Лесняки внизу загомонили и бросились в дальний угол зала, чтобы перекрыть монстру пути к отступлению. Похоже, они еще не поняли, с кем связались. Бирр прополз прямо под нами на четвереньках, его оплавленное свиное рыло на глазах возвращалось в прежнее, румяное состояние.
Вдали завопила девчонка.
– Отрыжка кита! – Бауэр, цепляясь за пучки проводов, перебрался по узкому тоннелю на противоположную сторону решетчатого люка и оттуда следил за передвижениями противников. – Он зажал девчонку в тупике, теперь точно ее достанет!
– Я вспомнил, – Мокрик шлепнул себя по лбу здоровой рукой. Его грязная рукавица тут же отпечаталась на лбу черным пятном. – Скорее, вскрываем решетку! Волкарь, я вспомнил, как его достать!
Лесняки бежали внизу, параллельно. Бирру, и стреляли в него снизу. Кукла дергалась при каждом попадании, но темпа не снижала. Я подумал, что зверюга могла бы спрыгнуть и убить их всех двумя ударами лапы. Но Бирр только пригибал голову при каждом выстреле и ускорял шаг. Дыры на его могучей спине почти заросли.
Кроме одной. Казалось, что его спину наискосок прорезало острым скальпелем.
– Я вспомнил, вспомнил, – как заведенная игрушка, твердил Мокрик, а сам уже шуровал в сумке своего скафандра в поисках электроотвертки.
– Что ты вспомнил, отрыжка кита?
Я перескочил через люк и увидел, что мордастая, увешанная бутылками девчонка сама загнала себя в тупик. Она пробежала до самого конца трапа, но, вместо того чтобы перелезть через поручень и спрыгнуть вниз, на руки родственников, полезла по металлической лесенке наверх. Туда, где под потолком висела кабина оператора. За кабиной находились сразу два люка, но оба оказались заперты.
Зеленокожая красавица лихорадочно металась между прозрачной кабиной, напичканной электроникой, и узким балкончиком. Бирр добрался до края трапа, задрал башку и зарычал.
В него раза три попали из тазера. Затем лесняк прицелился и пальнул из боксера, прямо сквозь решетку трапа. В результате, половина волны отразилась от металла, и незадачливых стрелков разметало по железному полу. Бирр свалился, но когтистая лапа уцепилась за ступеньку лестницы.
Девчонка открыла пасть, плюхнулась на задницу и принялась верещать.
– Он порвет ее! О, боги! Волкарь, сделайте же что-нибудь! – голосила Маори.
– Бауэр, решетку, – сказал я.
Бауэр три раза ударил прикладом. Решетка вылетела и спланировала вниз. В пылу сражения никто на нас не обратил внимания.
Девица по одной отдирала от себя бутылки и швыряла в Бирра. Он поднялся на три ступеньки и ненадолго застрял. Лесняки соорудили живую лестницу, на верхушку ее взгромоздился мужик с топором, он перебрался на трап и, рискуя жизнью, воткнул свою секиру в пятку чудовища.
Бирр с интересом оглянулся.
– Вода, вода, – Мокрик оглядел нас безумными глазами. – Я вспомнил Песенника. Друг детей распевал песенки, а за спиной у него висело помповое ружье. Игрушка. Оно стреляло водой, вроде инъектора для крупных животных…
– Чушь это все, – сплюнул Бауэр. – Командир, мы что, туземцев теперь будем спасать?
– Бронебойный, – сказал я, лег на край люка и протянул руки за оружием. Бауэр тут же уселся мне на ноги, я откинулся вниз с картечницей и, задержав дыхание, максимально плавно нажал на гашетку. Четыре раза, до нуля. – Доктор, как насчет воды?
Девчонка визжала. Мужик с секирой, кувыркаясь, летел по воздуху, Бирр поддел его ногой. Два снаряда угодили кукле в грудь, и еще два – прямо в морду. Полностью обнажилась верхняя драконья челюсть, с двойным рядом загнутых треугольных зубов.
– Командир, я попробую? – Мокрик уже висел одной ногой над пропастью.
– Давай! – Мы поняли друг друга без слов. Я отполз в сторону, снаряжая последний картридж.
– Волкарь, куда этот идиот? – Бауэр свесился вниз, с изумлением следя за странными действиями нашего доблестного аналитика.
– За водой пошел. Маори, вы не могли бы тоже спуститься и позвать эту… девочку? У нас в распоряжении пара минут.
Маори не пришлось уговаривать.
Зеленая девица металась по балкону, не веря в свое счастье. На трапе распласталась груда тряпья, пластика и металлических обломков. Я ошибся – в нашем распоряжении оставались не минуты, а считаные секунды.
– Мокрик, живее!
Бирр вставал. Мокрик приземлился на трап и кинулся к ближайшей цистерне. Ему не повезло. То ли эту емкость давно осушили, то ли мой клибанарий пытался перерезать не те шланги.
Маори Бирк спрыгнула на трап, как заправский манипуларий, обмотав руки передником своего комбинезона. Лесняки заметили ее и замерли.
