– Как вы думаете, в этой штуке есть кофе?
Но на самом деле Ральф хотел задать мне вовсе не этот вопрос.
Мы подошли к столу. Кофе практически не имел вкуса. Несколько минут мы стояли в конце зала, наблюдая, как трое других смотрят или не смотрят на Эйприл Рэнсом, покоящуюся в огромной бронзовой лодке.
– Мне сказали, вы знали моего мальчика во Вьетнаме, – начал Ральф.
– Мы встречались там несколько, раз.
Теперь он мог наконец-то задать свой вопрос. Глядя на меня поверх пластикового стаканчика, Ральф сделал большой глоток и поморщился – кофе был горячим.
– А сами вы случайно не из Миллхейвена, профессор Андерхилл?
– Пожалуйста, – сказал я, – зовите меня просто Тим.
Я улыбнулся ему, и Ральф улыбнулся в ответ.
– Так вы – мальчик из Миллхейвена, Тим?
– Я вырос примерно в квартале от отеля «Сент Элвин».
– Так вы – сын Эла Андерхилла. Господи, ведь я знал, что вы напоминаете мне кого-то, и, когда мы ехали в машине, понял наконец, кого – Эла Андерхилла. Вы похожи на него.
– Да, немного.
Он посмотрел на меня, словно измеряя дистанцию между мной и отцом, и покачал головой.
– Эл Андерхилл. Я не думал о нем уже лет сорок. Думаю, вызнаете, что Эл работал на меня, когда я владел отелем «Сент Элвин».
– После того, как Джон сказал мне, что когда-то вы были владельцем отеля, я понял, что так оно и было.
– Нам очень не хотелось отпускать его. Я знал, что у него семья.
Я знал, через что ему пришлось пройти. Если бы он мог бросить пить, все было бы совсем по-другому.
– Он не мог остановиться.
Ральф Рэнсом был человеком гуманным – он не стал вспоминать о серии краж, приведшей к увольнению моего отца. Наверное, он не стал бы красть так много, если бы мог обходиться без выпивки.
– Все дело в вашей сестре, не так ли? Ведь именно это его подкосило?
Я кивнул.
– Ужасные события. Я помню все, словно это было вчера.
– Я тоже, – сказал я.
– А как поживает Эл сейчас? – спросил он через несколько секунд.
Я сказал ему, что мой отец умер четыре года назад.
– Очень жаль. Я любил Эла. Если бы не то, что случилось с вашей сестрой, он прожил бы достойную жизнь.
– Если бы не это, все было бы по-другому, – я начинал испытывать раздражение – когда мой отец попал в беду, этот человек уволил его, и теперь мне не нужно было его никчемное сочувствие.
– Это и связывало вас с Джоном – то, что ваш отец работал на меня когда-то?
– Нас связывало многое другое, – раздражение, которое я испытывал к этому седоволосому нарциссу из кантри-клуба, медленно перерастало в гнев.
– О, да, – сказал Ральф. – Конечно, я понимаю.
Я думал, что после этого Ральф вернется на место, но у него на уме было что-то еще. И когда я услышал, что именно, гнев мой почти совершенно испарился.
– Это были странные дни. Ужасные дни. Вы, наверное, были слишком малы, чтобы помнить. Здесь, в городе, был коп, который убил четырех или пятерых человек и написал над их трупами эти самые слова – «Голубая роза». Одна из жертв даже жила в моем отеле. Нас всех это просто потрясло. И чуть не разрушило наш бизнес. Этот сумасшедший, Уолтер Драгонетт, как мне кажется, просто имитировал те убийства.
Я поставил на стоя пластиковый стаканчик.
– Знаете, Ральф, меня очень интересует все, что тогда произошло.
– Все было примерно как сейчас. Весь город был взбудоражен до предела.
– Не могли бы мы выйти отсюда на несколько минут?
