Пыха, моментально оценив изобретение Кастрации, приказал развести огонь и постоянно держать наготове ёмкости с крутым кипятком. На плоских глыбах сланца, служивших чем-то вроде походных очагов, разожгли костры. Большой Папа да и Свистоль понимали, что толку от этого будет чуть: армадилл нападал так внезапно и быстро, что ошпарить его никто, скорее всего, не успел бы. Однако людям надо было делать хоть что-нибудь; и они промолчали.Существовала и ещё одна трудность: запасы сухих дров были невелики. Чтобы пополнить их, пришлось бы сходить на берег; а ступить в реку теперь никто не решался.Тучи к вечеру не рассеялись, как это обычно бывало; и сумерки наступили раньше обычного. На спешно собранном общем совете решено было не останавливаться на ночь. Выбрали караульных. Свистоль и Папа мрачно дымили, время от времени перебрасываясь короткими репликами. Пыха устроился так, чтобы не мозолить им глаза и в то же время слышать всё, о чём бормочут старики. Многие слова были непонятными: Папа что-то буркнул про охотничьи ареалы, Свистоль в ответ произнёс длинную фразу, начинавшуюся со слов «всеобщее нарушение экологического равновесия». Затем разговор, похоже, свернул в нужное русло. Большой Папа, разумеется, знал кое-что про напавшего на них зверя. В основном обсуждалась непробиваемость его чешуи. «Самая защищенная тварь в наших краях», – горестно объяснял правильный смоукер. «В пасть надо целить, – мрачно отвечал шаман. – Там мягкие ткани. В глаз точно не попадёшь». Потом он завозился, роясь в своих вещах. Что-то шуршало, стеклянно позвякивало. «А это что за штуковина?» – с интересом спросил Папа. «Карманное перегонное устройство. В данной ситуации ничем не поможет». – «А тут?» – «Лекарства». Внезапно что-то тяжелое стукнулось о палубу и покатилось по брёвнам. «Ого! А ведь это незаконно». – «Да бросьте вы, профессор. Где закон, а где мы». Пыха не выдержал и обернулся через плечо. Большой Папа держал в руке штуковину, похожую более всего на птичье яйцо. На белой скорлупе кто-то нарисовал чёрную ухмыляющуюся рожицу.– Чёрный смайлик, – хмыкнул Папа. – Армейская метка. Особо опасная, стало быть, штуковина. И что это такое?– Стенобитная снасть, – вздохнул Свистоль. – Для уличных боёв. На природе вещь практически бесполезная. Я уж и не припомню, сколько лет она у меня валяется. Давно выдохлась, поди. Эх, жаль! Надо было при случае детворе фокус показать.– Что за снасть? – спросил Пыха. Свистоль обернулся.– А, ты здесь. Да вот, вещица одна. Бормотологическая, из самого Вавилона. Только пользы нам от неё никакой, к сожалению.Юный смоукер не без внутреннего трепета протянул руку и взял странное яйцо в ладонь. Оно было довольно тяжёлым и словно костяным на ощупь.– А что в нём волшебного? – спросил он.– Этой штукой дома ломали. Бьёшь ею посильнее обо что-нибудь твёрдое и кидаешь в окошко. А через несколько секунд она разбухает до невозможности.– И что?– Ну представь, этот шарик вдруг станет размером с общинный склад. Что тогда будет с плотом?– Навес снесёт, – после некоторого размышления ответил Пыха.– Верно. Но здесь-то всё лёгкое, бамбук да листья, просто засыплет трухой всякой. А ежели такое в каменном доме учинить – жуткое дело! Стены выломает, крыша рухнет, а всех, кто внутри был, в лепёшку раздавит.– Страшная какая штука! А зачем она нужна?