Предположим, я оторвусь от желтых дуболомов Беты и доберусь до полицейского морозильника. Мой оригинал выплатит штраф за нарушение общественного порядка, и от премии, обещанной за выявление логова банды Беты, ничего не останется. Это во-первых. Во-вторых, копы вполне могут проявить небрежность и не успеют заморозить меня вовремя. В последнее время за ними такое замечалось.Разумеется, я уже попался на глаза камерам слежения. Но достаточно ли будет записи для проведения надежной идентификации? Лица у Зеленых не очень-то выразительные, а над моим вдобавок потрудились парни Беты.Так что опознание станет делом нелегким. Оставалось одно: унести мое проштемпелеванное тело туда, где его никто не сможет опознать. Пусть гадают, из-за кого случился весь этот сыр-бор.Крича и размахивая руками, я заковылял к реке.Возле набережной меня догнал суровый, усиленный громкоговорителем окрик: «Стой!»Копы-големы носят громкоговорители там, где у большинства из нас половые органы… Жутковатая замена, которую трудно не заметить.Слева от меня стали падать камни. Один угодил в мое разлагающееся тело, другой отскочил от тротуара и едва не зацепил настоящего полицейского. Может, теперь Синие обратят внимание на желтых ребят Беты. Клёво.На этом мысли оборвались, потому что мои ноги потеряли опору. Некоторое время они по привычке еще топтали воздух, а потом я плюхнулся в темную воду.
В том, что я веду рассказ от первого лица, есть одна большая проблема — читатель знает, что я все же добрался до дома в целости и сохранности. Так что никакого саспенса. Да, так уж получилось, что на этом все не кончилось, хотя, возможно, и должно было бы. Некоторые големы создаются ради боя, например, те, которых любители посылают на гладиаторские состязания. Есть, как говорят, и секретные модели, используемые спецвойсками. Других дитто проектируют для удовольствий, жертвуя жизнестойкостью ради императивных клеток наслаждения и высококачественной записи впечатлений. Плати больше — и получишь модель с дополнительными членами или органами восприятия.Я слишком дешев, чтобы претендовать на удовлетворение фантазий. Но есть одно качество, обязательное для всех моих копий, — гиперосигенизация. Мои дитто умеют надолго задерживать дыхание. Никогда ведь не знаешь, куда заведет работа — тебя могут попробовать отравить газом, бросить в багажник машины или закопать заживо. В моей памяти имеются такие случаи. Этих воспоминаний не было бы, если бы мозг умер слишком быстро.Я счастливчик.Успокойся. Отдохни. Это ведь не смерть. Ты — реальный — будешь жить. Твои мечты сохранятся в нем.Те, что у тебя есть.В общем-то верно. С философской точки зрения мой оригинал это и есть я. У нас одна память, исключая этот кошмарный день. День, который он провел босиком, в шортах, занимаясь бумажными делами, пока я искал приключений в другом, неведомом для многих городе-двойнике, где жизнь дешевле, чем в романах Дюма. По большому счету моя нынешняя жизнь не имела особенного значения.Я ответил тихому, вкрадчивому голосу так, как отвечал всегда. К черту экзистенциализм. Каждый раз, воплощаясь в копию, временного двойника, я передаю ему инстинкт выживания. Я хочу жить после жизни. К тому времени, когда мои ноги коснулись скользкого дна реки, во мне уже созрела решимость испытать судьбу. Конечно, шансов мало, но, может быть, тот, кто сдает, возьмет новую колоду. К тому же меня вел и еще один мотив.Не дать победить плохим парням. Не позволить, чтобы им все сошло с рук.Пусть мне не нужно было дышать, но передвигаться по дну реки не очень-то приятно. Ноги то увязали в тягучем иле, то скользили. Сила сцепления отсутствовала, а часики меж тем тикали.Видимость? Почти нулевая, и я руководствовался памятью и ощущениями. Цель заключалась в том, чтобы пройти вверх по реке к паромным докам. Однако, сделав несколько шагов, я вспомнил, что яхта Клары стоит на якоре в километре от Одеон-сквер. Вниз по течению. Перестав бороться с течением, я отдался на его милость и сосредоточился на том, чтобы держаться поближе к берегу.Было бы куда легче, если бы в меня встроили регулируемые болевые сенсоры. Без них оставалось только проклинать собственную убогость и дешевизну и корчиться от боли, перенося ногу с одного камня на другой или вытаскивая их поочередно из жадной топи. Невольно вспомнился прочитанный где-то плакат, отражающий отношение к подобным мне созданиям.Я это я. И пусть осталось жизни мало, я все же ее ценю. И отдаю остаток, прыгая в реку, чтобы сэкономить кому-то несколько кредитов.Кому-то, кто будет любить мою подружку и пользоваться плодами моих достижений.Кому-то, кто помнит все, случившееся со мной, кто делит со мной свою память.