас не заботит спасение человеческой жизни?
Они посмотрели на него с недоумением.
– Как можно говорить о спасении жизней с помощью арбалетов? – сказал наконец архиепископ Кентерберийский. – Несомненно, это противоречие…
– Совсем нет. Посудите сами: если благодаря применению арбалетов я смогу за более короткий срок разгромить сарацинов, я спасу жизнь многим христианам, которые в ином случае пали бы в битвах. Конечно, я также подарю жизнь и многим сарацинам, ибо они, увидев, что терпят поражение на всех флангах, несомненно, капитулируют быстрее, чем это произошло бы в иное время. И тогда вы, милорды, сможете приняться за дело, обращая их в истинную веру и спасая тем самым их души. Итак, вас убеждает это соображение?
Архиепископ Кентерберийский, далеко не глупый человек, внимательно посмотрел на короля, однако не заметил ни тени иронии в выражении его лица.
– В этом есть рациональное зерно, – заметил архиепископ Трирский.
– Мы обсудим вопрос со всех сторон, милорд, и сообщим вам о своем решении в течение месяца, – кивнул архиепископ Кентерберийский.
– Благодарю, ваши высокопреосвященства, – мягко сказал Ричард. – Это будет замечательно. Итак, как вы говорите, в течение недели. Я убежден, что вы согласитесь с логикой моих доводов гораздо раньше.
Он протянул руку, и канцлер подал ему новую пачку документов.
– А теперь мы перейдем к следующей теме нашего разговора, – поспешно сказал он. – Вопрос о бенефициях, которые корона может предоставить в качестве ленного владения церкви за уплату соответствующего налога…
* * *
Дневник Дени из Куртбарба. Отрывок 4-й.
…Но когда король заговорил о крестовом походе и объявил присутствовавшим в зале лордам, что тверд в своем намерении обязательно присоединиться на Пасху к королю Франции и что с этой целью отправляется в Нормандию накануне Рождества, я вдруг весь похолодел с головы до пят. Ибо до этого момента я совсем не предполагал следовать за Ричардом до конца в его странствии ко Гробу Господнему. Я давно знал, что он действительно собирается выступить, но, как всегда и бывает, пренебрегал сим фактом в угоду более насущным делам.
Ни в коем случае не подумайте, будто я лишен благочестия. Я безгранично почитаю святых, удостоившихся небесной благодати, и преисполнен любви к святому великомученику Дени, моему главному покровителю, а также и к Господу нашему Иисусу. Тем не менее я склонялся к мысли, что отправиться за море и погибнуть в Сирии, сражаясь против Саладина, отнюдь не мое предназначение, поскольку я никогда не был воином и не питал склонности к кровавым подвигам. В моей памяти всплыли все рассказы, которые я когда-либо слышал: о дьявольской жестокости сарацинов, о том, как они живьем сдирали кожу со своих пленников или сажали их на кол, о знойном солнце пустыни, в палящих лучах которого у воинов под шлемами мозги сваривались вкрутую, точно куриные яйца, о скорпионах, ядовитых змеях, львах и других еще более страшных животных вроде кокадрилов, которые, проливая слезы, заманивали людей и пожирали их, или василисков, поражавших насмерть своим взглядом, или же слонов, у которых нет коленных суставов, но размером они с гору и способны растоптать целые армии. И хотя я много лет странствовал по свету и новые земли пробуждают во мне живейшее любопытство, откровенно говоря, подобные зрелища и приключения не по душе поэту.
И еще меня тревожила вот какая мысль: хотя сегодня Ричард отнесся ко мне весьма тепло и дружелюбно, кто мог поручиться, что он не встретит меня холодно и враждебно завтра? И весьма плачевной была бы моя судьба, если бы в той далекой стране меня прогнали прочь и я оказался бы без гроша, отвергнутый, не имея ни друга, к которому можно обратиться, ни крыши над головой.
И как нарочно, словно подводя итог всем сомнениям, в тот же самый вечер произошел случай, побудивший меня принять окончательное решение.
После заседания совета, как мне и было приказано, я явился к королю и, покорный его воле, сочинил четыре или пять коротких сатирических куплетов против тех, кто, по его мнению, неохотно откликнулся на призыв пополнить казну. Я не стану приводить их здесь, ибо они были всего лишь искусными поделками, довольно остроумными, но по сути ничего из себя не представлявшими. Он велел мне продиктовать их одному из писцов, который переписал их красивым почерком и распространил среди придворных. Когда мы сели обедать в тот вечер, на верхнем конце стола повели речь о планах короля, и Ричард сказал, что те, кто считает, будто он поступает неразумно, пытаясь добыть так много денег даже ценою королевского домена, – те не знают ничего о войне или о военных нуждах. Войны выигрывает тот полководец, который способен дольше поддерживать боеспособность армии во время похода. Затем граф Джон, брат короля, искоса поглядывая по сторонам, сказал, что этим вечером до его ушей дошли стихи, высмеивающие одного из лордов. Эти стихи весьма его позабавили, особенно строки:

Он варит отличное пиво, но стоит зайти друзьям,
Как он становится глух и все выпивает сам.