Маори побежала по трапу прямо к Бирру. Я запоздало вспомнил, что чудовище не может учуять свою «родительницу». Маори что-то ласково говорила, призывно махала руками, но зубастая девочка спускаться к ней не спешила.
Лесняки каркали внизу, как осипшие вороны.
Мокрик добрался до промежуточного пульта между цистернами. Я ни черта не понимал в этой технике и не мог ему подсказать. Трубы и шланги, толстые и тонкие, походили на клубок сцепившихся змей.
Доктор Маори бежала по спине Бирра. Он дернул шарнирами, подтянул к себе оторванное колено. Валявшаяся в стороне обгоревшая голова потихоньку поползла навстречу туловищу. Маори перескочила с шеи Бирра на лесенку, протянула руку вверх. Зеленая девчонка сделала несмелый шажок навстречу.
– Бауэр, снаряды остались?
Бауэр вцепился в свою картечницу, словно я у него пытался отнять любимого ребенка. Я перехватил огнемет поудобнее и спрыгнул вниз. Скрюченная бабка что-то орала, брызгая слюной. Наверное, советовала своей внучке кинуться вниз головой, но ни в коем случае не даваться в руки проклятым оккупантам.
Маори уже почти добралась до зеленокожей девочки. Мокрик один за другим рубил электрическим резаком трубы, пока одна из них не разразилась буйным фонтаном. Бауэр обогнал меня с пушкой на плече. Бирр прирастил голову, встал на ноги и… попятился.
Он боялся воды. Точнее, воды боялся его прототип, вызванный к жизни больным мозгом планеты. Он боялся не просто воды, а той заговоренной воды, которую заряжал в маленькое волшебное ружье красный Песенник из мультфильма.
Оказывается, самый сладкий звук на свете – это шипение струи, вырывающейся из пожарного шланга. Я это шипение не забуду никогда. У Бирра оплавилась морда, он качнулся в сторону. Маори оторвала дикарку от лестницы, вихрем пронеслась под клешней великана, под защиту Бауэра.
– Ага, получай! – вопил абсолютно мокрый Мокрик.
Бирр попытался затянуть свою славную песенку, но струя угодила ему в рот. Драконья морда развалилась надвое. За ней начало расплываться туловище. Когтистая лапа упала в щель между трапом и блестящим боком цистерны. Внизу осмелевшие лесняки прыснули в стороны.
Маори обнималась с Бауэром и что-то кричала. Спасенная дикарка сломя голову драпала в другой конец зала. Вода хлестала из пробитого шланга, на пульте оператора тревожно ревела сирена. Мокрик фыркал, как кит, и распевал гимн легионеров.
Кажется, я тоже что-то орал, потрясая бесполезной опустевшей картечницей. Про девчонку и прочих лескяков мы в тот момент все забыли. Бирр издал звук, какой мог бы, наверное, издать пробитый паровой котел. Он свалился на спину, на секунду я увидел его разные пятки, пятки мультипликационного персонажа. Сквозь черные куриные пальцы вытекало что-то клейкое, трясущееся, как желе.
Бирр умер.
Мы вопили и потрясали оружием, как древние легионеры, которых вели в бой первые легаты, назначенные первым сенатом. Мы прыгали над лужей растекающейся органики и совсем забыли про настоящего врага. А когда меня остро кольнуло чувство опасности, стало уже поздно.
Потому что меня кольнуло дважды – в щеку и в шею.
Тазер я успел выхватить, я даже успел повернуться лицом к врагу, прежде чем мои конечности отказались повиноваться. Лесняки отпрыгнули назад. Все, кроме старухи с утиной головой. Она гоготнула, обнажив вонючие прокуренные зубы, и б третий раз плюнула мне в лицо отравленной стрелой.

Часть третья
ОСТРОВ СПАСЕНИЯ
46
ПЛЕН
Не плачьте об умершем и не жалейте о нем; но горько плачьте об отходящем в плен, ибо он уже не возвратится и не увидит страны своей.
Иеремия 21:10

Они закатали меня в сеть, прошитую мелкими крючками; из такого капкана без резака не выбраться. Цепкие пальцы расстегнули пояс и портупею, сняли тазер вместе с батареей и электрокортик. Вначале я ждал, что они примутся колоть меня ножами, но они даже не попытались снять с меня скафандр. Зато они добрались до закрытых карманов и украли мой портативный боксер, стреляющий иглами с транком, самое личное оружие. Этот запрещенный боксер раздобыл мне на черном рынке Бродяга Марш, да будут к нему милосердны боги в лучшем из миров…
Они волокли меня, как пойманную на охоте дикую свинью, прикрутив за ноги и за руки к металлическому шесту. Конечностей я не чувствовал и почти не мог видеть, что происходит. Я даже дышать толком не мог и каждый миг опасался захлебнуться слюной, поскольку отказали все мышцы лица. Кажется, мой рот был открыт, но они позаботились о том, чтобы я не захлебнулся, и впихнули мне между зубов какую-то вонючую тряпку. Иногда я бился шлемом об острые углы. Я проклинал ту минуту, когда принял решение открыть забрало. Я поддался слабости, пожалел эту чертову соплюху, в результате угробил не только себя, но и ребят.
