– Как я могу забыть эту боль и остаться самим собой?


* * *

Джойра стояла на краю своего мира. Позади нее лежала Толария, опустошенная взрывом машины времени мастера Малзры. Перед ней простиралось бескрайнее море. Она чувствовала себя в ловушке между ними. Тайное убежище, бывшее когда-то местом любовных свиданий, стало теперь ее домом. Это была маленькая, но сухая и чистая пещера, заставленная мебелью, книгами и тем, что удалось спасти из академии.
Большая часть старой школы так и лежала в руинах. Развалины, оставшиеся стоять, опасно накренились. Упавшие стены стали могилой для мертвых. Многие из тех, кто когда-то жил в общежитии, оказались в нем же и похороненными.
Самой Джойре пришлось копать три дня, чтобы вылезти из своего тайного убежища, где она находилась, когда начался весь этот ад. Следующие три дня она провела, откапывая немногих оставшихся в живых. Она и еще восемь молодых учеников, живучих, осторожных и проворных, ушли из пахнущего смертью места в тайную пещеру Джойры. Они, конечно, возвращались назад к развалинам, хоронили мертвых, искали инструменты и продукты, чтобы выжить. Эти вылазки оказывались совсем не безопасными. В первый же поход группа потеряла четырех человек, которые попали в разломы времени и были разорваны на части. Джойра и оставшиеся четверо научились избегать таких страшных мест.
Области с быстрым током времени, где неделя могла пройти за день, были темны и сухи, их флора увяла. Такие места получали дневную порцию солнечного света и дождевой воды раз в неделю, и потому стали прохладными пустынями. Чем темнее и суше была зона, тем быстрее в ней шло время, и тем большей была разница между этим временным потоком и временем в остальной части острова.
Другие зоны превратились в яркие и влажные болота. Это были области с медленным током времени, где день, возможно, длился неделю. В таких областях солнце светило очень ярко, а дождь шел недолго, но проливной и с видимым постоянством. В большинстве медленновременных областей все живое очень трудно приспосабливалось к новым климатическим условиям. Такие места были затоплены до границ я заполонены полусгнившими в воде деревьями. Уцелевшие толарийцы обнаружили и такие зоны, где время настолько замедлилось, что огонь от первоначального взрыва все еще полыхал оранжевой завесой.
Экстраординарные временные изменения оказались непреодолимым барьером для Джойры и ее товарищей. Попадание человека в подобную ловушку означало смерть: кровь закипала, кожа трескалась, сосуды и ткани разрывались. Такова была судьба тех, кто умер первым. Оставшиеся в живых стали осторожнее и старались избегать коварных разломов времени. Они осмеливались входить только в более умеренные временные завихрения, но обнаружили, что в них было легко войти, но трудно выйти.
Напротив, при вхождении в медленновременную область они отмечали ощущения, сравнимые с продвижением человека по быстро застывающему цементу. Переход из медленного времени в быстрое заканчивался головокружением, а иногда и потерей сознания.
Один из спасшихся учеников некоторое время пребывал в предельно быстровременной зоне, необъяснимым образом соединившейся с медленновременной зоной по соседству. Из такой «нормализованной» зоны вышел старик по имени Дарроб. Ему было всего двенадцать лет в тот момент, когда раздался взрыв, но пятью годами позже он превратился в седого сумасшедшего старика.
Было только одно истинное преимущество, которое Джойра и ее товарищи обнаружили в этих временных сдвигах, – медленная вода. Инертность воды противостояла временным изменениям, сохраняя скорость времени той области, из которой она текла, помогая привыкнуть к новому темпу. У такой воды были свойства сохранения и замедления. Она замедляла процессы старения организма. Джойра понятия не имела, каким образом вода приобретала эти чудесные свойства, но испытала их на себе. Именно благодаря тому, что она пила воду из родника в медленновременной зоне, Джойра оставалась молодой девушкой, которой на вид можно было дать не больше двадцати двух лет.
Несмотря на этот омолаживающий напиток, смерть преследовала оставшихся в живых на Толарии. На шестой год они потеряли еще одного товарища. Охотясь на змей, пятнадцатилетний мальчик упал с утеса и сломал шею. Его унесло в море, пока товарищи плыли к нему на помощь. Двумя годами позже пара восемнадцатилетних влюбленных совершила самоубийство, после чего остались только Джойра, старый Дарроб и еще одна молодая женщина. Но и она вскоре умерла от какой-то внутренней болезни. Ее прахом удобрили розовые кустарники, которые покойная терпеливо выращивала, подрезала и поливала. Через два года после ее смерти розы одичали, разросшись по близлежащим валунам ароматным покрывалом.
