Раньше мне всегда удавалось при необходимости избавляться от «рефлекса лосося». Но на этот раз рефлекс слишком силен. Не в силах преодолеть мучительную потребность, я снова и снова пытаюсь освободиться от цепей, не обращая внимания на возможные повреждения конечностей.Древний инстинкт требует, чтобы я берег свое тело, но рефлекс берет верх. Он говорит, что это тело не важнее дешевой бумажной одежды. Воспоминания, вот что имеет значение.Нет. Не память. Что-то другое. Что-то большее. Я не владею научной терминологией. И сейчас мне ни до чего нет дела.Вернуться в свой реальный мозг. Мозг, который, если верить Махаралу, больше не существует. Это он информировал меня о том, что реальное тело Альберта Морриса — тело, рожденное моей матерью более двенадцати тысяч дней назад — уничтожено вечером во вторник. Вместе с моим домом и садом. Вместе со спортивными наградами и так и не законченной дипломной работой.Вместе с сувенирами, каждый из которых так или иначе связан с расследованным мною делом. Сколько их было? Пожалуй, более сотни. Сотни дел… сотни злодеев, худшие из которых отправлены на принудительную терапию и в тюрьму.Вместе со шрамом от пули, который поглаживала Клара, когда мы лежали с ней в постели…Моей плоти больше нет. Так мне сказали.Я лишен возможности проверить утверждение Махарала. Но зачем ему лгать беспомощному пленнику?Проклятие! Этот сад стоил мне таких трудов. На следующей неделе в нем созрели бы абрикосы.Хорошо. Размышления о саде помогают отвлечься. Хоть какой-то способ сопротивляться рефлексу. Но долго ли мне удастся продержаться?Положение усугубляет беспрерывная болтовня Махарала.Может, он специально действует мне на нервы? Или это часть некоего хитроумного плана вывести меня из равновесия?— …Так что, как видите, все началось задолго до того, как Джефти Аннонас открыла Постоянную Волну. Двое ученых, Ньюберг и Д'Акили, обнаружили вариации в нервной функции, используя примитивную аппаратуру начала века. Особенно их заинтересовали различия, появлявшиеся в ориентационной зоне, в верхней части мозга, во время молитвы и медитации.Они выяснили, что духовные адепты — от буддийских монахов до исступленных протестантов — умеют подавлять активность в этой особой нервной зоне, функция которой заключается в совмещении всей сенсорной информации и разграничении человека и окружающего мира.Религиозные фанатики умели уничтожать восприятие границы между собой и миром. Один из эффектов ощущения единства со вселенной — высвобождение эндорфинов и других вызывающих удовольствие веществ, что усиливает желание снова и снова возвращаться в то же состояние.Другими словами: молитва и медитация индуцировали психохимическое пристрастие, сродни наркотическому, к святости и единству с Богом!Тем временем другие исследователи стремились найти то место, где находится сознание, тот воображаемый локус, где обитает наша сущность, наше «Я». Ученые Запада помещали его за глазами, считая, что это «Я» смотрит через них, подобно мифическому гомункулусу. Другие полагали, что место обитания «Я» — грудь человека, там, где бьется сердце. Эксперименты доказали, что людей можно заставить поверить в перемещение «Я» или души.Человека можно научить наблюдать душу вне тела. Она способна вселиться в какой-нибудь находящийся рядом объект… например, в глиняную куклу!Иногда профессор останавливается и улыбается мне.— Только подумайте, Альберт! Поначалу между этими открытиями не было видимой связи. Но затем отважные исследователи начали понимать, к чему они подступили. В их распоряжении оказались элементы, отдельные кусочки великой тайны. Перед ними ворота в новую реальность, в новую вселенную, предлагающую невероятные возможности.Я беспомощно наблюдаю за тем, как Махарал переводит переключатель еще на одно деление. Машина надо мной издает стон и наносит очередной удар в мою оранжево-красную голову. Удается удержаться от крика, чтобы не доставить моему мучителю удовольствия. Чтобы отвлечься, я продолжаю диктовать комментарий, хотя у меня нет рекордера, и слова бесследно исчезают в забвении.Впрочем, это к делу не относится. Снова и снова я повторяю себе, что должен определить линию поведения и строго придерживаться ее. Проверенный временем совет для беспомощного пленника, предложенный давным-давно человеком, пережившим куда более худшие муки, чем те, что уготовил мне Махарал. Совет, нужный мне, как…Стрела боли пронзает голову! Спина выгибается в спазмах. Но еще сильнее потребность вернуться.Но куда? Как? И зачем он делает это со мной?