Не отыскав в ней картинок с голыми женщинами, он прижал большим пальцем оставшиеся страницы и быстро пролистал их. – Что-то ты очень уж дергаешься. Неужели здесь ничего такого нет?
Взяв книгу за обе половинки обложки, он раскрыл ее, перевернул и потряс. Ничего не выпало.
Скуадрон бросил книгу на комод и снова привалился к шкафчику:
– Почему ты в тот вечер не ходил на ужин?
– Есть не хотелось.
– Парни в твоем возрасте есть хотят постоянно. Ну да ладно, оставим. Как сам-то думаешь, что случилось с курсантом Флетчером?
– Я думаю, начальник училища абсолютно прав, сэр. Какой-то бродяга наскочил на него между казармой и столовой, и курсант так напутался, что умер от разрыва сердца. Жаль, я не пошел ужинать с Флетчером: на двоих-то он бы не стал нападать.
Я сделал ошибку, покосившись на мое сокровище. Скуадрон уловил движение моих глаз. Ухмыляясь, он подтолкнул книгу к краю комода.
– Никакому бродяге еще ни разу, повторяю, ни разу не удалось проскользнуть сюда незамеченным. Почти невозможно войти на территорию или покинуть ее, минуя КПП. Чтобы попасть в казарму, необходимо заранее подготовиться, правильно? Сговориться с кем-то, кто откроет окно или покараулит у двери пожарного выхода?
Раз-другой в месяц сбегая в самоволку, курсанты возвращались в казарму именно таким способом.
– Мне ничего об этом не известно, сэр.
Сложив на груди руки и склонив набок голову, капитан продолжал ухмыляться.
– Ну, поскольку мы тут с тобой одни, и ты, и я знаем, что версия начальника училища – бред собачий, не так ли?
Я очень старался изобразить на лице озадаченность.
– Сэр, я не понимаю…
– Может, и не понимаешь. Но вот что понимаю я… – Он разнял руки и стал по одному загибать указательным пальцем левой руки пальцы на правой, как он всегда делал на своих уроках математики. – Первое. Кроме вас в ту ночь только два других курсанта находились в помещениях четвертого этажа жилого корпуса. Курсанты кавалерийского курса Холбрук и Джойс прибыли на ужин к восемнадцати ноль-ноль и вернулись в казарму до девятнадцати ноль-ноль готовиться к тому же экзамену по военной философии, что сдавал и ты. Они показывают, что свет погас в двадцать три тридцать. Второе. Вудлетт и Бартленд, соседи по комнате курсанта артиллерийского курса Флетчера, свидетельствовали о его намерении зайти к тебе в комнату отдать книгу, после чего следовать к месту вечернего приема пищи и прибыть туда приблизительно в одно время с ними. Затем, по их словам, он собирался вернуться на третий этаж и готовиться там к экзамену по химии до отбоя. Третье. Когда их сосед не прибыл к ужину, курсанты Вудлетт и Бартленд подумали, что он решил на ужин не ходить, сэкономив этим время для занятий. Вскоре после отбоя они спустились на плац с целью встретить курсанта по его возвращении после его уединенных занятий. Тот не вернулся – угадай почему? – бедный мальчик был уже к тому времени мертв. Курсанты Вудлетт и Бартленд оставались внизу до двадцати тридцати, и все это время свет горел в одном-единственном окне на четвертом этаже северного крыла здания. Это было окно твоей комнаты, курсант.
– Прошу прощение за нарушение, сэр, – проговорил я. Капитан сфокусировал взгляд на стене над моей койкой.
– Они поднялись сюда, думая, что их приятель все это время находился в твоей комнате. Во время короткого разговора с ними ты сообщил им, что курсант Флетчер дал тебе книгу и благополучно отбыл. Они вернулись в свою комнату в надежде, что Флетчер к утру все же объявится. К несчастью, не объявился. Вместо этого на нас всех свалилась большая беда, и имя нашего прекрасного заведения смешали с грязью.
Капитан остановил на мне прямой взгляд.
– И вот тут – мы подошли к пункту четвертому – твое имя и пришло мне на ум. Полагаю, оно все время не выходило у меня из головы. Незадолго до этого я уже стал задумываться, не ты ли отправил всех покалеченных курсантов в изолятор.
– Сэр, – сказал я, – это же несчастные случаи. Разве кто-то из пострадавших обвинил меня в нанесении травм?
– Справедливо. Пятое. Имели место несчастные случаи. После тщательного взвешивания фактов я удивил себя собственным заключением: одним из этих несчастных случаев являешься ты. – Скуадрон смотрел прямо мне в глаза. – Я решил, что ты – тот еще тип. Даже не знаю, как тебя и назвать-то. Ты запугал тех мальчишек до такой степени, что они боятся даже рты раскрывать. Хочешь знать, что я думаю? Я думаю, ты очень неплохо здесь устроился: наш уклад жизни здесь – как раз то, чего ты искал.
– Сэр, простите меня, но вы говорите просто невероятные вещи, – сказал я. – Несколько пацанов ломают себе при падении кости, а виноват я?