– Ну как зачем, – пояснил смущённо Папа, – как раз для этого. Потому и значок такой стоит: мол, опасно с ней играться. Дай-ка её мне, сынок; может, хоть напугать чудище получится…Часовые подняли тревогу ближе к полуночи. Смоукеры и стибки спешно запалили заранее приготовленные факелы и напряженно вглядывались во мрак. Расчерченная оранжевыми бликами вода казалась лаково-чёрной, и там, на самой границе тьмы и света, двигалась параллельно плотам странная треугольная волна.– Пугает, зараза, – хрипло прошептал за спиной у адмирала Грибок. – Вот он, мол, я. Никуда не денетесь.– Это дух реки, – выдохнул кто-то.Армадилл не скрывался. Вскоре стало понятно, что тварь описывает вокруг плотов постепенно сужающиеся круги.– И не надоест ему, – задумчиво хмыкнул Джро Кейкссер.Вожак стибков казался спокойным; прищуренные светлые глаза его внимательно следили за каждым движением монстра.Внезапно армадилл нырнул. Кончик его хвоста, чуть сплюснутый с боков, на миг показался над водой. Все замерли. Средний смоукеровский плот вдруг вздрогнул – что-то сильно ударило его снизу. Завопили детишки.«Бумм! Бумм!» – последовали ещё два удара. Плот вздрагивал, словно живой, вода плескалась о края. Удары вдруг сменились странным звуком – что-то там, под днищем, поскрипывало и пощёлкивало.– Верёвки слабеют!!! – тонко и яростно завопил вдруг Пыха, первым заметивший неладное. – Он верёвки рвёт!!!Действительно, армадилл, поняв, видимо, что опрокинуть плот не так-то просто, теперь растопырил свои острые, как бритва, чешуи и гигантской фрезой вращался под днищем плота, тёрся о скользкие брёвна – и, конечно, задевал связывающие их верёвки.– Спокойно! Без паники! – твердым голосом приказал Большой Папа. – Вязали мы на совесть, так сразу ему не порвать. Давайте-ка все на соседние плоты; женщины и дети – первые.Спокойный тон Папы и его уверенный вид подействовали на остальных как нельзя лучше. Смоукеры потихоньку отступали с опасного места, торопливо, но без паники перетаскивали свои пожитки и грузы. Внезапно скрежет прекратился, чтобы возобновиться через минуту – но уже в другом месте. Люди с оханьем шарахнулись обратно.– Он ведь прекрасно понимает, как до нас добраться! – в сердцах бросил Свистоль. – Неужели эта тварь разумнее, чем я думал?– Вряд ли, – возразил Папа. – Но вы забыли одну вещь. Армадиллов специально создавали для войны. А значит, уж что-что, а суда они умеют топить любые – и большие, и маленькие. Это, скорее всего, запечатлено на уровне инстинктов.«Как они могут так спокойно стоять и рассуждать, когда от смерти нас всех отделяют лишь несколько полуразрезанных верёвок?! – смятенно подумал Пыха. – Неужели же эти двое во много раз храбрее нас всех, вместе взятых, – или они просто слеплены из другого теста? А я… Неужели я такой трус?»Пыха метнулся под навес, выхватил ножик и стал лихорадочно перерезать полоску коры, которой крепилась одна из длинных жердей настила крыши. Выдернув её, он всё так же поспешно примотал к одному концу пучок хвороста – и, подпалив его от очага, шагнул к борту и наклонил огонь к самой воде. Некоторое время ничего не происходило. Мутная, жёлтовато-зелёная толща просвечивала сантиметров на двадцать-тридцать вглубь; острое зрение смоукера уловило в освещенном пятне движение мельчайших водорослей и личинок, несомых течением. Вдруг из-под плота на миг высунулась длинная бурая тень – и мощные челюсти, разорвав речную гладь, жамкнули по тонкой жердине. Факел ткнулся в воду и с шипением погас. Пыха, не выпустивший вовремя свой конец, стукнулся коленями о палубу – так силён был рывок.– Нье нравится! – сказал Джро, вдруг появившись рядом.