Странно, но пустое пространство пугает сильнее, чем теснота. Чем дальше стены, тем ближе подбирается тьма, тем больше неведомых опасностей может в ней таиться…
Теперь – налево… Это уже и совсем не похоже на штольню, пробитую когда-то людьми. Сверху, словно сосульки, свисают каменные наросты, а под ногами – лишь узкая тропа, по обе стороны от которой теснятся бесформенные нагромождения булыжников, покрытых разноцветной плесенью. Зато тропа – прямая, как стрела, выложенная мелкой серой плиткой, и кажется, что кто-то даже вытер с неё пыль. Значит, можно и не смотреть под ноги – главное, не пропустить правый поворот, и кто знает, сколько ещё их осталось…
Под ногами что-то звякнуло, и, уже теряя равновесие, Ута успела разглядеть короткий жезл – бронзовый, позеленевший от времени стержень, обвитый золотой сверкающей змеёй…
Мелкие камушки впились в бок, а выпавший из руки факел закатился за чёрный ребристый булыжник, выбросил вверх густой сноп искр и погас.
Теперь даже и думать не стоило о том, чтобы идти вперёд… Теперь даже не осталось надежды вернуться назад… Даже если нет здесь никаких упырей или иных чудовищ, блуждать в кромешной тьме по этому бездонному лабиринту можно целую вечность, всю оставшуюся жизнь, которая едва ли продлиться слишком долго…
И было страшно даже шевельнуться – темнота охватила её чёрным холодным саваном, не оставляя никакой надежды когда-нибудь вырваться из этого каменного плена… «Солнце спряталось за тучу, туча спряталась в камыш. – Глупое детское заклинание было единственным, за что ещё можно было уцепиться. – Милый гномик, самый лучший, ты проснись и нас услышь…» Никогда прежде она так сильно не желала, чтобы «милый гномик» явился к ней… Но одного заклинания мало – надо ещё и верить всем сердцем, всей душой, всеми силами, что гномик не может не явиться. И ещё нужно быть ребёнком… А после того, как по её воле пролилась чья-то кровь, после того, как ей стал принадлежать Купол, она чувствовала себя взрослой. Однажды став взрослым, назад уже не вернёшься, а значит, никакой гномик никогда уже не придёт, как бы сильно этого ни желать… «От жаровни тянет стужей, тянет жаром с ледника. Милый гномик, ты нам нужен, без тебя у нас тоска…»
Вот и всё… Теперь уже точно никто не придёт на помощь, теперь уже точно чужак, явившийся с севера, будет владеть замком Литт, а последняя воля лорда Робина так и не будет исполнена, потому что некому будет её исполнить.
– В прятки или в догонялки? – Гномик, почёсывая кудлатую бороду, сидел на каменной сосульке, растущей вверх. Сегодня он был крохотным и мог бы уместиться на ладони, зато светился особенно ярко – почти как горящий факел, только прохладным серебряным светом.
– В прятки – нечестно, я тебя вижу, а ты меня нет, – отозвалась Ута, пытаясь подняться. Она ещё не верила в свою удачу – гномик мог оказаться и сном, и мороком, который наслали на неё злые духи подземелья…
– Это я тебя не вижу?! – обиделся гномик. – Да я за триста лиг маковое зерно разглядеть могу. Я и сквозь стены вижу.
– А ты можешь мне огонь зажечь? – спросила Ута, доставая факел из вязанки.
– Я сам – как огонь! – гордо заявил гномик, запрыгивая на пропитанный воском кусок пакли, которым был обмотан верх факела. Он громко чихнул, так что многоголосое эхо несколько раз прокатилось по подземелью, и тут же его сияние стало несравненно ярче – стало светло, почти как днём.
– Погуляем? – предложила Ута, но тут же осеклась… Привычка говорить полуправду, без которой невозможно было выжить среди людей, здесь не годилась. Гномику нельзя лгать, гномик может обидеться, и тогда рухнет последняя надежда не только добраться до сокровищницы, но и вообще выбраться из этого бездонного подземелья. – Гномик. Мне папа кое-что подарил.
– Что!? – обрадовано воскликнул гномик.
– Сама не знаю. Пойдём посмотрим. – Она вполне могла бы спросить у него, что спрятано в сокровищнице, и наверняка получила бы правдивый ответ, но решила, что лучше увидеть всё самой. Гномику могло бы и не понравиться то, что завещал ей отец, и тогда он просто исчез бы, чтобы на этот раз уж точно никогда не вернуться.
Теперь Ута не считала повороты, торопясь как можно быстрее добраться до цели. Она лишь мельком взглянула на скелет двухголового чудовища, прикованного к стене золотой цепью; она промчалась мимо каменного стража, закованного в чёрную броню; она даже не сразу заметила, что мраморные колонны, подпирающие свод очередного высокого длинного зала, не просто ловят свет, отражённый от гномика, но и светятся сами.