Старый Дарроб тоже умер. Три месяца назад его свалил сердечный приступ. Джойра похоронила старика у плиты песчаника, где тот любил лежать, словно большая серебряная ящерица, впитывающая солнечный свет. Годы, проведенные в тусклых глубинах быстровременной зоны, научили его любить солнце. Он был последним товарищем Джойры и, несмотря на свое сумасшествие, последним связующим звеном с реальностью. Начиная со дня смерти Дарроба Джойра чувствовала, что ее собственная душа дичает подобно колючей розе.
Да, она осталась одна, хотя, признаться, она всегда была одна. Те девять человек, что жили с ней, были компаньонами, но не друзьями, не близкими друзьями. Единственный истинный друг, который у нее когда-либо был, – это Карн, хотя он и не был человеком. Джойра часто задавалась вопросом, что она в жизни делала неправильно. Возможно, ее забрали из ее племени слишком молодой. Среди Гиту девочка не становилась женщиной, пока не проходила обряда поиска видения. Джойра так и не прошла этот обряд. Ей двадцать восемь хронологических лет, выглядит она на двадцать два, но душа ее все еще остается глупой и испуганной душой ребенка. Этот ребенок когда-то сделал один отчаянный прыжок во взрослую жизнь, открыл свое нежное сердце другому человеку. Доверившись любви, нельзя быть обманутым. Но оказалось, что можно. Так часто бывает. Любимый превратился в монстра. Джойра всегда будет одна. Ее жизнь не была счастливой, но она, по крайней мере, не погибла. Она жила.
Остров теперь принадлежал ей. Начиная с момента взрыва ее желание сбежать с этой проклятой земли сменилось безумной решимостью защитить остров от захватчиков. Сначала она решила, что эта новая мания каким-то чудесным образом перешла к ней в наследство от Малзры. Недуг Малзры имел характерные симптомы: опасение и страх перед захватчиками и разрушителями. Теперь Джойра видела это в ином свете. Она стала защитницей острова, его ангелом-хранителем, превратившись в женщину-призрака, постоянно наблюдающую с западного побережья, не приближаются ли враги. Джойра делала стрелы, как учил ее Керрик, непрерывно разрабатывала и строила различные механизмы для защиты своей земли.
И вот теперь она увидела золотое парусное судно, уверенно приближающееся к восточной части острова. Джойра не забыла свою мечту о родственной душе, плывущей к ней на корабле вроде этого, но то была лишь фантазия ребенка, которая некстати припомнилась в этот волнующий момент. Над любовью смеялись, смеются и всегда будут смеяться.
Девушка с волнением наблюдала за судном еще некоторое время, а затем, захватив из своей пещеры лук и стрелы, направилась в сторону прибывающих. Джойра понимала, что слишком слаба и не будет достойным противником. Но это и не нужно. Естественной обороноспособности острова будет вполне достаточно.


* * *

Баррин вдыхал соленый аромат восточного залива, вспоминая запахи пальм и скошенной травы. Он не почувствовал в воздухе смрада смерти или разложения и остался доволен. Возможно, время излечило все раны, возможно, Толария простила или, по крайней мере, забыла своего разрушителя.
Баррин поглядел на Урзу, который стоял у руля золотой «Новой Толарии». Она стала его плавучей лабораторией, передвижным домом, недосягаемым для любого правительства. С того момента как переоборудованное и переименованное судно отчалило от дока, Урза, несомненно, стал мастером. Капитан Малзра, как прозвали его ученики, превратился в ловкого рулевого. Когда-то, в течение трех тысячелетий своей жизни, Урза научился управлять кораблем. Еще удивительнее было то, что искусство Урзы в преподавании судовождения сравнялось с его талантом в обучении созданию механизмов. Он не давал слишком много инструкций, но демонстрировал все на своем примере и этим вдохновлял молодых ученых. Им нужно было только понаблюдать за тем, как мастер ставит парусное оснащение, и они все как один загорались идеей сделать все так же хорошо и быстро, как он.
Конечно, никто не мог сравниться в силе, проворстве и скорости с бессмертным, Мироходцем, обладающим телом из чистой энергии.
Когда «Новая Толария» обогнула скалистый берег и направилась в бухту залива, Урза взялся за руль, а его молодая команда заняла свои посты с непринужденной покорностью. Они напряженно всматривались в землю, лежащую впереди. Баррин тоже пристально смотрел на свой бывший дом.