Но, ложась на копир, он знает, что останется дома в настоящем теле. А я отправлюсь делать за него грязную работу.И этот парень никогда не узнает, какой у меня был паршивый день.Каждый раз перед тем, как воспользоваться копиром и печью, ты как бы подбрасываешь монетку. Когда все закончится, кем ты будешь? Ригом, оригиналом? Или дитто, големом, дублем, роксом?Чаще всего это не имеет почти никакого значения, если ты до истечения срока службы копии загружаешь в себя ее воспоминания. Тогда две части соединяются в одну. Но что, если дитто пострадал, если ему, как мне сегодня, выпал нелегкий денек?Я обнаружил, что мысли разбегаются. В конце концов, зеленое тело не рассчитано на интеллект. Поэтому я сосредоточился на неотложном. Переставляй ноги, перетаскивай донную грязь.Есть места, мимо которых проходишь каждый день, но не обращаешь на них никакого внимания, потому как думаешь, что никогда туда не попадешь. Вроде этой реки. Все знают, что в ней полно дряни. Я то и дело натыкался на мусор, пропущенный тралерами-чистилыщиками: ржавый велосипед, поломанный кондиционер, несколько старых мониторов, таращившихся на меня пустыми глазами зомби. Когда я был ребенком, из воды нередко вытаскивали целые автомобили, иногда с пассажирами. Реальными людьми, не имевшими в те далекие дни возможности отправить в опасное путешествие свои копии.Те времена имели свои преимущества. В давние дни Горта воняла. Законы по охране окружающей среды вернули ее к жизни. Теперь люди в ней ловят рыбу, а рыба превращает все, что сбрасывает город в реку, в нечто съедобное.Вроде меня.Настоящая плоть, упругая и устойчивая. Она не начинает отшелушиваться после двадцати четырех часов жизни. Протоплазма крепка и прочна, и даже утонувший труп еще несколько дней противится распаду.Но моя кожа слезала еще тогда, когда я разгуливал по суше. Конец можно задержать усилием воли. Ненадолго. Сейчас органические цепи в моем эрзац-теле лопались и исчезали с тревожащей быстротой. Их время истекло. От меня исходил запах, привлекавший охотников за легкой добычей, которые появлялись со всех сторон, готовые ухватить отвалившийся кусочек. Сначала я пытался отбиваться от них, размахивая целой рукой. Но потом понял, что это замедляет мое передвижение и не отпугивает хищников. Поэтому просто побрел вперед, мигая каждый раз, когда изголодавшаяся рыба отхватывала болевой рецептор.Терпение кончилось, когда они начали охотиться за моими глазами. Зрение мне необходимо.Слева ударил поток теплой воды. Струя била с такой силой, что сносила меня с курса.Канал Хан-стрит?Посмотрим. Яхта Клары где-то у Маленькой Венеции. Это второй сброс отсюда. Или следующий?Нужно было пройти мимо канала, не дав потоку утащить меня на глубину, и при этом добраться до каменной набережной на другой стороне. К несчастью, мои новые противники, рыбы, получили подкрепление в лице крабов, набрасывающихся снизу. Всех их привлекал запах быстро разлагающейся плоти.Дальнейшее смешалось — я помню только, что все брел и брел под водой, через мусор, по топкому дну, окруженный стаями кусающихся мучителей.Говорят, что сколько бы копий ни делалось с одного архетипа, во всех сохраняется по крайней мере одна черта характера. Независимо от того, что меняется, нечто остается неизменным, устойчивым. Переходя от базовой структуры к дублю, от одного факсимиле к другому. Если вы честны, пессимистичны или болтливы в реальной плоти, то схожие качества обнаружатся и в двойнике.К черту всех, кто говорит, что я не смогу это сделать.Фраза снова и снова прокручивалась в моем разрушающемся мозгу. Повторяясь в тысячный раз… в миллионный. Она звучала каждый раз, когда меня пронзала боль — в ступне или от укуса рыбы. В этой фразе было нечто больше, чем просто слова. Она стала моим заклинанием. Фокусом моего мира. Мантрой упорства, помогавшей тащиться вперед, волочить по дну бренное тело, переставлять одну раскалывающуюся от боли ногу за другой… пока я не наткнулся на небольшое препятствие.Некоторое время я тупо смотрел на него. Покрытая слизью и водорослями цепь, тугая и уходящая почти вертикально вверх, соединяла зарывшийся в ил якорь с неким плоским предметом из деревянных планок.Плавучий док.А рядом судно, широкое днище которого было усеяно ракушками. Я понятия не имел о том, что это за судно. Я лишь знал, что мое время истекло. Река прикончит меня, если я останусь в ней еще хоть немного.Пользуясь одной здоровой рукой, я ухватился за цепь и вытащил ноги из вязкой грязи, потом пополз вверх, навстречу яркому свету.