Он попытался сконцентрироваться на деле. Рассеянно набрасывая какую-то записку, он заметил, что у него испортился почерк. Руки опять дрожали.
Тряхнув головой; он залез в ящик стола и достал таблетку бензедрина.

* * *

11.41
– Черт, – сказал Скарлетт. – Какая херня!
Но они оба знали, что это не херня.
Они обнаружили в Нью-Орлеане вудуистский культ, группирующийся вокруг гаитянской Королевы, ее двух сыновей и их кузена. Одним из сыновей был живущий в Ванкувере Ракстроу, другим – зобоп, проводивший церемонию. Кузен, Джон Линкольн Харди, был в семье добытчиком.
Культу требовались деньги. Частично их добывали, продавая кукол-худу и другие амулеты через аптеку в городе. Может быть, таких аптек в Штатах была целая сеть.
Как в любой древней религии, были в вуду фанатики, ждущие Мессию. Когда появилась Королева, старые ведьмы сбежались к ней, платя за участие в кровавых обрядах старыми масками, хранившимися в их семьях.
Волк надзирал за культом в Нью-Орлеане, а Лис, он же Стив Ракстроу, решил поселиться в Ванкувере. Возможно, в Штатах слишком велика конкуренция. Для заработка он занялся музыкальным бизнесом, а потом перевозкой кокаина, который переправлялся через границу в масках. Без сомнения, часть выручки поступала на юг, матери и брату.
По теории Скарлетта и Спэн Джон Линкольн Харди, он же Хорек, еще в Нью-Орлеане занимался сутенерством, удерживая девиц частично наркотиками, частично страхом перед своим «худу».
Потом Харди по какой-то причине тоже приехал в Ванкувер. Может быть, мать послала его вразумить отбившегося от рук сына. Судя по записям, семья была не очень довольна поведением Ракстроу.
С собой Харди привез Хелен Грабовски, она же Патриция Энн Палитти. Ее постигла судьба многих девушек, которых Хорек приучил сперва к кокаину, а потом посадил на иглу. В городе он первым делом нашел поставщика наркотиков для своей шлюхи. Это и был Джо Виналагилис. Сам Харди тем временем принял участие в кокаиновом бизнесе брата.
Тут его и накрыл капрал Типпл, а потом за него взялся летучий патруль и...
– Черт! Мы его упустили! – воскликнул в этом месте Рик Скарлетт.
– Знаешь, – сказала Спэн, – если мы правы, и убийства – это часть ритуала вуду, то мы будем чувствовать себя жуткими дураками, если не сумеем предотвратить еще одно.
– Ты думаешь, он использует черепа для перевозки наркотиков?
– Кто знает? Может быть, ему просто нравится убивать и таскать с собой их головы. Может, это его личный ритуал или испытание. Может, их кости продаются как амулеты или закапываются на том острове. Здесь все возможно.
– Ладно, предположим, что он убил Грабовски. Может быть, она стала ему не нужна, когда он связался с Ракстроу, или он боялся, что она как-нибудь его выдаст. Но как тогда быть с костями Лиз Грейнер?
– Может быть, он уже был здесь раньше, пытаясь найти Ракстроу, и убил ее тогда. А может, это сделал Ракстроу или они оба.
– И теперь они привыкли убивать и уже не могут остановиться. Черт, надо же было нам их упустить!
– Нам нужно было сойти вместе с ними в Спокане и посмотреть, кто заберет маски. Нужно было следить за Харди всю дорогу. Нужно было сделать много того, что мы не сделали.
– Интересно, где сейчас эти маски?
– Может быть, их тайком перевезли через границу. Или они ждут своего часа в Спокане.
– Так что же нам делать?
– Прежде всего найдем Типпла, – сказала Кэтрин Спэн.
– Я бы лучше поискал Ракстроу. Он знает, где Харди, и это его маски.
– Что толку? Так мы его только спугнем. Он же ничего не сказал в прошлый раз.
Рик Скарлетт усмехнулся:
– Ты плохо меня знаешь, Кэти. Меня не так легко одурачить. Когда мы встретимся с Ракстроу в следующий раз, уверяю тебя, он заговорит.
– Верю, верю. Но давай сначала найдем Типпла.

* * *

ОТТАВА, ОНТАРИО
17.30
В половине шестого этого пасмурного дня комиссар Франсуа Шартран вышел из здания КККП. Как обычно, он медленно шел по людным улицам центра, глядя на проезжающих мимо в длинных черных машинах служителей народа. У здания парламента он отыскал свободную лавочку, сел и закурил «Голуаз».
Днем ему еще раз позвонил Эдвард Фицджеральд, министр внутренних дел. Оппозиция опять подняла в палате общин вопрос о поимке Охотника.
– Франсуа, ты не можешь допустить больше убийств, слышишь? Ни одного.
Этот звонок не слишком взволновал Шартрана; это была часть его работы. Многие думали, что комиссар – не более чем диспетчер, сидящий за большим столом со множеством телефонов и ждущий, когда его подчиненные сделают дела. Но Шартран знал, что все обстоит иначе.
Его работа была тяжелым грузом. Каждый раз, когда в Канаде что-то случалось, за это отвечал он. А сейчас случилось очень нехорошее.
Шартрана беспокоил последний разговор с Деклерком.
В самом разговоре не было ничего особенного – разве что усталый голос суперинтенданта, – но Шартран отлично чувствовал, что его протеже на грани срыва. И немудрено – ни одно дело на его памяти не вызывало в обществе такого накала страстей, как то, что происходило сейчас в Ванкувере. Шартран получал все больше сообщений об инцидентах с участием женщин. Страх рос с каждым днем, и вместе с ним росло давление на Деклерка.
Человек, расследовавший дело Йоркширского Потрошителя, был доведен до нервного срыва. То же самое вполне могло случиться и с Деклерком.
"Что я делаю в Оттаве? – спросил себя комиссар. – Место генерала – в бою, рядом со своими солдатами".
Шартран закурил вторую сигарету и принял, наконец, решение.
Завтра он отправится в Ванкувер и встретится с Деклерком. Время объединить силы.

