– окликнул он серую фигурку, медленно бредущую прочь. – Я ведь не хотел тебя специально обидеть. Просто неудачно выразился.
– Ладно, – сказал степнячок, моментально возвращаясь к огню. Причем было заметно, что назад он шел гораздо быстрее. – Ладно. Прощаю. Мы, хортлаки, тем и живем, что в степи агукаем, – вдруг кто-нибудь откликнется? Ну бывает, конечно, что закружим караван или там отдельного человека, но не со зла, по глупости. Просто хочется пообщаться. Ведь так, как с вами, поддеть у костра редко доводится – раз в сто – сто яятьдесят лет. – И Момса оглушительно вздохнул.
Следующие несколько часов у огня было шумно и оживленно. Перезнакомившись со всеми, хортлак стал производить их голоса, вмешиваясь в разговор, – имитатор из него был превосходный.
– А что это за статуя? – наконец спросила Каэ После того, как все отсмеялись над передразниванием Бордонкая. Странно было слышать его громкий звучный голос исходящим из тела крошечного существа.
– Так Дракона – прежнего бога, – беззаботно откликнулся хортлак. – Вы что, не слышали о статуе Йабарданая, которую сбросили в Даргин еще на заре времен?
– Слышали. – Джангарай явно хотел добавить что то еще, но смолчал.
– Ну, мой шурин уже помчался к Даргину – дня через два будет обратно. Уж он точно раздобудет самые свежие новости. А пока – за что купил, за то и продаю. Думаю, кого-то эта статуя отказалась топить, не в пример тому, как вела себя последние пару тысяч лет. И произошло это оттого, что Йабарданай почему-то пожалел и не захотел убивать этих людей. – Тут Момса с явным подозрением оглядел новых знакомых. – А вы, часом, не со стороны реки едете?
– Нет-нет, – поспешно ответила Габия. – Воды мы вообще не любим.
– А-а, – как показалось спутникам, несколько разочарованно протянул хортлак. – Тогда, значит, тоже ничего интересного не слышали. Я ведь как понимаю: А-Лахатал очень хотел, чтобы изваяние и на этот раз учинило обычный разгром, а оно не стало. Кто их поймет – богов? Это очень интересная истори, а я не знаю ни начала, ни конца, – печально вздонул степнячок.
– Ладно, Момса, еще узнаешь, – ободрил его Эйя. – Расскажи лучше про армию – далеко она?
– Нет, конечно. Армию видела моя тетушка своими глазами пару дней тому назад. И она утверждает, что Зу-Л-Карнайн завтра к полудню должен быть уже у стен города. Эй, что это вы?
Услышав это сообщение, Бордонкай решительно поднялся на ноги и шагнул прочь от костра, в темноту, туда, где фыркали кони, пощипывая сухую траву. Джангарай и Ловалонга моментально стали сосредоточенными, и ингевон вопросительно уставился на Каэтану. Она нехотя кивнула. Ее разморило у костра, не хотелось вставать и ехать куда-то – желание выспаться перевешивало все остальные.
– Прости, Момса, – сказала она, потягиваясь. – Прости, нам нужно ехать.
Степнячок сник и загрустил. Эйе стало жалко его, и он подошел к хортлаку и потрепал по мохнатому плечу.
– Нам нужно быть в городе до того, как его окружат войска императора.

– Не успеете, – тихо сказал хортлак.
– Должны успеть, – отозвалась Каэ, подпоясываясь пемнем и надевая на себя крестообразную перевязь.
Момса бросил на ее мечи короткий взгляд, но ничего не сказал.