«…пока не упрёшься в бронзовую дверь…»
Гномик уже исчез, когда впереди показались тяжёлые створки из позеленевшей бронзы, и вспыхнули изумрудные глаза странного крылатого каменного зверя с ушами, похожими на заячьи.
Ключ, висевший все последние годы на груди, как талисман, внезапно потеплел… Зверь вытянул вперёд когтистые лапы, выгнул спину, расправил крылья и протяжно зевнул, обнажая здоровенные клыки.
– Хороший… – только и смогла промолвить она, когда сказочный зай-грифон приблизил к ней свой кошачий нос. Он покрылся золотистой гладкой шерстью, он урчал, раскинув уши, и Ута осторожно погладила его по голове.
Страж признал в ней хозяйку, он ткнулся мордой туда, где под блузкой был спрятан ключ, беззлобно рыкнул и отошёл в сторону. Путь был открыт – оставалось только отпереть замок и войти в сокровищницу. Ута уже не думала о том, как она будет возвращаться назад – это было её подземелье, и здесь с ней не могло случиться ничего страшного. Она уже перешагнула через свой страх – он остался далеко позади, так далеко, что о нём даже не вспоминалось. Оставалось только жгучее любопытство: что там, за бронзовой дверью? Поколениям лордов Литта вовсе незачем было прятать так далеко сундуки с золотом, здесь могло быть лишь что-то такое, что может пригодиться раз в сотни лет, когда судьба не оставляет иного выхода.

ГЛАВА 6

«Корабли в страну Цай при хорошем кормчем и хорошей погоде идут триста дней, столько же им надо на обратный путь. Но, даже преодолев Солёные Воды, нельзя считать, что дело сделано, поскольку настоящую цену за товары, привезённые с края света, могут дать лишь в империи, и путь от Тароса до Дорги, хоть и не столь далёк, зато несравненно более опасен…»
Из «Наставлений торговым людям вольного города Тароса, везущих товары на чужбину».


Где-то далеко внизу продолжали грохотать дубовые брёвна, по которым перекатывались гранитные глыбы, скрипели бесчисленные лебёдки, раздавалась ругань надсмотрщиков, гремели повозки с песком и гравием, ржали лошади… Но эти звуки почти не достигали верхних этажей Чёрной башни. Здесь только протяжный шум ветра и хлопанье крыльев заблудившихся птиц нарушали тишину. Земля и небо… Ничтожество и величие… Рабы и властелин… А ведь сделаны лишь первые шаги, великий путь только начинается, но та грань, после которой невозможно ни вернуться, ни остановиться, уже осталась позади. Если верить тому, что в каждом изначально заложено его предназначение, а судьбы заранее расписаны порядком небесных светил, то и грани-то никакой не было – всё началось с рождения, с рождения под счастливыми звёздами.
Когда-то Оттон ди Остор и его молодая жена были отправлены императором в почётную ссылку. Скорее всего, барон Иероним ди Остор, неожиданно став старшим в роду, не пожелал слишком часто встречаться со своим младшим братом, зная, чего можно ждать от ближайшего родственника… Раздел имущества знати запретил ещё Арнол Доргон VII Законник. Все поместья, фамильные сокровища и привилегии с тех пор мог унаследовать лишь старший сын умершего главы рода. Прочие поступали на службу – либо в латную кавалерию, либо в линейную пехоту, либо в дворцовую стражу, либо в судейский корпус, либо сборщиками податей, либо писарями к наместникам провинций, либо пажами, либо шутами… Оттону ди Остору, отцу Хенрика, ещё повезло – он получил место младшего советника наместника провинции Дайн, на северо-восточной окраине Империи. И только благодаря его стараниям полудикие племена, ранее не признававшие никакого закона, за короткое время стали добропорядочными плательщиками податей в имперскую казну… Вопросы решались просто: если обоз, отправлявшийся за данью в какое-либо становище, возвращался порожним или просто задерживался, вслед за ним отправлялся отряд головорезов, набранный из бывших каторжников, а потом тела убитых старейшин привязывали к высоким шестам и выставляли там, где сходились древние альвийские дороги. В провинции несколько лет царил мир и покой, и ничто не предвещало беды. Но однажды стражники разбудили наместника среди ночи и сообщили ему, что долина перед деревянной крепостью полыхает тысячами костров. Немедленно отправились гонцы в Лакосс, но помощь оттуда едва ли могла прийти раньше, чем через месяц. И утром, на рассвете, когда толпы дикарей уже готовились сначала сравнять с землёй подгнившие бревенчатые стены и башни, а потом вырезать немногочисленный гарнизон, оказалось, что над воротами болтаются двое повешенных – ненавистный младший советник и его жена, а во рву валяются окровавленные тела головорезов Оттона ди Остора. Вожди местных племён увидели, что их враги уже достаточно наказаны, и увели своих людей в родные становища. Конечно, после того, как из Лакосса прибыл двухтысячный отряд линейной пехоты, обочины древних дорог украсили сотни шестов, на которых медленно умирали вожди и старейшины, их жёны и сыновья…
Так Хенрик ди Остор, которому к тому времени исполнилось двенадцать лет, оказался сначала в опекунстве у дяди Иеронима, а потом в доме Раима ди Драя. Мага причислили к благородному сословию лишь потому, что барон не мог отдать своего племянника на воспитание простолюдину.