Рыбы, должно быть, поняли, что добыча уходит. Они набросились на меня со всех сторон, хватая все, что можно, метя даже в голову. Даже тогда, когда она высунулась из воды. Ухватившись за док, я напряг память, стараясь припомнить, что делать дальше.Дыши. Вот оно что. Тебе нужен воздух. Дыши! То, как я дышал, совсем не походило на дыхание человеческого существа. Представьте себе звук, напоминающий хлюпанье и издаваемый куском мяса, который вы бросили на разделочную доску и начинаете нарезать. Но все же воду, льющуюся из моего безгубого рта, заменил кислород, и это дало мне сил перебросить ногу через бортик.Выбравшись полностью из воды, я вдохнул полной грудью, чем расстроил планы речных хищников, вынужденных вернуться в родную стихию ни с чем.Дрожь сотрясла мое искусственное тело, и какая-то часть меня отвалилась и исчезла под водой, к радости шумно налетевшей на нее живности.Мои чувства меркли с каждой секундой. Словно со стороны я заметил, что один глаз у меня полностью отсутствует, а другой, вывалившись из глазницы, болтается на ниточке. Я засунул его на место и попытался встать.Все вокруг шаталось и кружилось. Сигналы, посылаемые мышцам и членам и требовавшие движения, оставались без ответа. И все же мне удалось подняться. Сначала на колени. Потом на те кочерыжки, которые с большой натяжкой можно было назвать ногами.Скользя по деревянным перилам, я пошлепал по трапу, ведущему к стоящей рядом яхте. Огни стали ярче, я даже отчетливо ощущал вибрацию.Где-то поблизости звучала веселая музыка.Опустив голову на перила, я заметил нечто отдаленно похожее на неровное, колеблющееся пламя поверх тонких белых колонн. Свечи… их мягкий свет отражался от столового серебра и хрустальных бокалов. А еще дальше двигались смазанные фигуры…Люди. Настоящие. Реальные люди, элегантно одетые. Собравшиеся на вечеринку с угощением. Стоят у перил и смотрят на воду.Я открыл рот, собираясь вежливо извиниться за непрошеное вторжение и… попросить кого-нибудь связаться с моим владельцем. Пусть поспешит и заберет меня, пока мой мозг не превратился в кашу.Но из горла вырвался лишь хриплый стон.Какая-то женщина повернулась. Увидела меня, надвигающегося на нее из темноты, и вскрикнула, как будто перед ней возникло некое ужасное порождение речных глубин.Похоже.Я протянул руку и застонал.— О добрая мать Гея… — Голос женщины окреп, когда она поняла, кто я такой. — Джеймсон! Пожалуйста, позвоните Кларе Гонсалес на «Каталину Бэби». Скажите, что ее чертов дружок по ошибке прислал сюда еще одного дитто. Пусть придет и побыстрее уберет это отсюда!Я попытался улыбнуться и выразить благодарность. Однако нельзя же долго оттягивать неизбежное. Мои псевдосвязки не нашли ничего лучше, как лопнуть именно в этот миг. Все сразу.Больше я уже ничего не помню, но, как мне рассказали, моя голова откатилась прямиком к ведерку со льдом, в котором охлаждалось шампанское. Кто-то из гостей оказался настолько любезен, что бросил ее к чудесной бутылке «Дом Периньон» 38-го года. Глава 2 ХОЗЯЕВА ДИТТО …или как реальный Альберт справляется с трудным днем… Ладно, пусть Зеленый не добрался домой в целости и сохранности. К тому времени когда я приехал, чтобы забрать его, от него остался лишь охлажденный череп в ведерке со льдом да быстро испаряющаяся лужица на палубе яхты мадам Френкель.(Примечание. Не забыть сделать подарок мадам Френкель, иначе Клара мне этого не простит.)Конечно, я забрал мозг вовремя — в противном случае не имел бы сомнительного удовольствия заново пережить этот замечательно мерзкий день, проведенный «мной» в трущобах города-двойника, где пришлось пробираться через коллекторы, чтобы попасть в логово Беты, быть пойманным и избитым его желтыми охранниками, сбежать, прорваться через город, спасаясь от погони, и завершить приключение кошмарным путешествием по дну реки.Еще не взглянув на помещенный в перцептрон влажный череп, я понял, что наслаждаться ожидающим меня блюдом из острых впечатлений не придется. Будем же благодарны за то, что получим. Большинство людей отказываются от загрузки, если полагают, что на долю их двойника выпали неприятные переживания. Риг может предпочесть ничего не знать и ничего не помнить. Пусть то, что испытал роке, умрет вместе с ним. Вот вам еще одно преимущество современной технологии дубликации — плохой день просто уходит в никуда.Но, на мой взгляд, если ты сделал двойника, то берешь на себя ответственность за него. Этот дитто хотел, чтобы его не списали. Он боролся до конца, чтобы не исчезнуть бесследно. И теперь он стал частью меня, как и сотни других, добравшихся до дома, чтобы разгрузиться, передать мне свою память. Так было всегда, с тех пор как я сделал первую копию в шестнадцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67