– Шестое – Капитан Скуадрон продолжал цепко удерживать мой взгляд. – Вернемся к свету в твоем окне. Курсанты Вудлетт и Бартленд очень удивились, заметив, что он включен. А включенным он мог быть по нескольким причинам. Или ты ушел, забыв его выключить. Или же его забыл выключить курсант Флетчер. Или же, как они надеялись, он не выключил в твоей комнате свет потому, что все еще находился в ней. И вот, поднявшись в эту комнату, кого они видят – сюрприз, сюрприз – тебя.
Он послал мне странную кривую улыбку и опустил подбородок на сжатый кулак в напряженной, неестественной паузе. С удивлением я почувствовал холодок страха в животе и в тот же момент возненавидел источник страха – капитана.
– Они постучали перед тем, как войти?
– Думаю, да, – ответил я. Он подобрался слишком близко. – Все так делают. Как положено: раздел третий, параграф шестой, статья вторая дисциплинарного устава «Манеры и поведение курсанта».
Он скривился, будто обдумывал, как смыть мерзкое пятно со стены:
– Но какой смысл стучать в пустую комнату, а? Курсанты, чья память, похоже, лучше твоей, утверждают, что они просто вошли, и все.
– Может, и так.
Скуадрон задержался в задумчивой позе еще немного. Затем опустил руку и послал мне ледяную улыбку:
– Курсант Флетчер тоже не постучал, не правда ли? Унизительный страх разлился внутри меня:
– По-моему, согласно уставу, он постучал, прежде чем войти.
– А по-моему, нет. – Скуадрон окинул взглядом комнату, я затем вонзил в меня испытующий взгляд. – Итак, на чем мы остановились, на восьмом?
– На седьмом, – сказал я. – Сэр.
– Хорошо. Итак, пункт семь. В результате поистине гигантского объема размышлений я пришел к выводу, что курсант Флетчер столкнулся с тем, что видел впервые в жизни. Он удивил тебя. Он вдруг неожиданно стал для тебя угрозой. Бог ты мой, что же он такого здесь увидел, а?! И как же тебе удалось его так запугать, что его сердце остановилось… Да только ответы от тебя я услышать не надеюсь. Но то, что это твоих рук дело, – несомненно. И ты ведал, что творил.
– Но это безумие! – вырвалось у меня. Я чувствовал себя так, будто меня переехал грузовик. – Ушам своим не верю: вы что, утверждаете, будто я убил Флетчера?
– Я не утверждаю, что ты спланировал это, я даже не утверждаю, что ты был непосредственным исполнителем. С другой стороны, курсант, можешь считать мой ответ на твой вопрос положительным. Я думаю, Флетчер поставил тебя в такое положение, что тебе пришлось избавиться от него, и каким-то образом тебе это удалось. Черт, я не предполагаю, что ты убил его – я знаю это! Паренек вошел сюда и уже больше не вышел.
Я уставился на капитана с неподдельным, как мне показалось, потрясением на лице.
– Сэр, – заговорил я, – клянусь честью курсанта, он вошел, отдал мне книгу и ушел. И все.
Скуадрон направился было к двери, но остановился, сгорбившись. Его манера поведения изменилась от бескомпромиссной агрессии до усталой уверенности, насквозь пропитанной горечью. То, что этот примитивный солдафон поднялся до некой эмоциональной утонченности и проницательности, только усилило мой страх.
– Скорее всего, тело ты прятал под койкой до того момента, когда смог незаметно вынести его отсюда.
– Ну как же вы можете говорить такое? Потому что я новенький? Потому что вы решили для себя, что я вам не нравлюсь? – Мой гнев угрожающе поднялся к поверхности. – Лучше б я поехал на футбол. Тогда бы остался вашим любимчиком, а вы не обвиняли бы меня каждый раз, когда один из ваших тупоголовых умудрится сломать себе очередную конечность! – Я едва успел взять себя в руки, чтобы не взорваться и не переступить черту. – О, простите меня, прошу вас, сэр, последнее высказывание я беру назад. Я приношу извинения. Но повторяю, я могу поклясться честью курсанта, что…
– Стоп! – скомандовал он. – Не продолжать.
– Но, сэр, я…
– Стоп, я сказал. – Его глаза потемнели от отвращения. – Мне нечего больше сказать тебе, за исключением одной вещи, и я не желаю, чтобы ты осквернял воздух, пока я здесь. – Капитан Скуадрон одернул китель, затем вытянул клапаны из карманов и опять одернул китель, на этот раз так яростно, будто хотел оторвать их. – Я не желаю больше слушать твой бред о чести курсанта, потому твои понятия о нашем кодексе чести постыдны настолько же, насколько серьезно воспринимаю его я. Некоторым новичкам требуется немного времени, чтобы уяснить себе: наш устав – не набор пустых фраз. Однако до большинства из них это доходит только к выпуску. amp;о тебя не дойдет никогда. Ты из племени одиночек. Ты – болезнь.