Восточные причалы остались в значительной степени неповрежденными, хотя тернистые сорняки проросли сквозь прогнившие доски. Два судна, напоминавшие о прежней Толарии, лежали на боку в бухте, медленно покачиваясь в набегающих волнах. Было видно, что их палубные надстройки обожжены, а днища, покрытые водорослями и мелкими моллюсками, скорее походили на камень, нежели на древесину.
На противоположном краю залива виднелась зловещая темная топь, ее поверхность булькала, как если бы вода в ней кипела. «Трещина во времени», – понял Баррин. Урза описывал подобные явления после возвращения из одной из своих разведывательных экспедиций на другие планеты. Он много говорил о физике подобных дыр, но не мог с уверенностью ответить ни на один из накопившихся важных вопросов. Что случится со смертной плотью, которая рискнет войти или выйти из такой дыры? Единственный ответ Урзы на подобные вопросы был таков: «Мы выясним это, когда смертная плоть напрямую столкнется с подобным явлением». Баррин лично удостоверился в том, что ученикам показали, как распознавать временные аномалии, и предупредили, какие опасности их могут ожидать. Он даже изобрел иллюзорные модели и волшебные симуляторы, чтобы подготовить исследователей, но все, что он мог предложить, оставалось лишь гипотезой. Эксперименты с живой плотью все же были неизбежны.
Урза умело управлял судном. Так как трещин во времени и других опасностей в заливе удалось избежать, он легко направил «Новую Толарию» в бухту, выкрикивая распоряжения, пока все паруса один за другим не были спущены. Судно, больше неподвластное ветру, медленно продвигалось к причалу. Скорость его снижалась. Урза склонился над штурвалом, а ученики в нетерпении сгрудились у правого борта, испытывая сильное желание первыми спрыгнуть на причал и пришвартовать судно. Две девушки опередили остальных, за ними последовали трое молодых людей. Их смеющиеся товарищи швырнули им толстые канаты, которые те быстро накинули на кнехты. Большое судно последний раз дернулось и остановилось, крепко удерживаемое швартовыми.
Спустили трап, и через минуту на берегу оказалось еще несколько учеников, а за ними последовали и все остальные, двигавшиеся организованно, пятью группами. Вели их старшие ученики, покинувшие когда-то школу на Толарии, – им было по двадцать с небольшим. Их группы составляли подростки, знавшие, с какой опасностью им предстоит столкнуться, и вызвавшиеся добровольцами. Эти отряды продвигались теперь вдоль берега легкими шагами завоевателей. Белые одежды прежней академии сменились прочными парусиновыми плащами с капюшонами, кожаными обмотками выше коленей и подкованными железом ботинками. В считанные секунды исследователи разбились на группы, получая распоряжения старших, и отправились на север, юг и запад.
Баррин напряженно наблюдал за происходящим. Если этот остров принадлежал Урзе и он чувствовал себя на нем в безопасности, почему он отправил на разведку детей? Прикосновение Урзы заставило его спину напрячься.
– Мы снова дома, Баррин, – сказал мастер с глубоким удовлетворением в голосе.
– Мы стоим у дверей и стучимся, – ответил Баррин. – Мы еще не вошли.
Урза долго изучал своего старинного помощника и друга.
– После всех твоих лекций, призывающих к откровенному признанию и исправлению моих страшных ошибок, к возвращению, как ты можешь критиковать меня сегодня?
– Они всего лишь дети, Урза, – начал Баррин.
– Они уже взрослые. Они полностью обучены. Они знают, чего ждать. Они знают даже то, что они рискуют, – размеренно произнес Урза.
– Они всего лишь дети. Не взрослые, не прототипы, не машины, – закончил Баррин.
– Я связан с ними, и, если что-нибудь случится, я мгновенно отреагирую и приду на помощь. – Подняв глаза, Урза сделал паузу. Казалось, он прислушивался к голосу неба. – На самом деле первая группа исследователей вызывает нас. Они обнаружили трещину времени. – Он потянулся и взял Баррина за руку со словами «мы идем».
Баррин почувствовал, как мир завертелся вокруг него и Урзы. Они перемещались.
После того как десять лет назад возникли осложнения с заклинанием Урзы (четыре каменные статуи, в которые Мастер превратил спасенных им на Толарии, потрескались в пути, и у них начались кровоизлияния при возвращении в живую субстанцию), он изобрел лучший способ для сохранения живой плоти во время путешествий в пространстве. Новое заклинание перевело Баррина из трехмерного состояния в двухмерное. В таком виде он был защищен от разных неприятностей – внезапного погружения в вакуум, плавления в вулканически высокой температуре, застывания в абсолютном холоде, – с которыми живые существа сталкиваются при перемещении, вероятно, в последний раз в жизни. Легкие Баррина не могли взорваться, потому что были плоскими, словно листы бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47