Их можно было укладывать на землю по одному, а когда они скопом бросались в драку, то только мешали друг другу. Но две сломанных руки и три свёрнутых челюсти не убедили их в полном превосходстве противника, и они на потеху публики продолжали свои атаки. Когда один из нападавших выдернул нож из-под голенища сапога, Трелли на мгновение задумался, а не попытаться ли затеряться в толпе зевак. Получить даже мелкую царапину на глазах у всех означало скорую и, наверное, мучительную смерть – толпа мгновенно растерзает голубокрового, чужака, чудовище, упыря… Клинок дрожал в руке перетрусившего негодяя, но нельзя было допустить, чтобы сталь даже прикоснулась к коже. Да, для альва, странствующего среди людей, больше сгодилась бы роль нищего, чем воина – меньше шансов, что кому-нибудь придёт в голову пустить тебе кровь… Но, если судить по тем лохмотьям, в которые превратился некогда мундир сотника, он, Трелли, больше похож на нищего, чем на воина, тем более, на благородного господина… Значит, наоборот, здесь, прикинувшись слабым и больным, легче нарваться на побои…
Дрожащая сталь становилась всё ближе, рёв толпы затих, и стало слышно, как кто-то перешёптывается, заключая пари об исходе схватки.
Может быть, прав был Конрад ди Платан, утверждая, что сюда, в Окраинные земли путь может проложить только линейная пехота? Может быть, стоило дождаться того дня, когда император затеет вторжение? Может быть… Но сейчас уже поздно что-либо менять.
Громкий щелчок прервал его размышления, и кинжал, выпавший из руки нападавшего, с глухим стуком упал на булыжники мостовой. Только теперь Трелли заметил, что толпа зевак расступилась перед небольшим отрядом всадников, а даже стражники торопливо возвращаются на свой пост.
Всадник на белом породистом коне, уже прятал за пояс плеть.
– И откуда ты такой ловкий? – поинтересовался он, загородив собой солнце.
– Тео ди Тайр, – представился Трелли. – Бывший сотник имперской пехоты. Бежал сюда от скудости содержания и козней завистников.
– Скудости, говоришь… – Всадник усмехнулся. – Нашёл, куда от скудости бежать! В этой дыре хорошо заплатят лишь тому, кого боятся и от кого хотят откупиться.
И тут взгляд Трелли упал на попону коня, на котором восседал незнакомец. Над изумрудной зеленью холмов возвышались белостенные башни, которые, казалось, готовы вот-вот оторваться от земли. Это были стены легендарного Кармелла – ни один другой город не мог быть так прекрасен. Ещё один фрагмент чудесного полотна служил попоной коню какого-то варвара.
– На вот. – Всадник протянул ему горсть золотых монет. – Купи себе новую одёжку, оружие и коня. Заработаешь – отдашь.
– Где заработаю? – опешив от такой щедрости, спросил Трелли.
– А заработать такие деньги можно только у меня. Завтра к утру чтобы был готов. Мой отряд отправляется в Литт. Там новый лорд, и он готов прилично платить всем, кто будет прилично служить.
– А это откуда? – не сдержавшись, спросил Трелли, указывая на попону.
– Это? – Всадник снова усмехнулся. – У старейшин этой дыры не хватило золота расплатиться со мной за то, чтобы я ушёл. Пришлось стребовать с них этот довесок.
Трелли зажал в кулаке одолженные ему монеты. Теперь он был готов следовать за этим наёмником куда угодно, тем более, в Литт, где, по словам того же Конрада, должны быть и два оставшихся фрагмента. Вернулось прежнее беспокойство оттого, что всё складывается слишком удачно, но не воспользоваться такой возможностью было бы глупо.
– Как мне называть вас, сир? – Трелли поклонился, демонстрируя свою признательность и то, что он принимает заманчивое предложение.
– Пока можешь обращаться запросто – почтенный Культя, а потом видно будет.

ГЛАВА 14

Способность превращаться в призрак может проявиться лишь у тех магов, которые глубоко несчастны, чья плоть истощена, а дух унижен…
Лин Трагор, трактат «Девять шагов к мастерству мага».


– Уточка, а хочешь, я научу тебя выть на луну? – с порога спросил Крук. Он даже не взял на себя труд постучаться, прежде чем войти. – Когда делать нечего, это весьма полезное занятие.
– Убирайся! – Ута подняла с пола башмак и швырнула его в карлика. Но, пока она тянулась за ним с лежанки, пока размахивалась для броска, пока башмак находился в полёте, Крук, не спеша, прикрылся дверной створкой, а, как только опасность миновала, снова появился на пороге.
– Ну, нет, госпожа моя, – заявил он, не рискнув приблизиться. – Всё-таки шутом лучше служить при господах, находящихся на вершине славы и могущества…
– Это почему? – спросила Ута, почувствовав, что дурные предчувствия, ставшие привычными за последние дни, на время отступили.
– А потому что они спокойнее, щедрее и обувкой не кидаются.
