Ута замерла, стараясь не издать ни единого звука – ей явно пришлось услышать то, что не предназначалось для её ушей, а это было опасно – там, где звенит золото, человеческая жизнь становится дешевле меди.
– Придёшь после заката в «Кривую кобылу». Принесёшь Купол – получишь деньги…
– И ещё я хочу хорошую повозку с парой хороших скакунов.
– Мою заберёшь.
Всё было ясно – хозяин решил продать Купол и бросить труппу на произвол судьбы. Это всё равно должно было случиться рано или поздно – Би-Цуган, не смотря на свою молодость, не раз и не два вскользь упоминал, что ему надоело это кочевье, что он хочет иметь большой дом в большом городе, где не надо будет устраивать развлечения почтенной публике, где он сам будет почтенной публикой… Значит, завтра Би-Цуган погрузит в свою повозку сундучок с золотом, наймёт в гильдии охранников пару дюжин крепких молодцов и отправится на северо-запад в Дорги, столицу империи. Нет, это не будет бегством от тех людей, чьим трудом он кормился всю свою жизнь. Просто Би-Цуган сразу же забудет о существовании тех, кто ему уже не нужен. Лучшие артисты не останутся в цирке без Купола, они разбредутся в разные стороны, надеясь найти себе другую работу, а то, что останется, превратится обыкновенный балаган, один из множества, дающих представления на рынках или у городских ворот – таким платят только медью, и едва ли сбор от представления будет больше того, что поместилось сегодня в горсти карлика Крука…
«Кривая кобыла»… После заката… Может быть, не всё ещё потеряно? Может быть, что-то можно изменить? Сребристый медальон, звезда с семью короткими лучами и зелёным камнем посередине, всегда висел на груди у хозяина, как нательный талисман. Когда нужно было развернуть купол, он брал его в руки, нажимал на камень, и что-то едва слышно шептал, погружая губы в изумрудное сияние, которым озарялся самоцвет… Спрятать его куда проще, чем девять тысяч монет, каждая весом в унцию. Едва ли Би-Цуган далеко уйдёт с таким богатством, даже если не поскупится на охрану. Надежда в одночасье разбогатеть может свести с ума любого, а звон монет разносится далеко…
Ута осторожно выбралась наружу. В тени самого дальнего фургона, сидя на траве, дремал охранник, и больше никого рядом не было. Видимо, большинство актёров, отправились в город развлекаться, а оставшиеся, скорее всего, улеглись спать – на раннее утро планировались сборы, и к обеду цирковой обоз должен был уже отправиться в путь.
«Кривая кобыла»… Ута вспомнила эту ту таверну, пристроенную изнутри к городской стене неподалёку от спуска в порт…

– Шла бы ты отсюда, – сказал Культя, глядя на Уту поверх пивной пены, громоздящейся над кружкой. Бывший имперский сотник, а ныне командир наёмного отряда был скуп, потому что знал: богатство никогда и никому не достаётся быстро и легко, разве что по наследству, да и то ненадолго – детки обычно быстро проматывают родительские денежки. – Или просто сядь со мной – выпьем, поболтаем, а россказни свои оставь для молодых дурачков. Ты, поди, ещё и на картах гадаешь, на петушиных перьях, да?
– Почтенный Культя, там девять тысяч золотых, а может быть, и больше… – Ута уже знала, что Культя не сможет отказаться от такого богатства – в его маленьких бесцветных глазках уже засверкал огонь алчности. Да, он был скуп, и пользовался любой возможностью, чтобы недоплатить своим людям, но с клиентами всегда был честен – это было выгодно, репутация стоила дорого. Но теперь случай сулил ему настоящее богатство, с которым он мог уехать из этого города, покинуть Окраинные земли и барином поселиться в столице империи. – Ты можешь просто придти туда с верными людьми и увидишь, что я говорю правду – Би-Цуган и торговец с севера будут там…
– А ты-то сама чего хочешь с этого?
– Мне нужно только одна вещица, – тут же ответила Ута. – Тебе она всё равно ни к чему, а мне дорога как память…
– Если соврала – выпотрошу, – предупредил её Культя.
Ута лишь усмехнулась в ответ. Судьба торговца с противным голосом и его золота была решена, едва она переступила порог этого длинного барака в Кузнечной слободе, где размещался отряд наёмных охранников. И судьба Би-Цугана была ей теперь тоже безразлична – кто владеет Куполом, тот и хозяин цирка. Гномик больше не придёт, а значит, единственная роль, которая ей осталась среди артистов – стать их хозяйкой. И она будет щедрее, чем Би-Цуган… Теперь она уже не маленькая и слабая… Отец говорил, что это пройдёт, и это прошло…

ГЛАВА 12

«Деньги и слава, как и беда, никогда не приходят одни…»
Народная мудрость.