– Конечно, если вы хотите, – Ральф вопросительно поднял брови – это была не совсем его манера поведения – и почти на цыпочках двинулся к выходу.
3
Я закрыл за собой дверь. В двух-трех ярдах от меня стоял, засунув руки в карманы и прислонившись к стене, Ральф Рэнсом. На лице его застыло вопросительное выражение. Он не мог понять мотивов моего поведения, и от этого ему было явно не по себе. Тревога его грозила перерасти в агрессию. Он оттолкнулся от стены и резко повернулся ко мне лицом.
– Я подумал, что будет лучше поговорить об этом здесь, – начал я. – Несколько лет назад я провел кое-какие исследования и обнаружил, что детектив Дэмрок не имел к тогдашним убийствам никакого отношения.
– Исследования? – Ральф немного расслабился, плечи его опустились. – А, понимаю, так вы историк.
– Я пишу книги, – ответил я, стараясь скрыть от него как можно больше правды, не опускаясь при этом до явного вранья.
– "Издай или умри"? – пошутил Ральф.
Я улыбнулся – в моем случае это было, пожалуй, не просто прибауткой.
– Не знаю, смогу ли я рассказать вам что-то новое.
– Не было ли какого-то человека, которого вы подозревали?
Ральф пожал плечами.
– Я всегда считал, что это был гость, человек, который остановился у нас проездом. Нашими клиентами были в основном торговые агенты, которые появлялись на пару дней, потом исчезали и возвращались снова.
– Вы думали так из-за убийства проститутки?
– О, да. Несколько девиц все время умудрялись просачиваться в отель. Как мы ни старались, никак не могли с этим справиться. Эта Фэнси была одной из них. Думаю, кто-то из клиентов поймал ее, когда она пыталась его обворовать, стал с ней драться и так далее. А потом он мог узнать, что пианист видел всю эту сцену – окна его выходили на задний двор отеля.
– Музыканты тоже были частыми гостями в «Сент Элвине»?
– О, да, у нас все время останавливались джазовые музыканты. Отель ведь находился недалеко от нижней части города, у нас были умеренные цены и круглосуточное обслуживание постояльцев в номерах. Музыканты были хорошими клиентами. Честно говоря, я думаю, они так любили мой отель из-за Гленроя Брейкстоуна.
– Он тоже жил у вас?
– Да, конечно. Гленрой был уже там, когда я купил «Сент Элвин». Наверное, он живет там до сих пор. Гленрой был одним из немногих, кто не выехал, когда все это случилось. Тот пианист тоже жил в отеле, потому что Гленрой порекомендовал его лично. С Гленроем никогда не было никаких неприятностей.
– А кто доставлял неприятности?
– Ну, иногда мужчине, у которого был тяжелый день, ночью может прийти в голову начать крушить мебель. В отеле случается всякое. Тех, кто слишком уж буянил, отправляли в тюрьму. За этим следил управляющий. Он поддерживал в отеле относительный порядок. Он был высокомерным выскочкой, но терпеть не мог беспорядка. Кажется, он был очень религиозен.
– Вы не помните его имя?
Ральф громко рассмеялся.
– Конечно, помню. Боб Бандольер. С таким парнем вы вряд ли захотели бы встретиться на площадке для гольфа, но управляющим он был замечательным.
– Может быть, я мог бы поговорить с ним?
– Может быть. Боб остался, когда я продал отель – этот человек был словно обвенчан с «Сент Элвином». И вот еще что – Гленрой Брейкстоун. Ничто не проходило мимо него, за это можно поручиться. Он знал каждого, кто работал в отеле.
– Они с Бобом Бандольером были друзьями?
– У Боба Бандольера не было друзей, – сказал Ральф и снова рассмеялся. – И Боб никогда не сблизился бы с негром.
– Но со мной он согласился бы поговорить?
