.. Я - Кондратьев... Цель обнаружена, курс...
Ответа не было. Видимо, вертолет отнесло в сторону. Или он вернулся
на базу из-за бури? Буря сильная, не меньше десяти баллов. Ладно, будем
действовать сами.
Солнце то скрывалось за теперь уже черными валами, то вновь на
короткое время выскакивало из-за горизонта. Тогда можно было видеть
кроваво-черный океан. И бесконечные гряды волн, катившиеся с живым злым
упрямством с запада. "С запада - это плохо, - думал Кондратьев. - Если бы
волны шли по меридиану, то есть по курсу преследования, мы в два счета по
поверхности догнали бы Моби Дика..."
Моби Дик! Пусть это еще не белый кашалот - все равно, это Моби Дик,
кашалот, громадный самец в двадцать метров длиной, в сто тонн весом,
грузный и грациозный. С тупой мордой, похожей на обрубок баобабьего
бревна, твердой и жесткой снизу и мягкой, расплывчатой сверху, где под
толстой черной шкурой разлиты драгоценные пуды спермацета. С ужасной
пастью, нижняя челюсть которой распахивается, как крышка перевернутого
чемодана. С мощным горизонтальным хвостом, с одной длинной узкой ноздрей
на кончике рыла, с маленькими злыми глазами, с белым морщинистым брюхом.
Моби Дик, свирепый Моби Дик, гроза кальмаров и усатых китов. Интересно,
когда наконец это животное выведет своих невест на поверхность? Пора бы им
и подышать немного...
Кондратьев бросил субмарину под воду. Он обогнал звено, уклонился
немного к востоку, повернул и снова занял свое место в строю звена. В
звене пять субмарин. Звено идет "звездой", как и кашалоты. В центре -
Кондратьев. Левее и на двадцать метров выше - Ахмет Баратбеков, кончивший
курсы всего год назад. Правее и выше - его жена Галочка. Левее и ниже -
серьезный здоровяк Макс, громадный сумрачный парень, прирожденный
глубоководник. Правее и ниже - Николас Дрэгану, пожилой профессор,
известный лингвист, двадцатый год проводивший отпуск в охране.
Теперь до стада не более ста метров. На экране ультразвукового
прожектора отчетливо виден силуэт Моби Дика - круглое дрожащее пятно,
разбрасывающее светлые искры.
- Плотнее к стаду! - скомандовал Кондратьев.
- Командир, включи ультраакустику! - крикнул Ахмет.
- Частота?
- Шестнадцать шестьсот пятьдесят... Они поют! Моби Дик поет!
Кондратьев наклонился к пульту. Каждая субмарина оснащена
преобразователями ультразвука. На некоторых даже есть преобразователи
инфразвука, но это только на исследовательских. Океан полон звуков. В
океане звучит все. Звучит сама вода. Гремят пропасти. Пронзительно воют
рыбы. Пищат медузы. Гудят и стонут кальмары и спруты. И поют и скрипят
киты. И кашалоты в том числе. Некоторые считают, что красивее всех поют
кашалоты.
Кондратьев завертел штурвальчик преобразователя. Когда тонкая стрелка
на циферблате проползла отметку 16,5, субмарина наполнилась низкими,
гулкими звуками. Несомненно, это пел Моби Дик, великий кашалот, и самки
хором подпевали своему новому повелителю.
- Вот прохвост! - сказал Дрэгану с восхищением.
- Какой голосистый! - отозвалась Галя.
- Скотина горластая! - проворчал Макс. - Пират...
Моби Дик орал: "Уа-ау-у-у... Иа-и-и... И-и-и..."
Кондратьев переводил: "Скорее, скорее, еще немного, и мы будем там...
Роскошное угощение... Маленькие молочные киты... Жирные, вкусные
беспомощные матери... Скорее... Не отставайте!" И ему отвечают: "Мы
спешим... Мы спешим изо всех сил..."
Расстояние сократилось до шестидесяти метров. Пора было начинать. До
искусственных пастбищ, где отлеживались сейчас синие киты с детенышами,
оставалось не более сорока километров. Но когда Моби Дик собирается
подышать?
- Макс, Дрэгану, вниз!
- Есть...
Макс и Дрэгану круто нырнули, заходя под "звезду" кашалотов. Кашалоты
плохо видят, но все же следовало быть осторожным. Заметив преследователей,
они могли бы начать игру в трех измерениях, ведь они способны погружаться
на километр и более, и игра в прятки при наличии всего пяти субмарин
сильно затруднила бы дело. Макс и Дрэгану, выйдя под "звезду", перерезали
ей дорогу вглубь и ограничивали маневр Моби Дика двумя измерениями.
Ага, вот, наконец-то! "Звезда" сжалась и вдруг пошла к поверхности.
- Макс, Дрэгану, не зевать!
- Не зеваем, - недовольно отозвался Макс.
А профессор лингвистики весело сказал:
- Есть не зевать! - Видимо, ему нравились все эти "есть", атрибуты
старинного морского и военного обихода.
