Его братья потянулись следом. У самых дверей последний резко обернулся и, сложным образом переплетя пальцы, изобразил знак Висящего Удава, предвещающий всяческие неудачи увидевшему его. Председатель комиссии благодушно отмахнулся. Если бы все проклятия отвергнутых музыкантов имели хоть какую-то силу, он был бы уже мёртв, причём неоднократно.– Кто там у нас на очереди? – спросил он секретаршу.– Некие «Киллинг очестра», – ответила та, сверившись с бумагами.– Ну, давайте, – председатель откинулся в кресле. – Посмотрим, насколько они «киллинг».В этот момент двери содрогнулись. Громила не рассчитал – барабан стоило затаскивать боком. Сверху посыпалась извёстка. Многочисленные любители халявы, охочие до бесплатных зрелищ, оживились.Следом за Громилой шествовала Джихад. Челюсти Перегниды висели у неё на шее на цепочке. Кактус глупо ухмылялся – крепчайший умат-кумар, вопреки словам Иннота, и не думал выветриваться из головы, и «мистер Аллигатор» воспринимал действительность очень размыто.Друзья устроились на маленькой сцене. Галёрка приветствовала их появление радостным свистом. Председатель комиссии строго посмотрел на хулиганов поверх очков. Ну конечно, студенты! Кто же ещё!Солист шагнул вперёд. В зубах его дымилась здоровенная, в два залома, «козья нога», распространяя вокруг кумарные ароматы. Брови председателя полезли на лоб. Он знал, конечно, что музыканты балуются «травкой», зачастую даже перед самым выступлением; но кумарить во время работы – это уж слишком! Он уже было открыл рот, собираясь указать юному нахалу на дверь, как тот, садистски ухмыльнувшись, взял аккорд на своём банджо.Духи предков, что за звуки издавал сей потрёпанный инструмент! Наверняка все кошки в радиусе трёх кварталов сейчас шипели и выгибали спины, настолько пронзительно и противно это было! А звучание аккорда всё длилось и длилось, заставляя голову вжиматься в плечи и вызывая боль в зубах. На миг председателю комиссии показалось, что между пальцами солиста пляшут сиреневые искры. К вою банджо присоединился не менее противный стон губной гармоники, такой же однотонный и протяжный. Сквозь него возникло и стало усиливаться злобное поклацывание – девица сняла с шеи свои «кастаньеты» и теперь щёлкала ими. Председатель комиссии вскочил, не в силах больше терпеть такое издевательство – и в этот самый миг между пальцами Кумарозо родилась мелодия. Двухметровый обезьянец ухнул и обрушил свои огромные волосатые кулаки на барабан, и тот загудел, запел, заставляя сердце судорожно сжиматься, пульсируя в одном с ним ритме. А мелодия всё росла, ширилась, разливалась сотнями мелких ручейков – и вновь соединялась в реку, могучую, набухшую тугими мускулами струй. Она неслась сквозь город, сметая ветхие дома, кружила водовороты в лабиринтах улиц, пенной стеной врывалась на площади! И она не была чистой, эта музыка-вода; о нет! Грязь и хрипы слышались в каждом её извиве; треск огня, пожирающего джунгли; вой ночных чудищ и крики сражения! Барабанщик разошёлся вовсю. Он лупил в свой барабан руками, ногами и головой; он рассыпал сухие дроби, впечатываясь костяшками пальцев в деревянные бока, и со звоном обрушивал ладони на тугую кожаную перепонку; и солист вторил ему гортанными выкриками и многоголосицей до предела натянутых струн. Члены комиссии сидели как зачарованные и не замечали, что ноги их уже давно живут собственной жизнью, дёргаясь и притопывая в такт. Кактус извивался, стискивая маленькую облезлую губную гармонику то так, то эдак, то нависал над ней, то выгибался назад, запрокидывая голову и посылая пронзительные трели к потолку. А музыка всё гремела и гремела.Зрители давно уже перестали быть зрителями – они ухали в такт, хлопали в ладоши, громко отбивали завораживающий ритм ногами, разом сбросив с плеч гнёт цивилизации, целиком и полностью отдавшись горячим и тёмным порывам сидящего внутри зверя.Находящиеся в зале не сразу сообразили, что всё закончилось. Солист опустил руки и закрыл глаза, тяжело дыша; мял горло зеленокожий разрисованный дикарь; девица, морщась, встряхивала кисть руки. Лишь гориллоид-барабанщик всё не мог успокоиться, разбрасывая по залу гулкие дроби. Наконец всё стихло.Председатель комиссии дрожащей рукой нашарил носовой платок и вытер лоб. Спина его была мокрой от пота. Остальные ошеломленно жмурились, переглядывались, трясли головами. Секретарше потребовалось хорошенько откашляться, прежде чем она смогла вызвать следующих исполнителей.– Духи предков, что это такое было, Иннот? – неуверенно спросил Громила, когда друзья вывалились на улицу. – Или я попросту обкурился умат-кумаром?