– Племянничек, а не слишком ли ты обнаглел, претендуя на имущество этого дохлого плута? – Барон Иероним ди Остор, похоже, был не на шутку раздосадован неожиданной наглостью бедного родственника. У него были свои планы на огромный арсенал магических предметов, которые успел собрать в своём доме бесследно пропавший Раим ди Драй. В том, что мага нет в живых, барон уже нисколько не сомневался – у старика не хватило бы смелости, чтобы скрыться или без личного разрешения императора отправиться в дальнее путешествие. «Раим, славный верный Раим, кто же нас удивит чем-либо чудесным, если тебя не будет под моей царственной рукой», – так обычно сокрушался государь, стоило ди Драю заикнуться о своём намерении посетить, например, имперскую провинцию Сабия, где найдены удивительные артефакты… Нет, Раим, наверняка мёртв, и, кто знает, может быть, здесь не обошлось без Хенрика.
– Разве в роду ди Осторов принято упоминать слово «слишком»? – заметил Хенрик, даже не глядя на родственника, он искал глазами мону Кулину, но она, судя по всему, уже прошла в трапезную – проверить, должным ли образом накрыты столы. Первая перемены блюд, по её мнению, должна была выглядеть образцово, так, чтобы каждый, кто решится взять в руки вилку, испытывал благоговейный страх перед совершенной красотой каждого салатика, каждого кусочка копчёной лососины, читал немой укор во взгляде жареного поросёнка, приправленного тёртым хреном. Потом она с затаённым трепетом, испытывая приятное возбуждение, наблюдала, как чинный Обед постепенно превращается оргию, а стройные ряды изысканных блюд – в мешанину отбросов.
Раз в месяц во дворце устраивался обед в честь высоких родов империи, надежды и опоры трона. И с тех пор, как приготовлениями стала заниматься лично мона Кулина, должности императорского виночерпия, кулинара и распорядителя трапезы перестали быть синекурой.
– Послушай, Хенрик… – мягко сказал барон, глядя на племянника даже с некоторым сочувствием. – Ты даже не понимаешь, во что ввязываешься. Да, многие скороспелые вельможи начинали именно с интриг, а кончали под топором палача. Ты этого хочешь?
Барон имел в виду выходку, на которую решился его племянник на прошлом Обеде. Сначала он выложил полторы тысячи золотых постельничему императорского мажордома, чтобы тот выхлопотал для него приглашение, а, попав во дворец, первым делом, нагло подошёл к моне Кулине, к которой не всякий эрцог или лорд смел вот так запросто приблизиться, и вручил ей какой-то огрызок пергамента. Потом барон через своих осведомителей выяснил, что это была страница дневника покойного мага, где было написано буквально следующее: «…а если боги отказывают в помощи, в этом нет большой беды. Не так уж и важно и то, что древняя магия альвов была почти забыта людьми, и теперь приходится восстанавливать по крупицам могучие заклинания. Но, как ни старайся, невозможно понять суть явлений, которые можно вызвать, произнося звуки, для которых не очень-то приспособлен наш язык. Но те, кто жаждет чуда, получат его, даже если никакого чуда не произойдёт – все видят то, что желают увидеть. Вера ослепляет клиента, и это великое благо. Веру, засевшую в размягчённых мозгах богатых и знатных особ, легко превратить в золото, звенящее в собственном кармане – в этом-то и заключена самая чудесная магия, которая, в отличие от чародейства альвов или воли богов, нет ничего непонятного…»
По сути, Раим ди Драй сам признался в том, что он – всего лишь мелкий шарлатан, который просто годами обирал столичную знать. Это вносило некоторую ясность в дело его исчезновения – скорее всего, мальчишка уже давно выдрал эту станицу из дневника мага и пригрозил своему учителю, что отнесёт её куда следует, если чего-то не получит… Раим, вероятно, сообразил, что спастись ему всё равно не удастся, и предпочёл тихо утопиться в каком-нибудь загородном пруду. Мальчик, конечно, повёл себя как достойный отпрыск древнего рода ди Осторов, но его выходка могла оказаться в итоге губительной не только для него, но и для прочих родственников, даже тех, кто имел влияние на самом верху…
Хенрик по-прежнему никак не реагировал на разумные слова дяди, и барон, демонстративно отвернувшись от него, направился к группе гвардейцев, чтобы поддержать их приятную беседу о неоспоримых достоинствах племенных йотских скакунов. У него уже созрел не слишком замысловатый, но действенный план, каким образом обезопасить себя от выходок племянника…
Двери в просторную трапезную медленно отворились, а из глубины зала донеслось пенье флейт и перезвон больших многострунных лир – звуки были под стать высоким стенам из резного мрамора, высокому хрустальному своду, проходя сквозь который солнечный свет рассеивался, и обретал мягкость… Эта часть дворца была построена по образцу резиденции правителя альвов в Альванго, как описывал её летописцы времён Гиго Доргона, первого императора людей. Перед тем, как разрушить все уцелевшие после штурма здания Альванго, император приказал подробно описать всё, чтобы величием и красотой всего низвергнутого им в прах подчеркнуть величие и красоту своего подвига.
– Их Величество, император лабов, бреттов, саков, аббаров, горландцев, самритов, мелонцев, ризов, йотов, асогов, дайнов… – Герольд, надутый, как голубь на морозе, почему-то начал сообщать о приближении государя раньше, чем гости почтительно замерли за спинками своих стульев, и это внесло в церемонию некоторую сумятицу. – …хорсов, капфов, ракидов, ягуров, гадайцев и лиохов – Лайя Доргон XIII Справедливый!
– Ну, и чего вы уставились на этого толстого болвана? – Голос самодержца неожиданно донёсся не со стороны парадного выхода, откуда появился герольд, а из прихожей, где ещё недавно толпились гости. – Спиной должны чуять своего императора!
Начало не предвещало ничего хорошего. Обычно, будучи в приятном расположении духа, Лайя Доргон XIII Справедливый позволял себе подначивать своих подданных только после шестого бокала густого бреттского вина, а тут начал прямо с порога. Но после того как император сделал первый шаг, собравшиеся вздохнули с облегчением – государь двигался к своему месту во главе длинного стола нетвёрдой походкой, а когда шпоры на его сапогах сцепились между собой, он даже чуть не упал на мраморный бордюр, за которым благоухал зимний сад. Два безземельных эрцога бросились ему на помощь, но Лайя Доргон устоял на ногах самостоятельно, и протестующе замахал обеими руками.
– Наш путь прям и светел! – заявил он во всеуслышанье. – И никаких баб.
Только теперь собравшиеся обнаружили отсутствие в зале всесильной моны Кулины, которая последние три года сопровождала государя повсюду, даже на соколиной охоте, куда дамы по старинной традиции вообще не допускались.
– Ну, что я тебе говорил… – шепнул барон племяннику, неслышно подойдя к нему со спины. – Теперь сам выкручивайся, как можешь.
Всё было ясно: мона Кулина, хоть и продержалась несравненно дольше прежних фавориток государя, но неизбежное должно было случиться – она впала в немилость и теперь наверняка находилась либо в подвалах Серого замка, либо на пути в одно из северных поместий, где ей предстояло провести остаток жизни. Это означало, что всех, кому она когда-либо оказывала протекцию, всех, чьи доносы доходили до императора через её сочные уста, могла ожидать куда худшая доля, чем её саму.
– Дядя, ты кем тут при дворе? – вдруг ни с того, ни с сего спросил Хенрик.
– Главным егерем соколиной охоты. – Вопрос племянника был столь неожиданным и странным, что барон сначала ответил, а потом уже начал соображать, чем вызван интерес наглого юнца.
– Звучит неплохо…
Император наконец-то добрался до своего мягкого стула с обивкой из пурпурного бархата, а это означало, что и все остальные должны занять свои места, прежде чем распорядитель трапезы произнесёт первый тост – «За государя и державу!». Барон проследовал на четвёртое место по правую руку императора, ближе к государю сидели только лорд-канцлер, лорд-советник и мажордом. Когда все расселись, оказалось, что место, предназначенное для моны Кулины, пустует, но это ещё ничего не значило – Справедливый, будучи в подпитии, обычно не ограничивался одной шуткой, он балагурил до тех пор, пока сохранял способность сидеть.
Последние слова племянника почему-то окончательно испортили барону настроение – наглый мальчишка явно намекал на то, что он не прочь занять место дяди Иеронима при Дворе, и это не могло быть пустым бахвальством – наверняка после последнего Обеда случилось что-то такое, о чём барону не донесли его осведомители.
– За государя и державу! – За первым тостом, сигналом к началу беспощадного разрушения изысканной сервировки стола, последовал торжественный вой флейт и грохот отодвигаемых стульев – по правилам, заведённым ещё при Доргоне III лет триста назад, первый кубок золотого мелонского вина следовало пить стоя.
– Эй! Ты… Как тебя там… – Осушив в три глотка свой кубок, император беспорядочно замахал руками, глядя на противоположный конец стола, где сиротливо приткнулись юные отпрыски благородных семейств, получивших приглашения по протекции влиятельных родственников. – Эй! Иероним. – Теперь государь, навалившись на плечо лорд-канцлера, обращался к барону. – Ты это… Племянника своего сюда давай. Я с ним говорить желаю…
– Рад услужить, мой император.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58