Моби Дик вел свое стадо на поверхность, и снизу его подпирали Макс и
Дрэгану. Кондратьев сказал:
- Иду на поверхность!
Он повернул субмарину носом кверху и включил турбины на полную
мощность. Сейчас мы увидим тебя воочию, великий Моби Дик, пират и убийца!
Субмарина с ревом вырвалась из водоворота, пронеслась, сверкнув
чешуей, над пенистым гребнем волны и снова ушла носом в воду, оставляя за
собой клочья синтетической слизи. Солнце уже зашло, только на западе
тускло горела багровая полоска. Но ночи не было над океаном. Потому что
светились тучи. Над океаном царили сумерки. А буря была в самом разгаре,
волны стали выше, двигались стремительнее и расшвыривали мохнатые клочья
пены. Это было все, что увидел Кондратьев при первом прыжке. И при втором
прыжке он разглядел только белесое светящееся небо и черные волны,
плюющиеся пеной во все стороны.
Зато, когда субмарина вылетела из пучины в третий раз, Кондратьев
увидел наконец Моби Дика. Метрах в ста от субмарины из волн вырвалось
громадное черное тело, повисло в воздухе - Кондратьев отчетливо увидел
тупое, срезанное рыло и широкий раздвоенный хвост, - описало в белесом
небе длинную и медленную дугу и скрылось за бегущими волнами. Сейчас же
впереди вылетел из волн ровный ряд теней поменьше и тоже скрылся. И
субмарина тоже ушла под воду, и сразу же на ультразвуковом экране
запрыгали огромные светлые пятна. И опять вверх... Минуты полета над
кипящим океаном... гигантская туша вылетает из волн впереди, пролетает над
пенистыми гребнями и исчезает, еще семь туш поменьше в полете... и снова
иллюминатор заливает пузырчатая, белесая, как небо, вода.
Ну что ж, пора кончать с Моби Диком, гигантским кашалотом. Он прижат
к поверхности, уйти вниз теперь стадо не может - там сердитый Макс и
азартный Дрэгану. Повернуть вправо или влево оно тоже не может - на его
флангах опытные охотники Ахмет и его жена Галочка. В хвосте стада идет сам
Кондратьев, и он уже ловит в прицел акустической пушки горб Моби Дика.
Надо целиться именно в горб, в мозжечок, так будет наверняка и Моби Дику
не придется мучиться. Бедный глупый Моби Дик, груда свирепых мускулов и
маленький мозг, набитый жадностью. Сто тонн прочнейших в мире костей и
сильнейших в мире мускулов и всего три литра мозга. Мало, слишком мало,
чтобы соперничать с человеком, Моби Дик, пират и разбойник!
А Моби Дик ликовал! Он выскакивал стремглав из кипящей бури, мчался в
спокойном теплом воздухе, захватывая его чудовищной пастью, открытой,
словно перевернутый чемодан, и снова плюхался в волны, и семь самок, семь
невест, из-за которых он на рассвете убил слугу человека, весело прыгали
вслед за ним. Они мчались за ним, торопясь на подводные лежбища синих
китов, где сладкие, жирные матери, повернувшись на спину, подставляют
черные соски новорожденным китятам. Моби Дик вел подруг на веселый пир.
До Моби Дика оставалось всего тридцать метров. Отличное расстояние
для инфразвуковой пушки.
Командир звена субмарин Кондратьев нажал спусковую клавишу.
И Моби Дик потонул. Ахмет, Галочка и Дрэгану повернули растерянных и
негодующих самок на север, и погнали их прочь. В голове стада пристроился
Макс. Он успел записать песни Моби Дика, и теперь снова под водой
понеслись вопли "Уа-ау-у... Уа... Уа-а-ау!" Молодые глупые самки сразу
повеселели и устремились за субмариной Макса. Их больше не приходилось
подгонять. А Кондратьев опускался в пучину вместе с Моби Диком. На черном
горбу Моби Дика, там, куда пришелся мощный удар инфразвука, вспух большой
бугор. Но Кондратьев вбил под толстую шкуру кашалота стальную трубу и
включил компрессор. И под шкуру Моби Дика хлынул воздух. Много сжатого
воздуха. Моби Дик быстро располнел, бугор на горбу исчез, да и сам горб
был теперь едва заметным. Моби Дик перестал тонуть и с глубины полутора
километров начал подниматься на поверхность. Кондратьев поднимался вместе
с ним. Они рядом закачались на волнах, как на гигантских качелях.
Кондратьев открыл люк и высунулся по пояс. Это опасное дело во время
бури, но субмарины Океанской охраны очень устойчивы. К тому же волны не
захлестывали субмарину. Они только поднимали ее высоко к белесому небу и
сразу бросали в черную водяную пропасть между морщинистыми жидкими
скалами. Рядом так же мерно взлетал и падал Моби Дик. У него был и сейчас
зловещий и внушительный вид. Он был только чуть-чуть короче субмарины и
гораздо шире ее. И мокро блестела живая, раздутая сжатым воздухом шкура.
Вот и конец Моби Дику.