Вдруг я замечаю кое-что за стеклянной панелью, разделяющей лабораторию Йосила. Это Серый Альберта. Дитто, захваченный на территории поместья Каолина в понедельник, тот, которого доставили сюда и использовали в качестве матрицы для изготовления меня.Каждый раз, когда корчится мое тело, то же происходит и с Серым!Неужели Махарал делает одно и то же с нами обоими?Одновременно? Но возле Серого нет такой машины, какая нацелена на меня.Значит, происходит что-то другое. Тот дитто каким-то образом чувствует то же, что чувствую я! Должно быть, мы… Ох!Сильно. Будь я реальным, наверное, поломал бы себе зубы. Надо разговаривать. До следующего удара.— Дис… дис… тан…— В чем дело, Альберт? Пытаетесь что-то сказать? — Мой мучитель усмехается. — Ну же, вы можете!— Диета… дистанционный… Вы хотите…— Дистанционный импринтинг? Всегда одно и то же. Нет, друг мой. Ничего подобного. Та мечта устарела. У меня более амбициозная цель. Фазосинхронизация псевдоквантума душевных состояний двух сходных, но пространственно разделенных Постоянных Волн, Я исследую ваш общий локус наблюдателя. Вам это что-то говорит?Дрожу. Не могу удержать дрожи.— Общий… ло… локус…— Мы уже обсуждали это. Каждый, кто наблюдает явление, помогает его творению… впрочем, ладно. Скажем проще, все копии Постоянной Волны связаны с органической версией. Даже ваши, Альберт, хотя вы предоставляете своим големам большую свободу действий.Я хочу использовать эту связь! Для этого нужно оборвать оригинальное связующее звено. А единственный способ — уничтожить матрицу-прототип.— В-вы уб… убили…— Альберта Морриса с помощью похищенной ракеты? Конечно. Мы ведь уже обсуждали это.— Себя. Вы убили себя?На этот раз серый голем вздрагивает.— Да… да. Поверьте мне, это было нелегко. Но на то были основания.— Основания?— Действовать пришлось быстро. Пока я не в полной мере осознал, что задумал.Говорить становится все труднее… даже выдавить из себя хоть одно слово. Спазмы следуют один за другим. Машина словно дергает струны моей Постоянной Волны, и с каждым рывком во мне вскипает острая потребность поспешить домой… разгрузиться… отдать свои воспоминания мозгу, которого больше нет.Ух! Плохо, хуже некуда!Все, думай! Предположим, меня реального нет. А как же Серый за стеклянной перегородкой? Могу ли я слить свои впечатления ему? Но нас ничто не соединяет. Нет никаких кабелей.Ох!А если……если Махарал чего-то ждет. Должно произойти что-то… о-о-о!.. необычное.Может быть, я пошлю что-то… какую-то сущность себя… туда, в другую комнату, через стеклянную стену… тому Серому? Перемещу свою душу без криокабелей и прочего оборудования?Я не успеваю ничего спросить, чувствуя, как накатывает еще одна волна боли. Не волна… вал…Черт. Как больно… Глава 35 ПОЛНАЯ ПУТАНИЦА …или как Серый № 2 испытывает тягу… Черт, что же это?Или я сам вообразил, что через меня прошла какая-то волна, как горячий ветер?Наверное, показалось. Что еще остается тому, кто привязан к столу, не способен двигаться, приговорен к наихудшей из возможных судеб.Думаю.С того самого момента, как Махарал заставил меня импринтировать ту оранжево-красную копию, я стараюсь выработать какой-то план побега. Нечто хитроумное, что не приходило в голову другим пленным Альбертам. Если же с планом побега ничего не выйдет, то хотя бы отправить сообщение мне-реальному. Предупреждение. Пусть я/он знает о техноужасе Йосила.Да. Знаю. Но напряженная работа ума, пусть даже бесполезная, помогает скоротать время.Меня почему-то начинают одолевать приступы необъяснимого беспокойства. Какие-то образы вспыхивают в мозгу и гаснут, как фрагменты сна, я не успеваю их запомнить, а когда пытаюсь воспроизвести методом свободных ассоциаций, то в памяти возникает лишь длинный ряд молчаливых фигур… как статуи Истер Файленд. Или фигурки на громадной шахматной доске.Каждые несколько минут на меня наплывает безумная клаустрофобическая жажда. Выбраться из тюрьмы. Вернуться домой. Покинуть это удушающе тесное тело и обрести то, из почти бессмертной плоти.И вот… словно кто-то нашептывает мерзкий слушок… Нет никакого «я»… возвращаться некуда… Глава 36 БЛЮЗ ПЕЧНОЙ УЛИЦЫ …или как Зеленый вновь открывает для себя Диттотаун… Выйдя из Храма Преходящих, мы с Пэллоидом поспешили по Четвертой авеню мимо стонущих динобусов, круглосуточно развозящих дешевых фабричных рабочих. Рядом сопели бронегрузовики, доставлявшие срочные грузы, бежали рассыльные на длинных ногах, переступая через склоненные головы коренастых Эпсилонов, бездумно марширующих к подземным цехам.Там и тут мелькали ловкие мусорщики, благодаря стараниям которых улицы оставались безукоризненно чистыми. И явно выделялись из всей этой толпы с важным видом выступавшие Серые, Эбеновые, Белые, доставлявшие самый ценный груз — воспоминания, необходимые реальным людям.