Сама счастливая судьба вела будущего лорда Литта к заветной цели, которой он тогда ещё не видел, но уже предчувствовал. Судьба вела до тех пор, пока он сам не взял её за горло… Теперь, чтобы не упустить удачу, нужно совсем немногое – быть безжалостным и осторожным. Нет – сначала осторожным, а потом безжалостным…
Далеко внизу продолжают грохотать дубовые брёвна, по которым перекатываются гранитные глыбы, скрипят бесчисленные лебёдки, раздаётся отборная ругань надсмотрщиков, гремят повозки с песком и гравием, ржут лошади… Но эти звуки не достигают верхних этажей Чёрной башни. Пока всё, чему следует происходить, происходит само собой. Будущее величие становится всё ближе, и пока можно спокойно слушать протяжный шум ветра и хлопанье крыльев заблудившихся птиц. Даже торопливые шаги за дверью, цоканье стальных набоек на сапогах командора Геркуса Быка – не помеха покою и ожиданию… Он может до ночи простоять за дверью, ожидая, когда ему будет позволено войти. Таков порядок, и только тот, кто его установил, может его нарушить.
– Ваша Милость! – Командор осмелился не только постучать в дубовую дверь латной рукавицей, но и попытался докричаться до своего лорда сквозь двухдюймовые доски. – Ваша Милость! Там посланник от регента Горландии припёрся. Говорит, ждать не будет, а если уедет – всем хуже будет, а Вашей Милости – особенно.
Так… Кто-то уже смеет угрожать будущему господину этого мира, кто-то чего-то смеет… Одно из двух: либо он глупец, которого послали на убой, либо он чувствует за собой силу. Что ж, сначала можно попробовать быть осторожным, насколько хватит терпения, а потом уже содрать кожу с этого придурковатого наглеца и отпустить его туда, откуда пришёл. Потом произойдёт одно из двух: либо из соседнего эрцогства придёт войско, либо следующий посланник будет вести себя более почтительно. Но приличного войска в Горландии нет и быть не может – папаша нынешнего малолетнего эрцога в своё время привёл под стены Литта и дружину, и дворцовую стражу, и гарнизоны пограничных крепостей, и ополчение, и наёмных кнехтов. Назад не вернулся никто… Тем интереснее, чем может угрожать беззащитная Горландия Литту, поднимающемуся из руин…
– Войди, – позволил лорд своему командору.
– Ваша Милость! Там посланник от регента Горландии, – повторил Геркус на случай, если лорд не расслышал сквозь дверь.
– И что?!
– Как что? Прикажите чего-нибудь. Примите вы его или по дороге размазать поганца? – Геркус был несколько озадачен непонятливостью своего господина.
– Сначала пустить, а потом… – Хенрик хотел сказать «размазать», но решил не спешить. – А потом видно будет. Пусть войдёт.
– Прямо сюда? – удивился командор. Обычно лорд никого не пускал в верхние покои, кроме самого Геркуса и Греты, чтобы пыль протёрла. – С ним свита – полторы дюжины рыл и узкоглазая рабыня в придачу, наверное, дарить собрался.
– Красивая?
– Не видно – упаковали так, что глаза одни торчат.
– Пусть войдёт только посланник, – распорядился Хенрик. – И рабыню пусть прихватит. Остальных даже за ворота не пускать.
– Угу, – отреагировал Геркус и поспешно удалился. Путь вниз ему предстояло проделать пешком по узкой крутой лестнице, и посланнику вместе с рабыней придётся подниматься по ней же – лорд запретил опускать подъёмную клеть, если он сам находится наверху. Теперь даже самые приближённые из соратников и слуг и даже гости, которым не лишним было бы оказать хоть какие-то почести, вынуждены были карабкаться пешком на верхние этажи башни, где располагались и тронный зал, и трапезная, и личные покои лорда, которые хозяин почему-то в последнее время покидал всё реже и реже. Толстая Грета даже слегка похудела за последние несколько недель.
Итак, сосед прислал гонца… Причин для этого может быть несколько. Например, регент, опекун юного эрцога, приглашает к себе на пир в честь окончания смуты, которая охватила Горландию после того, как эрцог остался без войска, а страна – без эрцога, а также просит соседа оказать ему честь присутствовать на казни главарей бунтовщиков. Не исключено, что регент хочет чего-то потребовать – поскольку прежний род лордов Литта прекратился благодаря вторжению горландцев, он может захотеть подмять под себя восточные земли Литта, чтобы иметь выход к Серебряной долине, месту никому недоступному, а потому совершенно бесполезному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58