– Тогда мы, наверное, все обкурились, – покачала головой Джихад. – Потому что я тоже в первый раз такое почувствовала. А бедняга Кактус до сих пор не может прийти в себя.Кактус действительно присел в тени на корточки и покачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками.– Ты случайно не бормотолог, Иннот? – продолжала допытываться Джихад. – Может, расскажешь нам, как ты это сделал?Иннот аккуратно снял пижонское розовое пенсне и протёр стёкла полой своего пончо.– Всё это джанги, – ответил он. * * * Река разливалась всё шире и шире. Всё чаще навстречу путешественникам попадались подмытые водою деревья – и хорошо всем знакомые бородавчатые сосны, и регендали, и вовсе невиданные – с толстыми короткими стволами и неопрятной, спутавшейся массой ветвей. Эти последние, к немалому удивлению Свистоля и Большого Папы, вовсе не думали умирать: сквозь грубую кору прорастали бледные розовато-белёсые корешки, бахромой колыхавшиеся в воде, а ветки задирались кверху, нахально зеленели и выпускали стрелки побегов. Кое-где эти растения образовывали островки, даже целые плавучие рощи – и какое-то зверьё шныряло там, под покровом зелени, попискивало, перекликалось тонкими голосами.«Чего только не бывает на свете!» – с восторгом думал Пыха. Молодой смоукер, пожалуй единственный из всех, смотрел в будущее оптимистично. Осторожно расспросив Джро о Вавилонском житье-бытье, он составил для себя чёткий план: обустроиться на месте, подкопить немножко денег – и снять где-нибудь небольшую комнатушку для двоих… Для них с Кастрацией.Девушка, казалось, была очарована молодым смоукером. Не раз Пыха тяжело вздыхал, думая о невозможности уединения и проклиная потоп – и одновременно радуясь ему, ибо не отправься смоукеры в путь, он не встретил бы её. Была у Пыхи и ещё одна мечта – найти верного товарища, бесследно пропавшего месяц тому назад. Пыха мельком видел странного паренька, с которым накануне беседовал его друг. И хотя Свистоль на прямой вопрос ответил, горестно покачав головой, что оба, скорее всего, сгинули в джунглях, Пыха продолжал надеяться.Дожди теперь лили почти каждый день. Вёслами никто не грёб: да и зачем? Течение на стрежне оставалось довольно сильным и само несло тяжелые неуклюжие плоты в нужном направлении. Смоукеры в основном сидели под навесами, задумчиво покуривая и вспоминая былые деньки. Для стибков столь благостного способа проводить время не существовало. Всё чаще до смоукеров долетали с их плота звуки ссор и разгневанные вопли: застарелая привычка стибков прикалываться друг над другом в таком ограниченном пространстве грозила закончиться плохо. Как-то вечером маленький плот подтянули поближе, и Джро перепрыгнул к смоукерам.– Хау а ю? – поприветствовал его Свистоль.– Да, блин… – главный стибок горестно махнул рукой. – Боюсь, мне не сладить со своими. Совсем озверели от безделья, маленькие паршивцы. Иногда я ловлю себя на мысли, что надо было скормить этому… эрмедайлу как можно больше соплеменников. Хотя бы половину; с остальными я бы как-нибудь ещё управился.– Нехорошо так говорить, даже в шутку! – укоризненно покачал головой Большой Папа.– Оу, е; я вроде как вождь и вроде как должен оберегать их от опасностей. Но знаете, что я хочу вам сказать? Главная опасность для них – это они сами.Он помолчал.– Никогда бы не подумал, что буду завидовать вам, смокерз. Но так и вышло. Знаете, мы, стиб, – очень весёлый и динамичный народ; и вы нам представлялись до сих пор этакими сонными увальнями и бирюками. Но теперь… Теперь я иногда жалею, что я – не один из вас.– Извечная проблема столкновения интровертивных и экстравертивных культур! – провозгласил Свистоль. – Ах, если бы можно было объединить лучшее, что есть у нас, избавившись от недостатков, – какой народ появился бы в мире!– Как правило, получается наоборот, – усмехнулся Джро. – Все подобные попытки заканчивались тем, что объединялись как раз недостатки, а достоинства куда-то пропадали.– Ну да, ну да… Именно поэтому мы и решили прививать гуманизм через дурную, в общем-то, привычку, – кивнул Папа. – Пороки куда более живучи, чем добродетели.– Оу, е?! Расскажите подробнее! – заинтересовался Джро.– Да чего тут рассказывать… Некогда смоукеры были обыкновенными изгоями – по-моему, как раз одним из колен племени стиб. Мы со Свистолем повстречали их в трудный момент – и помогли, насколько это было возможно… У меня, знаешь ли, был богатый опыт путешествий и жизни в Лесу. Мы нашли место, глухое и хорошо защищенное; там даже магия не действовала. Так называемая нулевая зона, может, слыхал?– Нет. Но я понимаю, о чём идёт речь.