Диттотаун — часть современной жизни, но в этот раз он показался мне каким-то незнакомым. Возможно, из-за всего того, что я узнал за долгую двухдневную жизнь Франки?Проскочив мимо Теллер-билдинг, вторичный налет на который вовлек беднягу Альберта в неприятности, из которых он уже не сумел выпутаться, я свернул за угол по совету моего маленького друга, знающего, где тут можно «срезать». Вскоре мы покинули промышленный район, с его фабриками и офисами, и оказались в другом мире — мире стареющих строений, безумных капризов и недалеких перспектив.Дитто, которых встречаешь в этом районе, являются сюда по делам, далеким от бизнеса.Со всех сторон нас окружали призывно мигающие вывески. Раскрашенные в кричащие цвета зазывалы заманивали редких прохожих заглянуть в их заведение, совершить «путешествие всей жизни». Я заметил двадцатиэтажное здание, превращенное в гигантские американские горки. Только катались здесь без пристяжных ремней и защелок, а каждый желающий мог купить пистолет, чтобы обменяться выстрелами с пассажирами проносящихся мимо других поездов.Милое развлечение.Дальше шла целая улочка дитто-борделей, предназначенных для тех, кому не по средствам заказать доставку объекта своих эротических фантазий на дом. Из ярко освещенных комнат выглядывали, кокетливо улыбаясь, всевозможные красотки и красавцы.Мы миновали несколько грязных улочек, отведенных для любителей повоевать, и я обратил внимание, что здесь мало что изменилось со времен моего детства: те же предостерегающие знаки, те же дешевые киоски, продающие оружие случайным посетителям. Флэшеры объявляли о снижении цен и распродажах.— Мы устроим вам ограбление! — кричал один.— Скидки для именинников! — предлагал другой. В общем, все, как всегда. Вспоминаешь юность, и становится неловко.А тут со мной приключилась еще одна беда. Кожа начала отшелушиваться. Серое покрытие, казавшееся таким роскошным и первоклассным в «Каолин Мэнор», когда я только прошел обновление, оказалось на поверку низкопробным спреем.Краска сползала с меня, словно кожура с банана, длинными полосами, сдирая заодно и нижний красно-оранжевый слой. Хотелось чесаться. Но самое главное, я быстро становился тем, кем и был на самом деле — Зеленым. Предназначенным для стрижки газонов и чистки сортиров. Но не для игры в детектива.— Здесь налево, а на следующем перекрестке направо, — скомандовал Пэллоид, запуская в мое плечо когти. — Берегись капулетов. — Чего?Смысл его предостережения стал ясен через пару минут, когда, обогнув угол дома, я застыл, изумленно глядя на улицу, претерпевшую кардинальную трансформацию со времени моего последнего визита сюда. Весь квартал был самым тщательным образом перестроен по образцу Италии периода Возрождения, начиная от мостовых и заканчивая пышным фонтаном в стиле Брунеллески, расположенных в центре обширной пьяцца, напротив церкви.На противоположных сторонах площади высились особняки-крепости, балконы которых украшали развевающиеся знамена соперничающих благородных семейств. Живописно одетые молодчики, лениво прохаживающиеся по террасам, задирали проходящих внизу, выставляя напоказ плотно облегавшие ноги чулки и бугрящиеся гульфики. Грудастые матроны отчаянно бранились с уличными торговцами, роясь в грудах шелковых тканей и других архаичных товаров.Наверняка столь шикарное воспроизведение давней эпохи обошлось недешево. Не слишком ли рискованно для Диттотауна, где в любой момент может вспыхнуть голем-война, после которой от этого игрушечного мирка остались бы одни руины. Но, подумав, я понял, что риск и есть главное оправдание существования этой идиллии.От фонтана донеслись громкие крики. Одни паренек в красно-белом костюме явно старался задеть другого, разряженного в пестрое одеяние соперничающего дома. Мелькнули шпаги, звякнули клинки, собравшаяся толпа отозвалась ободряющими криками.Должно быть, один из них Ромео, — догадался я, услышав цитату из Шекспира. Интересно, эта роль достается членам клуба по очереди или же все решает старшинство? А может, устраивают аукцион, ведь затраты на содержание этого заповедника немалы.Безработные и уставшие от безжизненных постановок, эти афисионадос, должно быть, встают с первыми лучами солнца и рассылают дитто на поиски приключений, после чего с нетерпением ждут вечера, сулящего свежие, острые впечатления. Реальная жизнь никогда не даст им того, что дают псевдожизни, эта искусственная яркая имитация.А я-то считал странной Ирэн!— Успокойся, Альберт!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67