Лицо стибка было абсолютно бесстрастным, но усилившийся акцент выдавал волнение. В руках Джро сжимал исходящий паром глиняный горшок, держа его, чтобы не обжечь руки, через два клочка сена.– Оки, смоки. Запали ещё один тачлайт. Но дьержи его более выше.Пыха не заставил себя упрашивать. Выдернув жердь, он соорудил на её конце целое гнездо из сена и хвороста и поджег его. На этот раз ждать пришлось дольше. Джро осторожно подался к краю плота. Пыха предостерегающе вскрикнул – и в этот самый миг армадилл вынырнул, но не под факелом, а у самого борта, в двух шагах от стибка!– Зетс ю фо Нит, мазафака! Это тебе за Нита, нехорошее существо! (пиджин)

– заорал Джро и метнул горшок прямо в раскрытую пасть монстра.Челюсти армадилла лязгнули, смыкаясь. Джро едва успел отдёрнуть руки – ещё чуть-чуть, и он остался бы без пальцев. Река всколыхнулась. Предводитель стибков повалился спиной на палубу; а за бортом в это время творилось что-то невероятное! Вода вспучивалась и кипела, клочья белой пены выплёскивались на брёвна. Рептилия билась, свиваясь в кольца и судорожно распрямляясь, топорщила чешую, металась из стороны в сторону – и, наконец, со страшной скоростью, оставляя за собой буруны, понеслась прочь от плотов.– Получилось! – выдохнул Пыха.Джро Кейкссер слегка улыбнулся и показал сложенное из большого и указательного пальцев колечко. Смоукер уже знал, что у стибков этим жестом принято сопровождать самые удачные шутки.– Да, не по нраву кипяточек-то пришёлся! – злорадно пропел Грибок.Вокруг уже толпились смоукеры и соплеменники Джро, и каждый старался воздать героям должное.– Это быль нье просто кипьяток! – торжественно объявил какой-то стибок. – Это отвар самого жгучего пьерца, какой только у нас быль!Слова его встретили взрывом всеобщего ликования.Весь следующий день ушёл на починку плотов. Спустя час после рассвета плотогоны заметили справа широкую песчаную косу и причалили к ней. Уставшие люди (за ночь так никто и не сомкнул глаз) принялись за работу. Армадилл здорово потрепал один из смоукеровских плотов и слегка повредил плот стиб. Кое-кто из смоукеров заговорил о днёвке; однако Свистоль был непреклонен.– В джунглях больше опасностей, чем на реке, – в сотый, наверное, раз повторял он. – Как только закончим ремонт и пополним запасы дров, путешествие продолжится. * * * – Всё было бы просто замечательно, старина, но ты упускаешь из виду одну вещь: нам предстоит меряться силами с профессиональными музыкантами, к тому же без репетиций. Извини, конечно, но, по-моему, это малость легкомысленно, – ворчал Громила.– Всё будет в лучшем виде, Гро. Я тебя уверяю, – рассеянно отвечал Иннот.Он валялся на диванчике, закинув руки за голову, и, казалось, витал мыслями где-то очень далеко.– Мы их сделаем, вот увидишь.– Да каким образом?! – начал сердиться Громила. – Вернись с неба на землю, пожалуйста!– Я и так на земле, – в подтверждение своих слов Иннот похлопал по диванной обивке. – Трудно представить себе существо более приземлённое, чем человек, который валяется на диване с литром пива в пузе. Кстати, знаешь, чем джанги отличается от остальной музыки?– Ну и чем же?– Для него главное не профессионализм, а… – Иннот на мгновение запнулся. – Страсть. Огонь. Ритм. Умение зажечь слушателя, заставить его забыть, что он сидит, например, в прокуренном кабаке и из окна несёт горячим асфальтом. И тогда вместо несвежей рубашки он ощутит на груди жар ночного костра, и ноги его сами пустятся в пляс, а в руке почудится тяжесть верного охотничьего копья… Знаешь, почему большинство музыкальных корифеев так не любят джанги? Да как раз потому, что они виртуозно владеют инструментами, могут сыграть тебе всё, что захочешь, повторить любую мелодию – а настоящего огня в них нет.– Да, старина, тебе бы стихи писать, – неловко ухмыльнулся Громила. – Белые. Ну и скажи на милость, как ты всего этого собираешься добиться от конкурсной комиссии?– Я войду в роль, – сказал Иннот. – Так и знай, старина: завтра я войду в роль, и войду в неё здорово. Прошу тебя об одном: не заражай своим пессимизмом Джихад и Кактуса. Они почти поверили, что у нас получится. А это, считай, половина успеха.Громила вздохнул:– Ладно, это твоё шоу, парень. Постараюсь его не испортить.– Ты мне только дай начать, старина, – улыбнулся Иннот. – Только дай начать.Он укрылся одеялом и вскоре засопел.– Ты не рано баиньки собрался-то? – удивился Громила.Иннот не ответил. Он уже спал. Громила вздохнул и нижней конечностью подтянул к себе очередную упаковку с пивом. Может быть, чтобы увидеть приземлённого человека, и достаточно залить в него литр бэбилонского тёмного, подумал он; но для обезьянца-горри нужно куда как больше.А Иннот уже брёл по затопленному городу своих снов. Проделав недолгий путь, он очутился в знакомой квартире, где его с улыбкой поприветствовал Дворнике.Старейший персонажик восседал в потёртом кожаном кресле и, побрякивая спицами, что-то вязал.– Ты что делаешь? – удивился каюкер.– Вяжу носки, – невозмутимо ответил Дворнике. – Очень хорошее дело. Медитативное… Хочешь, научу? Это несложно.– Спасибо, может, как-нибудь в другой раз. Слушай, мне срочно нужен Сол Кумарозо.Дворнике рассмеялся.– Старине Кумарозо даже после смерти не дают покоя! Вот что значит быть знаменитостью! Ладно, сейчас я его позову. – Дворнике отложил вязание и встал. – Ты и сам, конечно, можешь это сделать – но, боюсь, после того как ты увидишь, что за мир придумал для себя Сол, ты так и проснёшься с раскрытым от изумления ртом. Этот парень совершенно сумасшедший!Он вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Иннот успел лишь заметить длинный, уходящий во тьму коридор с множеством дверей. «Вероятно, за каждой такой дверью находится чей-нибудь мир, – подумал он. – И когда-нибудь одна из них будет вести в мой». Невольно каюкер поёжился.– Здорово, старина! Какие проблемы? – весело поприветствовал его Кумарозо.Звезда джанги был одет всё в то же яркое пончо; глаза весело поблескивали сквозь розовые очки.– У меня действительно проблема, Сол. Завтра я с друзьями буду выступать перед отборочной комиссией джанги-фестиваля, и нам во что бы то ни стало надо выиграть.– Решил начать музыкальную карьеру? – изумился Сол. – А как же каюкинг?– Да нет, дело не в этом. – И Иннот вкратце изложил причины, побудившие его прийти.– Вот что, это дело непростое. Пойдём-ка прогуляемся и обсудим, – предложил Сол.В руке его внезапно материализовался огромный «косяк». Потянуло умат-кумаром.Они вышли на лестничную площадку, и там Кумарозо неожиданно повернул наверх.– С крыши вид лучше, – пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Иннота.– Слушай, а почему это Дворнике сказал, что твой личный мир совершенно сумасшедший? Что в нём такого? – полюбопытствовал каюкер, взбираясь вслед за ним.Кумарозо расхохотался:– Это мой-то мир сумасшедший?! Видел бы ты его мир! Нет, ну надо же! Ай да Дворнике! Я бы с удовольствием показал тебе, что у меня и как, но ты ведь, насколько я понял, сейчас пришёл по делу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48