– Удачи тебе. – Джангарай протянул степнячку руку.
Тот степенно пожал ее и ответил:
– И тебе удачи, воин.
– Прощай, Момса, – хором сказали близнецы.
– До свидания, – пророкотал Бордонкай.
– Интересных тебе историй, – пожелала Каэ, вскакивая на коня.
Альв прощался с хортлаком последним.
– Береги ее, – прошептал Момса, указывая глазами на Каэтану.
– А то я не понимаю, – пробурчал альв, хотя на самом деле понимал не очень много.
– Может, подбросить тебя куда-нибудь – спросила Каэ, но епнячок замахал лапками:
– Ну вы, что вы! Я, когда пешком, столько всего вижу и слышу. Да и бегаю я ненамного медленнее ваших скакунов.
– Это правда, – сказал альв.
– Ну тогда прощай. Авось свидимся. Спасибо тебе!
Топот копыт заглушил все остальные звуки. Хортлак некоторое время посидел, размышляя, у покинутого костра. Он что-то бормотал себе под нос и водил в воздухе мохнатыми лапками.
– Где же я их видел? – шептал он, напрягая свою прекрасную память. – Ну где?
Внезапно он вспомнил нечто, показавшееся, по-ви-Димому, безумно важным, потому что Момса бросился в степь, крича:
– Подождите! Подождите!!!
Он все наращивал и наращивал скорость.
Он не врал, маленький степной дух, когда говорил, что бегает ненамного медленнее, чем породистые скакуны, и сейчас мчался так, как никогда в жизни. Он чув-вовал, что обязан догнать небольшой отряд и рассказать им одну из самых старых, интересных и ценных своих историй, пусть даже они опоздают к штурму ал-Ахкафа Но он не успел преодолеть и части пути, как дорогу ему преградил всадник на седом скакуне.
При виде этого седока сердце Момсы похолодело и ушло в пятки – он знал, что от него не скрыться, как быстро ни беги. И хортлак остановился.
– Мне сказали, – надменно проговорил всадник возвышаясь скалой над крохотным серым существом, – мне сказали, что ты был в гостях и услышал много интересных историй. Расскажи их все, и я щедро вознагражу тебя.
Момса знал, что никогда в жизни не осмелится противоречить этому всаднику, – страх перед ним-был заложен в душе степнячка с первых же минут пребывания на этом свете (а жил он уже достаточно долго). Он знал, что сейчас подчинится железной воле всадника.
– Нет! – неожиданно звонко вырвалось у него, и он с удивлением понял, что говорит собственным голосом. – Я рассказываю свои истории только тем, кому хочу их рассказать.
Маленький Момса сам не понимал, откуда у него взялось столько смелости, чтобы произносить подобные слова в присутствии всадника, но они текли из его груди не ведающим преград потоком и не собирались застревать в глотке под гневным прожигающим взглядом его собеседника.
– Мне не нравится такой слушатель, как ты. Езжай своей дорогой и дай мне идти моей.
– Не станешь рассказывать? – неожиданно беззлобно переспросил всадник.
Хортлак знал, что будет дальше. Недаром он прожил столько лет в степи и слышал столько леденящих душу историй, в которых главным действующим лицом был этот ночной наездник. Но он набрал полные легкие воздуха и произнес:
– Нет.
Впервые за свою долгую жизнь он был так немногословен.
– Твое дело, – почти лениво заметил всадник. Его послушный конь по-прежнему не двигался с места. А Момсе было необходимо бежать дальше: он еще не терял надежды догнать маленький отряд и рассказать им свою самую интересную... да нет же – куда теперь побежишь?
Степнячки никогда не отличались особой храбростью, а Момса – тем более. Он был из породы мечтателей, которые хотят совершить подвиг, но никогда не решаются на это, потому что в реальной жизни все выглядит чуть-чуть иначе. Однако сейчас Момса не считал подвигом то, что делал. Он просто повернулся в сторону, противоположную той, куда ускакал маленький отряд, и припустил изо всех сил.
Всадник так и остался неподвижным, отчего у хортлака мелькнула мысль: «Может, зря я все это затеваю?» Но усилием воли он отогнал ее и, когда отбежал от ночного собеседника на достаточное расстояние, закричал во всю мощь своих легких, звучно и протяжно:
– Каэ! Сюда! – И это был голос Бордонкая.
И понесся что есть мочи. Затем резко свернул вправо, наперерез всаднику.

Он бежал изо всех сил и останавливался, чтобы покричать так, как обычно делают в степи хортлаки, водя одинокого путника, да только путник нынче был не из беспомощных...
Момса изображал топот конских копыт и лязг оружия. Он кричал голосами Джангарая и Ловалонги, альва-и самой госпожи с перекрещенными мечами за спиной. Он повторял голоса Эйи и Габии, стараясь так, как никогда в жизни; и ему поверили наконец. Возможно, это был самый большой успех хортлака, самое серьезное признание – ценою в жизнь.
За его спиной, сотрясая степь, раздался тяжелый топот копыт.
Хортлаки бессмертны, если их не убивать...
Тот, кто догонял Момсу, умел делать только одно – сеять смерть, но делал это очень хорошо.
Момса летел как на крыльях, останавливаясь все реже и реже. Теперь он норовил кричать на бегу, изредка застывая на месте и хватая ртом воздух. Он водил своего преследователя широкими кругами, с ужасом понимая, что тому осталось совсем немного, чтобы догнать его, Момсу из рода могучих и прекрасных Момс, всегда живших в этой гостеприимной степи.
Всадник все же настиг его и сразу высмотрел в чахлой и редкой траве. Когда он понял, кто дурачил его последние полчаса, жесткая усмешка исказила красивые черты, а потом соскользнула с губ, будто ее сдуло встречным ветром. Всадник поднял огромный лук, наложил стрелу и натянул тетиву. Он почти не целился, его не смущала темнота и подвижность жертвы – он просто вскинул лук и выстрелил.
Тонко пропев в воздухе, стрела вошла точно между лопатками маленького серого существа, удирающего от своего безжалостного преследователя по бескрайней сухой степи. Удар был настолько силен, что хортлак перекувырнулся через голову и пролетел несколько шагов. Он упал лицом вниз, раскинув мохнатые лапки и вздрагивая всем телом. Затем поскреб землю когтями, приподнялся и прошептал:
– Ка...
Голос его прервался хрипом. Это была, конечно, самая интересная и загадочная история, но рядом не нашлось никого, кому бы он хотел ее рассказать. Поэтому хортлак замолчал, выгнулся дугой, и в ту же секунду его маленькая добрая душа ускользнула туда, где ее ждали души всех прекрасных и могучих Момс. Она сделала это очень быстро, чтобы всадник на седом скакуне не предъявил на нее свои права. Однако тот даже не подозревал, что у хортлаков есть души. Он потрогал безжизненное тельце острием копья, затем выпрямился в седле и поскакал по направлению к ал-Ахкафу.
Шлем, сделанный из черепа побежденного им дракона, почти полностью покрывал рыжее пламя волос, а зеленые глаза смотрели холодно и жестко.

Чaсть II.
ЖЕМЧУЖИНА ПУСТЫНИ

Густое облако красноватой пыли, тяжело висевшее посреди бескрайней степи, свидетельствовало о том, что двухсоттысячная армия Зу-Л-Карнайна подошла к ал-Ахкафу.
Маленький отряд двигался гораздо быстрее тяжеловооруженной пехоты, обозов и утомленной долгим переходом конницы, поэтому через несколько часов путешественники догнали войска и, не вызывая ничьих подозрений, добрались до головного полка. Правда, на этом их везение и закончилось. Отборный отряд телохранителей победоносного Зу-Л-Карнайна окружил их со всех сторон. Могучего телосложения воин в белых пропыленных одеждах выехал вперед и церемонно произнес:
– Коль вы не таясь явились в лагерь, нет смысла подозревать в вас вражеских лазутчиков. Но неоднократно случалось, что прикидывавшиеся друзьями оказывались злейшими врагами, а злейшие враги проявляли мудрость и благородство. Вы поедете со мной и предстанете перед лицом аиты. Ему судить, враги вы или друзья.
Недолгий путь они проделали молча. Каэтана восторженно осматривалась, будучи не в силах оторваться от великолепного зрелища. Армия подтягивалась к стенам ал-Ахкафа. Цветные шатры военачальников и знати уже стояли в безопасном отдалении от городских стен. Гремело оружие, скрипели повозки, ржали лошади и протяжно кричали верблюды.
Панцирная пехота Зу-Л-Карнайна, завоевавшая ему полмира, бесконечными рядами шла мимо Каэтаны. Ветераны, гвардия... Было-то этим ветеранам от силы лет двадцать пять – тридцать. Закованные в белые доспехи с изображением стремительно падающего сокола, вооруженные длинными копьями и огромными щитами, они производили неизгладимое впечатление. Головы их венчали серебряные шлемы, в навершии которых сокол расправлял крылья.
Даже после трехдневного перехода по выжженной солнцем степи, измученные жарой и пылью, томимые жаждой, они выглядели грозно и всем своим видом являли готовность хоть сейчас вступить в бой.
Отдельным лагерем размещались конные полки тагаров, присланные Зу-Л-Карнайну ханом Хайя Лобелголдоем. Неистовые тагары, вооруженные кривыми саблями, одетые в меха и не признававшие доспехов, наводили ужас на противника своей невероятной жестокостью. И если бы Джералан – их родину – не разрывали на части охочие до власти младшие братья Лобелголдоя, то неизвестно, захватил ли бы его Зу-Л-Карнайн. Ибо покоренных тагаров не видел никто. Они молча подчинялись приказам: воинская дисциплина была у них в крови, – но признавали только своих военачальников. Безудержные в бою, они презирали смерть, бросаясь без раздумий на превосходящего числом противника, и очень часто заставляли того отступать. Зу-Л-Карнайн выпускал их впереди своих войск – как смертников, как свору злобных псов, которые ценой своей жизни обескровливали и выматывали врага, после чего в атаку шла тяжелая пехота.
По всему Джералану до сих пор ходили легенды о небольшом отряде тагаров под командованием хана Бог-до Дайна Дерхе. Они встретили полки Зу-Л-Карнайна в узком ущелье, не успев подготовить засаду и передохнуть после многодневного конного перехода. Скорее удивленный, чем обозленный их непокорностью, полководец предложил им либо присоединиться к его армии, либо идти с миром, освободив дорогу, ибо несколько сот человек никак не могли представлять серьезной угрозы для его войска. В ответ тагары прислали Зу-Л-Карнайну шесть мешков. В них было шесть голов отборных воинов из армии аиты.
– Забери своих воинов и приди сам, чтобы сосчитать наши царапины, – заявили они.
Разъяренный Зу-Л-Карнайн бросил на горстку тагаров отборную, конницу – закованных в железо тхаухудов, не знавших поражений. Но в узком ущелье могли свободно проехать только двое всадников, и тхаухудам было негде развернуться, они мешали друг другу. Грозные, огромные, величественные всадники оказались на удивление неповоротливыми и непроворными в этих необычных условиях. Налетевшие тагары изрубили первый отряд тхаухудов в несколько минут. Они с такой скоростью орудовали своими короткими кривыми саблями и копьями с крючьями на концах, с такой яростью врезались в смешавшийся строй конницы Зу-Л-Карнайна, что сама смерть, казалось, в ужасе бежала от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70