– Нельзя сказать точно, – Ральф посмотрел на часы, потом на дверь, из которой мы только что вышли. – Если выясните что-нибудь интересное, расскажите. Мне тоже очень любопытно.
Мы вернулись в часовню. Стоявший у стола Джон поднял голову и удивленно взглянул на нас.
– Кто будет сидеть на всех этих стульях? – спросил Ральф.
Джон с отвращением изучал пустые пластиковые стаканчики.
– Люди из фирмы Барнетта и клиенты. И, конечно, набьются репортеры. Они вьются вокруг, как мухи.
Несколько секунд все молчали. Затем к нам подошли Марджори и Алан Брукнер. Марджори сказала Алану несколько слов, и он растерянно кивнул, так что непонятно было, расслышал старик слова миссис Рэнсом или нет.
Я налил им кофе, и следующие несколько секунд мы все молча смотрели на гроб.
– Красивые цветы, – произнес наконец Ральф.
– Я только что сказала то же самое, – отозвалась Марджори. – Правда, Алан?
– Да, да, – подтвердил Брукнер. – О, Джон, я забыл спросить тебя, что происходило в полицейском управлении. Тебя долго допрашивали?
Джон закрыл глаза. Марджори резко повернулась к Алану, расплескав кофе на правую руку. Поставив чашку, она помахала рукой в воздухе, пытаясь ее остудить.
– Тебя допрашивали? – удивился Ральф.
– Нет, папа, меня не допрашивали.
– Тогда зачем полиции понадобилось говорить с тобой? Ведь они уже поймали убийцу.
– Похоже, что Драгонетт сделал фальшивое признание.
– Что? – воскликнула Марджори. – Но ведь все знают, что это сделал он.
– Все это выглядит не слишком правдоподобно. У Драгонетта было явно недостаточно времени, чтобы съездить в больницу к моменту смены дежурных, потом заехать в магазин и купить все, что ему надо, и вернуться домой в то время, в которое он вернулся. Продавец, отпускавший ему диск для пилы, сказал, что они долго беседовали. Драгонетт не мог обернуться так быстро. Он просто стал признаваться во всем, чтобы заслужить доверие следователей.
– Этот человек, должно быть, сумасшедший, – важно произнесла Марджори.
Впервые за весь день Алан улыбнулся.
– Джонни, но я так и не понял, зачем полицейским понадобилось беседовать с тобой? – снова спросил Ральф.
– Ты же знаешь полицейских. Им просто необходимо пережевывать одно и то же по десять раз. Они хотели, чтобы я вспомнил каждого, кого я видел, когда входил в больницу, когда выходил из больницы, и все остальное, что может им хоть как-то помочь.
– Надеюсь, они не пытаются...
– Конечно, нет. Я ушел из больницы и пошел прямо домой. Тим слышал, как я вошел около пяти минут девятого. – Джон посмотрел на меня. – Возможно, они захотят, чтобы ты это подтвердил.
Я сказал, что рад быть ему полезен.
– Они приедут на похороны? – спросил Ральф.
– О, да, – ответил Джон. – Наша вездесущая полиция будет, как всегда, на страже.
– Ты ничего не говорил обо всем этом. Мы так ничего бы и не узнали, если бы Алан не затронул эту тему.
– Главное сейчас то, что с нами нет Эйприл, – сказал Джон. – И сегодня мы должны думать только об этом.
– А не о том, кто убил ее? – прогрохотал вдруг Алан так, что каждое слово было подобно артиллерийскому разрыву.
– Алан, перестань кричать на меня! – возмутился Джон.
– Тот, кто сделал это с моей дочерью, – человеческий мусор. – По какому-то странному капризу природы, голос Алана Брукнера звучал в два раза громче, чем голос обычного человека, сейчас он ревел, как гоночная машина, разогнавшаяся на ровной дороге. Причем даже сейчас, когда от его голоса дрожали стекла, он вовсе не кричал, а говорил, как обычно. – Он не заслуживает того, чтобы жить на этом свете.