– А тебе откуда знать, кто чем кидается?
– Догадливый я. И ты заметь: не в моих интересах бод башмаки подставляться, так что, я искренне хочу, чтобы ты достигла тех самых вершин славы и могущества, о которых я изволил упомянуть, и, чем быстрее это случится, тем лучше для меня.
Эту шутку Ута сочла удачной и даже попыталась внушить себе, будто она её позабавила. Но на самом деле веселее от этого не стало. Дни тянулись друг за другом, и не приносили ничего, кроме ожидания новых напастей. Но почему-то лорд-самозванец уже два месяца не давал о себе знать, и воины, возвращавшиеся из дальних дозоров, не приносили никаких вестей – ни дурных, ни хороших. Даже редкие беглецы из Литта перестали появляться под стенами Ан-Торнна, а это могло означать лишь одно: страх настолько сковал волю землепашцев, мастеровых и торговцев, что они не могли решиться даже на побег. О том, что творится в Литте, можно было лишь догадываться, и ощущение, что каждый день передышки лишь приближает страшную развязку, становилось всё острее.
Прошлой ночью дозорные подстрелили в ущелье какую-то тварь, столь безобразную, что у них даже мысли не возникло тащить её останки в крепость. Сотник, который докладывал о происшедшем, содрогался от омерзения, описывая внешность жуткого существа – скелет, обтянутый сморщенной синей кожей, с огромными зелёными глазами, светящимися в темноте. Оно шло прямо по дороге на полусогнутых ногах, даже не пытаясь скрыться в тени скал от лунного света, и только когда его утыкали полторы дюжины стрел, дозорные решились к нему приблизиться. И всем показалось, что умирающая тварь была благодарна им за собственную смерть. Случилось это неподалёку от входа в те самые каменоломни, где находилось запертое теперь навеки святилище древних богов, и, скорее всего, направлялось оно именно туда.
– Вообще-то, я пришёл тебя на ужин позвать, – сообщил Крук, с беспокойством разглядывая лицо своей юной госпожи, на котором вновь появилось отрешённое выражение. – Лара сама жаркое готовила и лепёшки пекла. Ночью Луц барашка в горах подстрелил, так что сегодня не солониной прошлогодней угощаться будем…
– Он что – один ходил? – Ута немедленно отвлеклась от мрачных мыслей. – Он что – с ума сошёл? Тут всякие твари бродят, а он… Да как он смеет! У меня и так верных людей – раз, два, и обчёлся. Он хочет, чтобы я одна осталась?!
– Вот-вот! – тут же согласился с ней карлик. – Пойдём. Заодно, и скажешь ему всё, что думаешь, госпожа моя сердитая…
Здоровый гнев почему-то и впрямь пробудил в ней аппетит. Ута вспомнила, что завтрак проспала, поскольку ночные страхи долго не давали ей уснуть, а от обеда отказалась, потому что ей слишком подробно доложили о подстреленной ночью твари, и тогда кусок точно не полез бы в горло. Она молча откинула пуховый плед.
– Башмак верни.
– Сей момент, Уточка, – с готовностью откликнулся карлик. Через пару мгновений он уже старательно помогал госпоже обуться.
Вот так… И, вроде бы, всё есть – и замок, пусть старый и неухоженный, но почти свой, взятый приступом у потерявшего бдительность противника. Ну и что? Нечего было ушами хлопать. Есть преданные слуги, и дружина в полторы сотни воинов, и опытный командор. Но заветная цель, достижение которой завещал ей отец, ближе не стала. Оставалось надеяться лишь на благодарность богов, которым она принесла самую желанную жертву… Тронн, владыка времени и судьбы, Гинна, царица жизни и смерти, Таккар, даритель радостей и скорбей – все они были рядом, все побывали в её власти, и Ута до сих пор не могла толком объяснить даже себе самой, почему она пожертвовала своей властью над владыками… Было только смутное ощущение, что тогда нельзя было поступить иначе.
«…сила, что подчиняет себе богов…можно просить их обо всём, и они не смогут отказать…мольба становится приказом…за малую жертву великие блага…»
Бойся гнева богов! Да – гнев богов – это понятно… Ещё боги, наверное, могут быть милостивы… А вот о том, что они могут быть благодарны, едва ли кто-то слышал, едва ли кто-то сможет припомнить такое – даже эти два слова, «боги» и «благодарность», оказавшись рядом, кажутся чужими друг другу.
Если жрец, которого привёл Луц Баян из капища под горой, ещё не отправился восвояси, надо будет его спросить об этом… Впрочем, спросить – не значит получить ответ. Жрец неразговорчив, угрюм и нелюдим, он даже имя своё назвал не сразу, сказав лишь, что собственное имя – слишком большая роскошь для служителя бессмертных владык, и только потом, через несколько дней признался, что зовут его Ай-Догон, и родом он из Горной Рупии, что на само юге Окраинных земель.