– Ну вот… А мы с доцентом старые курильщики. Вот и пошло это потихоньку распространяться. Я взял выращивание табака в свои руки, да и подвёл под курево теоретическую базу. Ну, мифологию стали пересказывать малость по-другому, не без того… Зато теперь смоукеры – самый мирный и безвредный народ Большого Леса. Нам со Свистолем здесь хорошо…– Да и мне тоже, – подал голос примостившийся неподалёку Отшельник. – Славные они, эти смоукеры… Хотя и подкаблучники, конечно…– А почему именно тобакко, а не умат-кумар? – поинтересовался Джро. – Вот уж травка так травка! А после хорошего укура такое порой чудится – никакой мифологии не надо!– Дуреют люди от этой гадости, – брезгливо усмехнулся Папа. – Только и могут, что сидеть да тупо хихикать. А табак – это вещь! Мало того, что нервы успокаивает, так ещё и думается под него хорошо. Опять же, в Вавилоне кумар незаконным считается, хотя там и дымят все кому не лень… По крайней мере, в моё время дымили, – поправился он.– Сейчас тоже, – кивнул Джро. – А этот тобакко – он и впрямь успокаивает?– А то! Знаешь, как всех наших трясло, когда Гопплю съели? Ну а потом перекурили это дело – вроде уже и ничего…Джро глубоко задумался.– Мы могли бы заключить договор, – осторожно сказал он наконец. – У нас довольно сильное землячество в Вавилоне, и мы могли бы оказать вашему племени поддержку – ну там, подсказать кое-что…– А что взамен? – поинтересовался Папа.– Сущие пустяки. Небольшая порция этого вашего зелья. Возможно, это немного займёт моих ребят и отвлечёт их от основного способа самоутверждения. Согласитесь, если я обнаруживаю скорпиона в своём ночном горшке – это уже немного слишком…– Не пойдёт, – покачал головой Свистоль. – Самим мало.– Я мог бы подарить вам одну идею… Очень богатую идею, – улыбнулся Джро. – Скажите, вы ведь наверняка задумывались, на какие средства будете существовать в Вавилоне?– Ну?– И к каким выводам вы пришли?– Корзины будем плести, – буркнул Папа. – Это единственное, что мы можем предложить так называемой цивилизации. Корзинщики мы хорошие.– А что, если я предложу вам иной выход? Куда более интересный. Вдобавок вы сможете в полной мере сохранить свою национальную аутентичность и идеалы.– Слушай, Джро, кто же ты всё-таки такой? Никак тебе не положено такие слова знать…– Я закончил Вавилонский университет, – небрежно сказал Джро. – А на то, чтобы вернуться в Лес, у меня были свои причины.– Мне трудно поверить, что вкусивший городских благ может вернуться в лесную глухомань, – хмыкнул Свистоль.– И тем не менее вы двое именно так и поступили в своё время, не правда ли? Да и сэр Отшельник тоже…Задремавший было Отшельник, услышав своё имя, вскинул голову:– А? Что?– Спи дальше…– Ну так что, мы договорились?– А что за идея-то?Джро хитро улыбнулся:– Немножко тобакко для бедных куки, пожалуйста…– Ладно, уговорил… – Папа улыбнулся в усы.– Трубок не дадим! – категорически заявил Свистоль. – Трубка – это святое, а вам, охальникам, и папирос хватит!– Давай, говори свою идею…– Вся ваша жизнь основана на культе этого растения, верно? А Вавилон, по большому счёту, с ним незнаком. Там все курят умат-кумар. Это зелье запрещённое – не потому, что шибко вредное, просто группа концернов, производящих пиво, вытесняет с рынка возможных конкурентов в области культурного досуга. Поэтому торговля кумаром практически вся находится в руках теневиков. Там уже всё схвачено. Но представьте себе, что на рынке развлечений вдруг появится новая ниша. Это и будет ваш тобакко! Он не запрещён законом; выращивать его умеете только вы одни; семенами, или там саженцами, тоже владеет лишь ваше племя. Вдобавок он вызывает привыкание, верно? Значит, число ваших клиентов станет постоянно расти и множиться. Разумеется, вам нужно будет сперва его вырастить, а потом распространить. Тут-то стибки и пригодятся вам: поддержат на первых порах, помогут с рекламой…– Вы? С рекламой? Не смешите! Да если стибок возьмётся что-нибудь рекламировать…– Напрасно вы так думаете. Многие из моих соотечественников преуспели как раз в этом бизнесе. Кстати, рекламировать нужно не просто новое удовольствие, но стиль жизни! Тобакко, который снимает проблемы! Если есть папироска – всё не так уж плохо! А как вам, например, такой лозунг: «Купи настоящую трубку – трубку фирмы «Смоукеры и Ко»! Стань достойным того, что ты куришь!»Большой Папа расхохотался:– Умеешь ты развлекаться, Джро! В этом тебе не откажешь!– А как же, – ухмыльнулся стибок. – Жизнь для того и дана, чтобы всласть поприкалываться!– Кто у нас его купит, табак-то, – хмыкнул Свистоль. – Там все другое курят, совсем другое…– Если другое курят, то и табак тоже будут, – неожиданно поддержал стибка Папа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48