Большинство присутствовавших признало, что сатира направлена прямо против Уильяма Бреуерра: он был в числе тех, кого король назначил одним из советников, однако его мало воодушевила цена, которую король запросил за титул эрла, сопутствовавший столь высокой должности.
Стихи вызвали смех, польстивший моему самолюбию, хотя никто и не знал, что они написаны мною. А потом заговорил Николас Далуорт, один из капелланов короля, очень милый юноша, изящный и румяный и, следует отметить, слишком молодой, чтобы знать назубок все молитвы. Необходимо добавить, что Николаса можно было часто видеть подле короля. Король обращался с ним весьма дружелюбно и ласково, и тот порой позволял себе некоторые вольности, на которые не осмелился бы никто иной. Он объявил, что также слышал кое-какие стишки об одном человеке, который берет все, но ничего не дает взамен, и затем прочитал довольно скверные вирши, из которых мне запомнились только эти строки:

Почести Англии, почести Франции –
Всех он заставил плясать свои танцы;
Что волноваться о кровном родстве,
Если графства глотать не внове.

На сей раз эти неуклюжие рифмы были направлены против графа Джона, которому Ричард пожаловал графство Мортен в Нормандии, а также английские графства Ноттингем и Дерби и еще множество других владений впридачу, и в частности, дал титул Глостера, женив на Изабелле, дочери эрла Глостерского. И король сделал это, несмотря на запрет архиепископа Кентерберийского, который выступил против брака на том основании, что леди Изабелла и граф Джон состояли в кровном родстве.
За обедом Николас слонялся позади кресла короля, время от времени наполняя его кубок. Прочитав эти стишки, он захихикал, наблюдая краем глаза за графом, которого он недолюбливал. Но в тот же самый миг король, помрачнев, как грозовая туча, схватил свой кубок и выплеснул его содержимое Николасу в лицо, а вслед – когда молодой клирик отшатнулся – запустил и сам кубок, угодив ему прямо в висок, так что юноша без сознания распростерся на устланном камышом полу. Все с величайшим изумлением наблюдали за этой сценой, король же промолвил только: «Унесите этого пса в его конуру». И сердечно обратился к своему брату: «Давай, Джон, выпей за мое здоровье», – и таким образом все закончилось.
Однако про себя я подумал: такая участь постигла любимца короля из-за одного негодного стишка. Увы мне, если я когда-нибудь сочиню целую песнь, которая ему придется не по вкусу. И чем больше я раздумывал о своем положении, тем меньше оно мне нравилось. Если бы речь шла только о том, чтобы остаться подле него в Англии или во Франции, то мне нужно было бы проехать всего милю, дабы найти другого покровителя. Но если он прогонит меня прочь у стен Акры, меня ждет судьба чужестранца, оказавшегося вдали от дома. Со всех сторон его будут подстерегать неведомые опасности и разного рода неожиданности.
На следующее утро король вновь собрался идти в Пайпуэлльское аббатство, где во второй раз собирался совет. Я почтительно приблизился к нему и спросил, должен ли я пойти с ним. В ответ на это он холодно сказал, что я ему не нужен, и добавил, чтобы впредь я поостерегся писать еще какие-то стихи, кроме тех, что он приказал мне. И тогда я понял, что он думает, будто это я сочинил стихи против его брата. Я сказал: «Милорд, клянусь Пресвятой Девой и спасением души моей, что я не писал тех строф, которые вчера вечером прочитал Николас. Говоря откровенно, милорд, я нахожу оскорбительным то, что вы заподозрили меня в этом, ибо если я не смог бы придумать ничего лучшего, кроме как зарифмовать „кровном родстве“ и „не внове“, то я заслуживал бы того, чтобы мою арфу разбили о мою же голову». Он немного смягчился, услышав эти слова, обуздал свой гнев и попросил прощения, сказав, что он вовсе потерял рассудок от забот и трудов. Еще он добавил, что примерно через два дня мы отправимся в Додфорд и Уорик и у него будет больше досуга для бесед со мной, и спросил, не нуждаюсь ли я в чем-либо. Тогда я промолвил: «Только в небольшой сумме денег», – в ответ на что он рассмеялся и пошутил над моей расточительностью. Он обещал отдать приказ казначею, чтобы он отсчитал мне две марки, и с тем покинул меня. В тот момент я был готов биться головой о стену, ибо я до сих пор не получил от него ни пенни, и у меня не оставалось иного выбора, кроме как продать запасную лошадь с седлом, чтобы прокормить другого моего коня.