Лучше бы лесняки меня прирезали.
Сначала вокруг было совсем темно, а потом я заранее угадал, что появится свет. И свет появился, мерзавцы зажгли несколько ламп, похожих на шляпки грибов. Розовое пламя в них еле колыхалось, а гораздо позже я убедился, что это совсем не пламя и не лампы, а действительно – грибы, огромные, светящиеся поганки, до сих пор не изученные нашими учеными. Во всяком случае, нам о таких на базе не рассказывали.
Грибы осветили фантастическую картину, иначе не назовешь. На какое-то время я даже забыл, что меня волокут вниз головой, крутят и передают из рук в руки. Мои носильщики спускались вниз, все глубже и глубже погружаясь в подземные ярусы города Мясников. Они ловко перехватывали мое закукленное тело, а ниже, точно так же передавали друг другу связанных Мокрика и доктора Маори. Лесняки цеплялись за наросты и выступы, перепрыгивали с одной спиральной колонны на другую, с перевернутой узкой пирамиды соскальзывали на лесенку, обвивавшую дряхлую, потрескавшуюся сферу. Они хватались клешнями за свисающие окаменелые нити паутины, пролезали в трещины, и казалось, что движению вниз не будет конца. Грибы то еле освещали пространство в пяти футах вокруг нас, то, внезапно, розовый свет разливался далеко и даже резал глаза.
В неровных сполохах пламени порой отражались чьи-то глаза. Шустрые торопливые тени прятались в расщелинах. Однажды мне показалось, как длинное чешуйчатое тело легко скользит среди изгибов бурых нитей, плавно взмахивая конечностями, подозрительно похожими на плавники. В другой раз я увидел целую колонию полупрозрачных существ, похожих на слепых летучих мышей. Они раскачивались, слепившись в огромный живой кокон, укрепленный между трех неровных, бугристых балок. Только вблизи, когда стук упавшего камня заставил слепых хищников расцепить объятия, открылось жуткое нутро их кипящего роя. Твари обгладывали человеческий труп, доведя его уже до состояния блестящего скелета. Я представил себе, каких усилий стоило малюткам приволочь мертвеца так глубоко.
Мрак наваливался со всех сторон, но постепенно мне стало казаться, будто с одной стороны волнами накатывается голубоватое свечение. К сожалению, не было сил самому повернуть голову в нужном направлении; яд лесняков полностью парализовал все мышцы. Я подумал, что мы пробрались тайной тропой и снова выходим на поверхность, вдали от города, и этот слабый свет дает вечернее небо. Но очень скоро я убедился, что светится вовсе не небо…
Подземный город походил на густую лесную чащу, только вместо деревьев сплетались и путались между собой сложные неорганические конструкции. Меня не оставляло ощущение, что вектор гравитации постоянно меняется. То над моей болтающейся головой нависали бесконечные ветвящиеся кораллы, то лес походил на тысячи свисающих сосулек, то шпили замирали, выпустив множество мелких плоских отростков, по которым легко прыгали наши конвоиры.
Ручаюсь, что так глубоко не забирались даже наши геологи. Как-то мне почудилось, что далеко наверху блеснул кристаллический бур, на котором держится платформа комбината. Постепенно толстые шпили и изогнутые колонны сменились более нежными и тонкими конструкциями; порой кто-то из лесняков пробирался далеко вперед, чтобы проверить надежность пути, весь караван в таких случаях замирал. Становилось все холоднее, накатывал запах стоялой воды, и все ярче разгоралось голубоватое свечение.
Действие яда ослабевало. Мое лицо горело, будто по щекам провели пламенем из открытой горелки, и с каждой минутой жар усиливался. Постепенно к губам вернулась чувствительность, а затем я начал ощущать обе иглы, воткнувшиеся в щеку и шею.
Наступил момент, когда караван остановился. Кто-то крепко пережал мне горло, а лесняки быстренько потушили грибы. Я догадался, что они встретили кого-то неприятного и боятся, что я их могу выдать. Перед тем как они задули свои светильники, я сумел разглядеть вторую группу, тащившую связанных Мокрика и Маори. Бауэра я в тот момент снова не заметил.
– Откроешь пасть – вырежу твой гадкий язык, – прошептали возле моего уха, щеки коснулось зазубренное костяное лезвие. Я узнал нож, эти потрясающие по своей крепости и изяществу поделки производили жители города Псов. Кость донных ящеров, ее не сломать даже зажав в стальных клещах. Я узнал говорившего – это был тот жабообразный тип, у которого вечно вываливался на щеку левый глаз.
Несколько секунд я старательно переваривал его простейшую фразу. За лесняка говорил декодер, выкрученный на минимальную громкость. У этого дикаря, явно не имевшего ничего общего с научной программой Бюро развития, за ухом поблескивала пластинка декодера!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45