Я перестал делать вид, что шокирован, а просто сидел на краешке койки и слушал. Тело мое – от поясницы до горла – казалось сплошной глыбой льда.
– Наш разговор окончен, сэр?
– Да. Этот разговор окончен. – Он снова перехватил мой взгляд. – Отныне я глаз с тебя не спущу, курсант. Если я замечу, что ты хоть шаг сделал в сторону от линии, я обрушусь на тебя, как тонна кирпичей, и тебя вытряхнут из мундира прежде, чем ты поймешь, что произошло. Это понятно?
– Так точно, – ответил я. – Сэр.
– И я буду молить Бога, чтобы твои родители перевели тебя в какое-нибудь другое военное училище. – Он бросил на меня испепеляющий взгляд. – А книгу курсанта Флетчера я заберу с собой. Я хочу выяснить, что такого чертовски ужасного в этих рассказах.
Мое сердце остановилось – как сердце Флетчера:
– Прошу вас, не надо, сэр. Я еще не дочитал. Он зажал книгу под мышкой.
– Через неделю, считая от сегодняшнего дня, зайдешь ко мне в кабинет и получишь ее обратно. Если только мистер и миссис Флетчер не захотят, чтобы книгу вернули им. Вот теперь разговор окончен.
Я смотрел, как он важно зашагал к двери.
Все произошедшее потом можно объяснить комбинацией отвращения, страха и отчаяния, которые скрутили меня. Если и шевелились в голове какие-то мысли, они были связаны лишь с необходимостью заполучить обратно священную книгу. Вернее сказать, я был неспособен на что-либо, имеющее отношение к мыслительному процессу. Не двинувшись с места, я неожиданно оказался рядом с капитаном Скуадроном, начавшим проявлять первые признаки беспокойства. Я как будто стал в два раза больше, хотя, скорее всего, это мне почудилось под гнетом обстоятельств, схожих с теми, в которых матери способны остановить коня на скаку, чтобы отвести угрозу от своих детей.
Я не знал, что собираюсь сделать. И абсолютно точно не имел понятия, что буду делать с капитаном Скуадроном. В действительности я до сих пор не знаю наверняка, как мне это удалось, поскольку с тех самых пор трюк с увеличением размеров тела вдвое удается мне всегда с большим трудом. Точно так же, как ни одной из упомянутых матерей уже не удастся снова остановить коня на скаку. Я прикоснулся к книге и, будто проделывал это прежде сотни раз, почувствовал, как вплыл в его рассудок и дал ему команду подчиниться мне. Держа в руках благополучно вызволенную книгу, я употребил ту же инстинктивную силу для того, чтобы выдвинуть капитана на середину комнаты. Рассудок Скуадрона был словно отброшен назад и удерживался сильным ветром.
Капитан Скуадрон оставался лишенным дара речи, пока я не покинул его рассудок. Где-то глубоко во мне словно пробудился отдаленный рокот артиллерийской батареи. В этот момент некое жизненно важное откровение, которому суждено было сформировать оставшуюся часть моей жизни, вдруг пришло ко мне. Я говорю «пришло ко мне», имея в виду, что оно буквально влилось в меня подобно ясному серебристому ручейку и придало форму звучавшему во мне рокоту. Опять я услышал зов леса Джонсона.
Капитан Скуадрон стоял в центре комнаты, в двух ярдах от меня. Я скользнул к нему, будто на коньках по льду пруда. Не думаю, что я касался его. Мне припоминается только то почти объективное ощущение опустошения, что сопровождает опорожнение кишечника. Суставы мои налились тягучей болью, напоминающей артрит. Голова моя была словно разрублена надвое топором. Может, те матери, что способны остановить зверя, отводя угрозу от своих детей, испытывали схожие ощущения? Знаю лишь, что капитан Скуадрон из комнаты исчез. На полу осталась зеленоватая лужица диаметром дюйма четыре, и сырой запах смерти повис в воздухе.
Довольно долго я превозмогал мою агонию, затем вытер останки капитана тряпкой, вымыл ее в раковине и рухнул на койку, пытаясь сосредоточиться на своем открытии. О том, что я узнал за долю секунды до превращения капитана Скуадрона в полупинту желчи: в один прекрасный день, день далекого будущего, на Земле появится враг более серьезный, более последовательный, чем капитан Скуадрон. Мой враг будет как тень моего скрытого второго «я», ибо, достигнув половой зрелости, он станет обладателем силы, способной воспрепятствовать приходу конца света, – так же, как сильные духом герои рассказов Масттера из Провиденса расстроили замыслы моих истинных Прародителей. Этот Антихрист будет крайне уязвимым в детстве, однако силы противника войдут в тайный сговор, чтобы охранять его от смерти, которую он может принять от моих рук. За то время, пока враг мой будет подрастать и взрослеть, он станет обладателем части моих собственных талантов, тем самым осложняя мою и без того трудную задачу. И для этого треклятого осложнения есть одна замечательная причина. Враг мой – тоже дым из пушечного жерла. Он будет моим родственником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78