Покраснев, Джон отошел от стола.
В дверь заглянула «Зовите меня просто Джойс».
– Что-нибудь не так? – спросила она. – В этой комнате такой шум, что можно разбудить всю округу.
Алан прочистил горло.
– Наверное, я слишком громко говорю, когда волнуюсь, – сказал он.
Одарив нас потрясающе неискренней улыбкой, Джойс вышла. Должно быть, в коридоре за ее спиной притаился отец, потому что слышно было, как Джойс сказала уже за дверью: «Интересно, эти люди подозревают о существовании валиума?»
Даже Алан Брукнер на секунду улыбнулся.
Затем он обернулся и посмотрел на Джона, который стоял, держа руки в карманах, как и его отец, и молча разглядывая ковер под ногами.
– Джон, а Грант Хоффман тоже будет на похоронах?
Я вспомнил, как Алан спрашивал меня о Гранте Хоффмане, когда он был еще одет в провонявшую одежду, а в раковине в коробках из-под пиццы копошились тараканы.
– Понятия не имею, – ответил Джон.
– Это один из наших самых перспективных кандидатов на степень доктора философии, – пояснил Алан, обращаясь к Марджори. – Начинал у меня, но два года назад я передал его Джону. А потом он пропал из виду, что очень странно, потому что Грант – замечательный студент.
– С ним все было в порядке, – сказал Джон.
– Грант обычно приходил ко мне после консультаций с Джоном, но в последний раз он даже не заглянул.
– Он не пришел шестого числа на консультацию, – пожаловался Джон. – Я прождал его целый час, не говоря уже о том времени, которое потратил, катаясь туда-сюда в автобусе.
– Он заходил к вам домой? – спросил я Алана.
– Так точно. Примерно раз в неделю. Иногда помогал мне убираться в кухне. Мы говорили о том, как движется его диссертация и вообще о всякой всячине.
– Надо было тебе позвонить этому парию, – сказал сыну Ральф.
– Я был очень занят. В любом случае – у Хоффмана нет телефона. Он живет в однокомнатной квартирке где-то в нижнем городе, и его можно позвать к телефону только через хозяйку. Кстати, я вообще ни разу ему не звонил. – Джон посмотрел на меня. – Хоффман преподавал в какой-то школе в нижнем городе, потом ему удалось скопить немного денег и заняться диссертацией. Ему было тогда не меньше тридцати.
– А аспиранты часто исчезают подобным образом?
– Время от времени они действительно бросают все и пропадают.
– Но Грант Хоффман не из тех, кто может все бросить и пропасть, – сказал Алан.
– Я не собираюсь тратить время на раздумья по поводу того, куда делся Грант Хоффман, – заявил Джон. – Если бы он попал под автобус или сменил имя и уехал в Лас-Вегас, наверняка нашлись бы люди, которым было бы об этом известно.
Дверь отворилась, и «Зовите меня просто Джойс» впустила в часовню нескольких мужчин в деловых серых и синих костюмах. За мужчинами показались женщины, так же одетые в деловые костюмы. Все они были гораздо моложе, чем мужчины. Вновь прибывшие подошли к Джону, который подвел их к своим родителям.
Я присел на один из стульев. Ральф Рэнсом вместе с самым старшим брокером, почти таким же седым, как он сам, отошли в сторону и стали о чем-то тихонько разговаривать.
Дверь снова открылась, и, обернувшись, я увидел, как в часовню входят Пол Фонтейн и Майкл Хоган. В руках у Фонтейна был видавший виды коричневый чемоданчик, слишком большой, чтобы назвать его «дипломатом». Они с Хоганом направились в разные стороны зала. Аура власти, окружавшая Майкла Хогана, заставляла всех присутствующих, особенно женщин, оборачиваться в его сторону. Наверное, такой же способностью приковывать взгляды обладали великие актеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95