– Не нравишься ты мне сегодня, – заявил карлик, когда они преодолели почти весь путь от опочивальни до трапезной, откуда уже доносились аппетитные запахи. – Убиться проще, чем тебя развеселить. Ох, нелёгкую долю я себе выбрал, ох, нелёгкую.
– Я и сама себе не очень-то нравлюсь, – ответила Ута, посмотрев на себя в зеркало, висевшее рядом со входом в трапезную.
Она никак не могла привыкнуть к своему отражению, одетому в халат из синего шёлка, расшитый неведомыми серебряными цветами. Едва они достигли Ан-Торнна после прогулки по вражеским тылам, Айлон, прихватив с собой несколько увесистых золотых слитков, отправился вместе с «моной Лаирой» в Сарапан за обновками для своей госпожи, заявив, что не желает служить мажордомом у какой-то замарашки. Вернувшись через дюжину дней, он привёз три сундука роскошных платьев, в которых не стыдно было бы появиться на балу или обеде во дворце императора, чудесных халатов, доставленных морем из далёкой страны Цай, костюмов для охоты, путешествий, обедов, приёма послов. Там были даже чешуйчатые доспехи из лёгкого белого металла, на которые с лёгкой завистью смотрел даже Франго, пожелав Уте, чтобы ей никогда не пришлось их надевать.
Но пока было ни до балов, ни до торжественных обедов, ни до охоты, да и послы почему-то ниоткуда не прибывали, чтобы засвидетельствовать своё почтение новой владелице Ан-Торнна. Из всех обновок Ута сочла самыми удобными шёлковые халаты и ходила по своим невеликим владениям исключительно в них.
– Ну, хватит прихорашиваться – люди ждут, – не стерпел карлик. – А то – сама себе не нравлюсь, сама себе не нравлюсь…
Он уже хотел распахнуть дверь, чтобы доложить о том, что лордесса Литта и Ан-Торнна, Ута ди Литт, собственной персоной изволила, явится к трапезе, и скоро можно будет начинать кушать, как из трапезной раздался грохот, как будто кто-то уронил большой глиняный кувшин. Потом содрогнулась стена, как будто кто-то запустил в неё ещё один кувшин, на этот раз – бронзовый.
– Уточка, ты сама смотри, а я туда не очень-то хочу, – пробормотал карлик, пятясь от двери. – То ли Лара с Айлоном поссорились, то ли Франго с Луцом что-то не поделили.
За всё время, прошедшее с тех пор, как Ута оказалась в бродячем цирке, она не могла припомнить ни одной ссоры между Айлоном и «моной Лаирой», а командору с метателем ножей, тем более, делить было нечего. Крук явно делал самые невероятные предположения, чтобы не думать о том, что должно было первым прийти в голову: в замок кто-то просочился со стороны – то ли вражеский соглядатай, то ли какая-нибудь нечисть. Сразу вспомнилась безобразная тварь, которая прошлой ночью пыталась приблизиться к замку. Она могла быть и не одна…
– Нет уж! – встрепенулся карлик, заметив, что Ута собирается-таки войти. – Я сам сперва гляну, а то чего доброго… – Он решительно толкнул дверь, и тут же над его головой просвистел сгусток светящейся зелёноватой слизи, который шлёпнулся о стену и начал с шипением испаряться, распространяя зловоние.
– Я ещё раз спрашиваю, – раздался женский голос, который звучал, будто со дна глубокого колодца, – где Агор? Скажите мне правду, и я пока оставлю вас в покое. А если не скажете, я до конца жизни буду приходить в ваши сны. А те, кому снятся кошмары, долго не живут, по себе знаю.
Ута шагнула в открытую дверь и наткнулась на карлика, который замер, едва переступив порог. И здесь, в трапезной, было от чего опешить. Айлон, Франго, Лара, Луц, два сотника и маленький сухопарый жрец, которого, видимо, уговорили остаться на ужин, стояли, сгрудившись возле стола, а в тёмном углу, куда почти не проникал свет канделябров, проступил призрачный силуэт – женщина необыкновенной красоты, закутанная в полупрозрачные шелка, то сливалась с поверхностью щербатого камня, становясь похожей на барельеф, высеченный резцом великого мастера, то отделялась от стены, становясь клубящимся облаком, в котором едва просматривались её очертания.
– Я…
«Мона Лаира» не дала ей договорить, метнув в её сторону кувшин с горячим сладким отваром. Умело брошенный снаряд прошёл сквозь незваную гостью, и разлетелся вдребезги, ударившись о стену.
– Я, – как ни в чём не бывало, продолжила дама-призрак, – всё равно до вас доберусь. Но, если вы мне скажете, где Агор, это случится не сегодня и не завтра.
Метательный нож, брошенный Луцом, прошёл сквозь её лоб и застрял в стыке между двумя булыжниками.
– А кто такой Агор, почтенная? – видимо, уже не в первый раз спросил Айлон, спокойно и деловито, как будто договаривался с лавочником о цене на какую-нибудь безделушку. – Скажи нам, как он выглядит, и мы его поищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58