Кондратьев вернулся в рубку и захлопнул люк. В горбу Моби Дика
остался радиопередатчик. Когда дня через два буря утихнет, Моби Дика
запеленгуют и придут за ним. А пока он может спокойно покачаться на
волнах. Ему не нужны больше ни невесты, ни нежные новорожденные киты. И
хищники его не тронут - ни кальмары, ни акулы, ни касатки, ни морские
птицы, - потому, что шкура Моби Дика надута не простым чистым воздухом.
"Прощай, Моби Дик, прощай до новой встречи! Хорошо, что ты не белый
кашалот. Мне еще долго-долго искать тебя по всем океанам моей Планеты,
искать и снова и снова убивать тебя. Над бурной волной и в вечно спокойных
глубинах ловить в перекрестие прицела твой жирный загривок.
А сейчас я немного устал, хотя мне очень и очень хорошо. Сейчас я
вернусь к себе на базу, поставлю "Голубку" в ангар и, прощаясь, по обычаю
поцелую ее в мокрый иллюминатор: "Спасибо, дружок". И все будет как
обычно, только теперь на базе меня ждут".

2. СВЕЧИ ПЕРЕД ПУЛЬТОМ
В полночь пошел дождь. На шоссе стало скользко, и Званцев сбавил
скорость. Было непривычно темно и неуютно, зарево городских огней ушло за
черные холмы, и Званцеву казалось, что машина идет через пустыню. Впереди
на шероховатом мокром бетоне плясал белый свет фар. Встречных машин не
было. Последнюю встречную машину Званцев видел перед тем, как свернул на
шоссе к институту. В километре от поворота был поселок, и Званцева
удивило, что, несмотря на поздний час, почти все окна освещены, а на
веранде большого кафе у дороги полно людей. Званцеву показалось, что они
молчат и чего-то ждут.
Акико оглянулась.
- Они все смотрят нам вслед, - сказала она.
Званцев не ответил.
- Наверное, они думают, что мы врачи.
- Наверное, - сказал Званцев.
Это был последний освещенный поселок, который они видели. За
поворотом началась мокрая темнота.
- Где-то здесь должен быть завод бытовых приборов, - сказал Званцев.
- Ты не заметила?
- Нет.
- Никогда ты ничего не замечаешь!
- За рулем - ты. Пусти меня за руль, я буду все замечать.
- Ну уж нет, - сказал Званцев.
Он резко затормозил, и машину занесло. Она боком проползла по
взвизгнувшему бетону. Фары осветили столб с указателем. Сигнальных огней
не было, надпись на указателе казалась выцветшей: "Новосибирский Институт
Биологического Кодирования - 21 км". Под указателе был прибит перекошенный
фанерный щит с корявой надписью: "Внимание! Включить все нейтрализаторы!
Сбавить скорость! Впереди застава!" И то же самое на китайском и
английском. Буквы были большие, с черными потеками.
- Ого! - пробормотал Званцев, полез под руль и включил
нейтрализаторы.
- Какая застава? - спросила Акико.
- Какая застава, я не знаю, - сказал Званцев, - но, видимо, тебе
нужно было остаться в городе.
- Глупости! - возразила Акико.
Когда машина тронулась, она осторожно спросила:
- Ты думаешь, что нас не пропустят?
- Я думаю, что тебя не пропустят.
- Тогда я подожду, - спокойно сказала Акико.
Машина медленно и беззвучно катилась по шоссе. Званцев сказал, глядя
перед собой:
- Мне бы все-таки хотелось, чтобы тебя пропустили.
- Мне тоже, - сказала Акико. - Я очень хочу проститься с ним...
Званцев молча глядел на дорогу.
- Мы редко виделись последнее время, - продолжала Акико. - Я очень
люблю его. Я не знаю другого такого человека. Никогда я так не любила
отца, как люблю его. Я даже плакала...
"Да, плакала, - подумал Званцев. - Океан был черно-синий, и небо было
синее-синее, и лицо его было опухшим и синим, когда мы с Хен Чолем
осторожно вели его к конвертоплану. Под ногами скрипел раскаленный песок,
ему было трудно идти, он то и дело повисал у нас на руках, но ни за что не
соглашался, чтобы мы несли его. Глаза его были закрыты, и он виновато
бормотал: "Гокуро-сама, гокуро-сама..." (спасибо). Сзади и сбоку молча шли
океанологи, а Акико шла рядом со мной, держа обеими руками, как поднос,
знаменитую на весь океан потрепанную белую шляпу и горько плакала. Это был
первый, самый страшный приступ болезни, - шесть лет назад, на безымянном
островке в пятнадцати милях к западу от рифа Октопус".
- ...я тридцать лет знаю его. Почти столько, сколько тебя. Мне очень
хочется проститься с ним.
Из мокрой темноты выплыла и прошла над головами решетчатая арка
микропогодной установки. На синоптической станции огней не было.
"Установка не работает, - подумал Званцев. - Вот почему эта мерзость с
неба". Он покосился на жену. Акико сидела, забравшись на сиденье с ногами,
и глядела прямо перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35