В тот же день я почувствовал себя совершенно больным. Меня поразила слабость и полное равнодушие ко всему происходящему. Обессилев, я даже не мог ходить и слег в постель…
* * *
– На самом деле, я отнюдь не был тяжело болен, – признался Дени.
Они с Артуром грелись у камина, слушая шум дождя, хлеставшего в окна замка и заливавшего потоками воды внутренний дворик.
– Во всяком случае, физически. Меня терзал недуг совсем иного свойства. Не знаю, как это объяснить, но у меня было ужасное ощущение дурноты где-то в глубине желудка. Оно походило на то, что я чувствовал, когда впервые в жизни стоял в зале, полном гостей, и пел одну из своих песен. Я представлял себя на месте бедняги Николаса, будто я совершил нечто, вызвавшее гнев Ричарда, и меня избили до полусмерти и выбросили за порог самому добывать себе пропитание. И в тот же миг я видел себя в каком-то мрачном месте – в неведомой чужой стране… Одним словом, я решил, что мне необходимо время, дабы хорошенько все обдумать. Ричард намерен отбыть во Францию в начале декабря. Таким образом, у меня остается более двух месяцев, чтобы принять решение.
– Стало быть, Ричард отправился в Уорикшир без вас? – спросил Артур.
– Он обращался со мной так нежно и заботливо, точно женщина, – поведал Дени. – Ходил на цыпочках и разговаривал шепотом – знаете, как обыкновенно у постели больного. Он сказал, чтобы я не спеша возвращался в Лондон, когда поправлюсь настолько, чтобы выдержать путешествие. И сам же предложил мне поехать сюда и пожить у вас, пока окончательно не восстановлю силы.
– Как вы считаете, что он сделает, если вы решите не возвращаться к нему?
– Не думаю, что он станет что-то предпринимать. Полагаю, если я не вернусь до его отъезда во Францию, он совершенно забудет обо мне.
Артур покачал головой.
– Как мне кажется, он мыслит далеко не так просто, судя по тому, что вы рассказали. Он хитроумен. Полагаю, именно таким и должен быть король.
– Я знаю только одно, – сказал Дени, сплюнув прямо в огонь. – Если существует на свете человек, способный нанести поражение Саладину, то это он. Хитрый, проницательный, сильный, неистовый – я видел его в бою, и я видел, как он управлял толпой священнослужителей и лордов, которые и сами далеко не промах. Я им восхищаюсь. И он внушает мне уважение. И меня очень сильно влечет к нему. Но я не уверен, что он мне нравится.
Артур глубоко вздохнул.
– Хотел бы я, чтобы все было просто. Я хотел бы, чтобы вы забыли о своих неприятностях и остались жить здесь. И в то же время, должен признаться, со мной происходит нечто странное. Я… Как бы получше выразиться… Чем больше вы рассказываете мне о Ричарде и его замыслах, тем сильнее я чувствую… Я хотел бы отправиться с ним в Святую Землю.
– Вы? – в изумлении вскричал Дени. – Боже мой, именно вы хотите собраться в путь, покинуть свои земли и странствовать по Востоку? Артур! Вы вполне здоровы?
Артур невесело улыбнулся.
– Знаю, насколько странным должно казаться вам мое желание. Понимаете, поездка в Лондон явилась для меня новым, необыкновенным и весьма интересным опытом. Моя мать сказала странную вещь. Когда я вернулся домой и спросил, как дела, она ответила: «А ты не волнуйся обо мне, мой мальчик, я решила не умирать, пока ты окончательно не угомонишься». Я подумал, она всего лишь испытывает ревность, или собственнические чувства, или что-то подобное по той причине, что я покинул ее. Но возможно, она разглядела в моей душе нечто такое, о чем я и сам не подозревал… до настоящего времени.
– Когда климат так плох, как здесь, я не удивляюсь вашему стремлению попутешествовать, – сказал Дени с нарочитой беспечностью.
– Вы правы, что не принимаете мои слова всерьез. Откровенно говоря, я и сам с трудом верю, что способен отправиться на край земли, – сказал Артур. – Ведь я не отношусь к числу людей непоседливых. Дома у меня есть все, о чем я могу мечтать. И мне нравится климат. Он меня вполне устраивает. – Сложив руки на коленях, он внимательно смотрел на языки пламени в камине. – Но я непрестанно думаю о красоте дальних стран, о людях, непохожих на нас, о незнакомом языке, на котором они говорят, о землях, где, возможно, никогда не слышали о быках, пшенице и плуге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64