* * *

ВАНКУВЕР, БРИТАНСКАЯ КОЛУМБИЯ
Четверг, 11 ноября, 3.45
«Спарки»
– Заткнись! Убирайся! Оставь меня в покое!
«Спарки, неужели ты не хочешь поговорить со своей мамочкой?»
– Ты умерла! Отвяжись от меня! Я знаю, что тебя больше нет!
«Спарки. Я жду тебя. Спускайся и расчеши мои волосы».
– Нет!
«Они такие мягкие и длинные. И черные, черные, как ночь».
– Мама, что тебе от меня надо? Почему ты не оставишь меня в покое?
«Потому что я люблю тебя, Спарки».
– Нет, не любишь. Ты заставляешь меня делать ужасные вещи.
«Не бывает радости без боли».
– Но я не хочу делать это!
«Ты сделаешь все, что я скажу».
– Нет!
«Да».
– Нет!
«Тогда послушай».
Молчание.
«До меня они не доберутся. Это тебя посадят в клетку, как зверя, и скажут, что ты сошел с ума. Никто тебе не поверит».
– Я найду другую женщину.
"Чушь, Спарки. Мы оба знаем, что я – твоя единственная любовь".
– Я ненавижу тебя, мама! Ты меня слышишь? Ненавижу, ненавижу... а-а-а!
«Так ты сделаешь то, что я хочу?»
– Нет, мама, прошу тебя, не надо!
«Сделай это еще раз. Просто чтобы убедиться».
– Мама, не надо! Это так больно.
«Ну, давай спускайся же».
– Иду, мама. Я иду.
«Давай, Спарки. Спустись и расчеши мои волосы, и тебе сразу станет легче. Скажи, что ты любишь меня».
– Да. Я люблю тебя, мама, люблю, проклятая сука!

«Нет, сэр, этот тип в маске не доктор Джекил»

5.43
К восходу Наташа Уилкс уже была готова. С чашкой кофе в руке она смотрела в окно домика, как над горизонтом поднимается оранжевый край солнца. Потом она надела парку, натянула перчатки и вышла наружу.
Ее лыжи так же стояли у стены, только за ночь их припорошило снегом. Почистив их, она несколько минут постояла, глядя на гору Сеймур и на просыпающийся город внизу. "Бедняги, – подумала она, – опять на работу". Потом она вспомнила, что сегодня выходной, День Памяти. Это ее огорчило – опять в горах будет полно людей.
Таша Уилкс ощущала подъем сил. Жизнь ее шла прекрасно.
Смазав лыжи синим кремом «Свикс», она надела их. Снега выпало много уже в ноябре, и сезон предвиделся отличный. Она заправила черные волосы под шапочку, взяла в руки бамбуковые палки и выехала на лыжню.
«Хоть немного покатаюсь одна», – думала она.
В двадцать семь Наташа уже была одним из ведущих кинокритиков города. Она получила дипломы искусствоведа в Лондоне и Нью-Йорке. Работа ее заключалась в том, что пару часов в день она смотрела кино, потом писала статьи и отправляла их в газеты. Не удовлетворившись этой работой, только вчера она сдала в печать первый любовный роман.
К 6.25 она уже вспотела и остановилась на склоне в пятнадцати футах над рекой Сеймур. Внизу текла холодная чистая струя воды, при виде которой женщине захотелось пить. Она достала из рюкзака термос и налила себе горячего какао.
Сперва она не заметила лыжника, выехавшего из-за склона. Это случилось, только когда он был уже в тридцати футах от нее. Подняв глаза, Наташа увидела, что его лицо закрыто вязаной маской. Странно – было еще не так холодно. Она видела только три отверстия для глаз и рта.
Когда лыжник был уже в семи ярдах, Наташа допила какао и закрутила крышку термоса. Когда он был в трех ярдах, она положила термос в рюкзак.
Потом она поняла, что лыжник не собирается сворачивать и сейчас налетит на нее.
«Вот осел», – подумала Наташа Уилкс и уже открыла рот, чтобы крикнуть «Куда вас несет?» – когда сильный удар бросил ее на землю.
Очнулась она внизу, у самого берега реки. Голова гудела, и она даже не почувствовала, как нож разрезает ей штаны.

* * *

11.10
– Что это за парад? – спросил Рик Скарлетт.
– Сегодня ведь День Памяти, а Конные гибли на войне. А может, это потому, что сегодня прилетает комиссар, – объяснил Уильям Типпл.
– Здорово! Как будто нам больше нечего делать. – Они сидели в кафе и пили уже по второй чашке кофе. Типпл наконец-то нашелся – когда Скарлетт и Спэн приехали, им сказали, что капрала снова нет. Он давал свидетельские показания в Келуне.
– Мы потеряли Харди, – сказал Скарлетт.
– Вы не одиноки. У нас пропал Ракстроу.
– Ты что, шутишь?
– Он взял напрокат самолет – у него есть лицензия – и укатил. Самолет с поплавком.
– И куда он мог деться?
– