Ему только хотелось освободиться от страсти. Он хотел относиться к ней как к любимой женщине, которую можно получить — и отбросить. Он не подозревал, что попадется в ловушку, которой боялся больше всего.
Привязанность. Обладание. Зависимость.
10.
Марианна открыла глаза и увидела стоящего у окна обнаженного Джордана, который смотрел на предрассветное небо.
У нее перехватило дыхание! Невероятно! Потрясающе! Она никогда не думала, что мужское тело может быть столь прекрасным. Даже на картинах великих мастеров Возрождения она не встречала подобного совершенства. Скульптуры Микеланджело, считающиеся эталоном мужской красоты, всегда казались ей немного тяжеловесными. А стройное, подтянутое тело Джордана, сильное и в то же время изящное, было полно неизъяснимой грации.
Наверное, она пошевелилась — он повернулся и посмотрел на нее:
— Доброе утро.
Он ничуть не смущался своей наготы. Как бы ей хотелось так же владеть собой!
— Доброе утро, — прошептала она.
Он пристально посмотрел на нее, и ей почему-то показалось, что он сердится. Но это впечатление почти сразу же рассеялось: на губах его появилась такая знакомая ей чувственная, немного насмешливая улыбка.
— Какие у тебя испуганные глаза! Неужели я кажусь таким страшным?
— Нет. — К собственному изумлению, Марианна услышала, что говорит правду: — На самом деле я думала, что ты совершенно великолепен. Гораздо красивее, чем та знаменитая статуя Давида Микеланджело.
— Премного благодарен. — Он поклонился, сумев каким-то образом сделать это движение изящным, несмотря на наготу. — Кажется, меня еще никто не сравнивал с библейским персонажем. А тем более со статуей. Как правило, сравнения бывали более приземленными. — Он направился к кровати. — Как ты себя чувствуешь? Не болит?
— Нет. — Она ощущала небольшое жжение между ног, но ни за что на свете не призналась бы ему в этом. Он и так обнаружил слишком много ее слабостей. Она никогда не думала, что, уступив ему, настолько с ним сблизится. Ах, почему бы ей не сказать себе честно: она вообще ни о чем не думала! Ее несло к нему так же неудержимо, как лист, подхваченный стремительным потоком, и ей хотелось только утоления жажды, которое он ей обещал. Она села в постели, укутавшись в одеяло. — Я в полном порядке.
— Прекрасно. — Он уселся рядом с ней. — Тогда мы можем идти дальше.
Ее охватила тревога:
— Я не говорила; что хочу… Я не уверена… Это нехорошо.
— Это очень хорошо. Я так и думал, что сегодня ты начнешь жалеть о случившемся. Дороти слишком хорошо поработала.
Он медленно стянул одеяло ей до талии, не сводя взгляда с ее обнажившейся груди.
— Всегда полезно после первого урока сразу же снова садиться верхом. Иначе можно потерять ритм движения.
Это напомнило ей его эротический рассказ о жеребце и кобыле, и она почувствовала, как мышцы ее живота напрягаются от возбуждения.
Джордан заметил ее реакцию и посмотрел ей в лицо. Голос его внезапно осел:
— Я хочу тебя. Я уже давно стою у окна и жду, чтобы ты проснулась. Ты примешь меня, Марианна?
И вновь ее подхватила горячая волна страсти. Почему это не кончается? Она надеялась, что, когда она уступит желанию, оно исчезнет. А оказалось, что сегодня она жаждет Джордана так же сильно, как и накануне ночью.
Он нагнулся, и губы его оказались у самой ее груди.
— Я обещаю, что если ты это сделаешь, я тебя вознагражу.
Когда его теплый язык прикоснулся к ее соску, она невольно ахнула.
— Я уже говорила, что мне не нужны награды.
Он раздвинул ей ноги и медленно вошел в нее, и сама эта неспешность еще сильнее раздразнила ее желание.
— Эту награду ты захочешь. Но сначала мы проверим, не обманула ли ты меня насчет боли. — И он начал двигаться, сначала нежно, потом сильнее. — Потом мы перейдем ко второму уроку… и награде.
Неистовое желание пронзило ее, она крепко обхватила ногами его бедра, дыхание у нее сбилось, пальцы впились в простыни…
— Что ты…
Его руки нашли ее, и она выгнулась навстречу им, позабыв обо всем, оборвав себя на полуслове.
Но Джордан ответил на ее вопрос. Он нагнулся ближе, зарывшись в ее волосах, и зашептал ей на ухо…
* * *
— Хватит на сегодня! Ты уже достаточно поработала. Мне начинает казаться, что меня совсем забыли. — Джордан откинулся на спинку кресла. — Посмотри, какая ты бледная. Я уверен, что тебе надо подышать свежим воздухом. Пойдем погуляем.
Он просто ищет предлог увести ее из мастерской, возмущенно подумала Марианна.
— За последние четыре дня я почти ничего не сделала. Я хочу закончить этот витраж.
— Какая ты упрямица! — Он беспокойно пошевелился. — Можно подумать, тебе нужен этот проклятый витраж! Грегор говорит, что в кладовой при конюшне уже целая стопка не понравившихся тебе работ.
Она перевела взгляд на тюльпан, который начала вырезать,
— Как я могу знать заранее, удастся работа или нет? Но в любом случае на красоту время тратится не зря.
— Это правда, — засмеялся он. — Но я предпочитаю живую красоту. — Он замолчал. — Особенно когда ты демонстрируешь ее в постели. — Голос у него стал низким и чувственным. — Иди сюда.
— Нет. — Она постаралась скрыть вспыхнувший в крови, ставший уже привычным жар желания. — Я хочу закончить этот витраж до того, как мы завтра поедем навестить Алекса.
Джордан застыл:
— Алекса?
Она повернулась и посмотрела на него:
— Ты мне обещал.
— Бога ради! — резко сказал он. — Ты же знаешь, что с ним ничего не случилось. И ты не можешь притворяться, что оказалась в моей постели ради него.
— Да, я не ради него позволила тебе… — Она оборвала фразу и устало сказала: — Я ничего не могу поделать. Это — словно болезнь.
В нем снова вспыхнул гнев:
— Видит Бог, если это болезнь, то ты ею наслаждаешься!
Да, этого она не могла отрицать. Последние четыре дня Марианна провела в тумане чувственной любви. Они соединялись так часто и по-разному, что невозможно было пересчитать, но этого всегда было мало. Ее тело отвечало на каждый его взгляд, на каждое, даже небрежное, прикосновение.
А он старался прикасаться к ней как можно чаще.
Марианна постепенно поняла, что он пользуется этим не только для того, чтобы пробудить в ней желание, но и чтобы лишний раз подчеркнуть свою власть. Он мог поднести ее руку к губам посреди разговора, а потом продолжать его, словно этой ласки и не было, он рассеянно поглаживал ее плечи, когда она садилась у его ног перед камином, он расчесывал ей волосы перед сном, болтая о пустяках, перебирая пальцами пряди.
Каждое движение, каждое слово, каждый поступок все прочнее привязывали ее к нему, опутывая сетью близости.
Он улыбнулся, и лицо его осветилось очарованием.
— Наслаждение — это не болезнь, а радость, — тихо сказал он. — Тебе нравится все, что я делаю. Признайся, Марианна.
Ей не было нужды в этом признаваться: он прекрасно звал, что она целиком в его власти. Сначала она безвольно плыла по течению, бездумно принимая все происходящее, но постепенно поняла, что Джордан не захвачен страстью так, как она. Конечно, он желал ее, в этом сомнений не было. Но временами его взгляд вдруг становился отчужденным, в манерах появлялась необычная настороженность — и это тревожило ее. Можно было подумать, что он пытается переделать ее на свой лад, и эта мысль будила гнев и страх. Она знала, какая у Джордана сильная воля, — но она не станет той покорной любовницей, которую он пытается создать.
— Неважно, что я чувствую. Важно, кто я такая. — Она поколебалась, а потом стремительно добавила: — Я хочу, чтобы ты меня отпустил. Я решила, что это не может продолжаться.
Его взгляд стал холодным:
— Это будет продолжаться. Она повернулась к нему.
— Сколько? Пока я тебе не наскучу?
— Я такого не могу себе представить.
— Я могу назвать по крайней мере шесть женщин, с которыми ты расстался без сожаления, — и это только за то время, что я провела в Камбароне.
Джордан нахмурился:
— Это совсем другое.
— Это то же самое! Зачем я тебе? Ты — человек не постоянный. Пройдет месяц — и ты привезешь сюда новую женщину, и…
— Замолчи, слышишь? Ради Бога; я же сказал тебе, что это совсем другое!
— Да. — Она пригладила пальцами волосы. — Я согласна… это что-то другое. Но именно это другое для меня невыносимо!
— Я тебя не понимаю. Тебе невыносимо наслаждение?
— Не знаю… Мне кажется, я задыхаюсь.
— Чепуха.
— Тебе что-то от меня нужно, — запинаясь, проговорила она. — Может, я тебе уже наскучила. Может, ты просто притворяешься, чтобы получить от меня Джедалар. Это так?
— Ты прекрасно знаешь, что ты мне не наскучила. И прекрати наконец устраивать сцены!
— Откуда мне знать? Ты человек умный. Может, леди Карлейль тоже не заметила того момента, когда перестала привлекать тебя. — Она сделала глубокий вдох и проговорила ровным голосом: — И я не устраиваю сцены. Я говорю, что думаю. Хотя ты мог заметить, что в последнее время способность мыслить меня оставила.
Гнев внезапно исчез с его лица, и он откинулся на высокую спинку кресла.
— Совершенно верно. Я и добивался, чтобы ты не думала — а только чувствовала. Мысли в данной ситуации совершенно некстати. — Он негромко добавил: — Хочешь вытянуть из меня признание? Хорошо! Я буду с тобой откровенен. Джедалар не имеет к этому никакого отношения. — Он помолчал. — Я хочу, чтобы ты полностью принадлежала мне.
Марианна с недоумением уставилась на него:
— Принадлежала? Я не рабыня, чтобы быть чьей-то собственностью!
— Очень жаль, что нет. Я был бы счастлив сделать тебе чудесную клетку, ключ от которой хранился бы у меня одного. Мне не по вкусу обычные способы, которыми мужчина владеет женщиной. В таких случаях связь недостаточно прочна.
Марианна ошеломленно тряхнула головой:
— Я тебя не понимаю.
— Я и сам себя не понимаю. Уже очень давно я понял, что глупо пытаться кого-то удержать. Рано или поздно все от тебя уходят. Лучше уйти первому и не оглядываться. Именно это я и собирался сделать с тобой, но что-то произошло. Ты до меня дотронулась… и поймала. — Он криво улыбнулся. — Уверяю тебя: я сопротивлялся изо всех сил.
— Тогда отпусти меня.
— Не могу. — В его голосе вдруг зазвучали бессильный гнев и отчаяние. — Не могу, черт подери! — Он глубоко вздохнул и, овладев собой, уже спокойнее продолжал: — Поэтому я решил найти способ заставить тебя остаться. Легче всего было бы тебя подкупить, как обычную женщину, но я знал, что это невозможно. Однако у меня в запасе есть еще одно оружие. — В его глазах заплясали веселые искорки. — У тебя необычайно чувственная натура. Наверное, ты заметила, что я пытался заставить тебя отдаваться мне всякий раз, как я того хотел — и именно так, как я хотел. Такая покорность становится привычкой, которая действует не хуже самых прочных цепей.
Цепи. Так вот к чему он стремился. Овладеть ее душой так же, как он овладел ее телом, управлять ею по своей воле. Возможно, с зависимостью, которой он начал ее опутывать, пришло бы и доверие. Может быть, наступил бы момент, когда она отдала бы ему Джедалар только для того, чтобы сделать ему приятное. Эта мысль ее испугала.
— Почему ты мне это говоришь? — прошептала она.
Джордан пожал плечами:
— Мои чувства по отношению к тебе всегда были очень сложными. Может быть, мне надо, чтобы ты начала сопротивляться, пока я не уничтожил в тебе все, что я ценю. Я понял: нельзя поработить — и самому не быть порабощенным. — Он улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. — У меня тоже болезнь. Я не могу видеть тебя — и не хотеть тебя.
Желание, необузданное, мощное и не прикрытое никаким другим чувством. Ну а чего же она ожидала? Что еще существует между ними? И все же мысль об этом почему-то причинила ей острую боль. Надо покончить с этим хаосом чувств, пока он не стал невыносимым. Ей надо найти способ расстаться не только с Джорданом, но и с Камбароном.
— Я хочу видеть Алекса.
Он пожал плечами:
— Тогда ты его увидишь. Нам не надо никуда ехать. Я пошлю записку Грегору, чтобы он завтра привез его в Дэлвинд.
— Он так близко?
— Достаточно близко. — Джордан помолчал. — Положи свой резак.
Она покачала головой:
— Я же сказала, что не хочу идти гулять.
— И я тоже. Иди сюда.
Она повернулась и посмотрела на него.
Он уже не откидывался небрежно на спинку кресла, а сидел, напряженно выпрямившись. В ответ на ее взгляд он улыбнулся:
— Раз ты намерена меня оставить, воспользуемся последними часами наслаждения. Тебе еще многому предстоит научиться.
Марианна возмутилась:
— После всего, что ты мне сказал, неужели ты думаешь, что я соглашусь?..
— А почему бы и нет?
Его длинные изящные пальцы медленно гладили полированные подлокотники кресла.
Кресло!
— Подойди ко мне, Марианна. Ты помнишь? Я не могу подойти к тебе.
Он говорил о том своем сне — о сне, который столько раз заставлял ее просыпаться среди ночи.
Его зеленые глаза пристально смотрели на нее, губы стали тяжелыми и чувственными. Краска залила его бронзовые щеки, ноздри чуть заметно расширились.
— Хочешь убежать назад к Дороти и всю свою оставшуюся жизнь проводить, как она? Разве ты не испытываешь соблазна узнать и попробовать все на свете? — Он сжал руки на подлокотниках. — Я жду, Марианна!
Она слышала, как бешено стучит его сердце. Казалось, сам воздух бился ему в такт. Она так привыкла удовлетворять все его желания — ведь при этом она удовлетворяла и свои собственные! В бессильном ужасе Марианна ощутила, что ее тело готово принять его. Его циничная откровенность ничего не изменила. Ее бросило в жар, а внизу живота возникла привычная уже сосущая пустота, которую надо было заполнить — и которую мог заполнить один только Джордан. — Ты тоже хочешь этого, — сказал он. — Еще одно воспоминание. Еще одно наслаждение. Их было уже так много — какая разница, если ты прибавишь еще одно?
Он был воплощением красоты, элегантности и соблазна. Даже сам сатана, совращая Еву, не мог быть более обольстительным!
— Ты боишься? Почему? Ты не можешь решиться?
— Я не боюсь.
— Тогда иди ко мне.
Марианна медленно направилась к нему.
Джордан удержал ее взгляд.
— Правильно, — прошептал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48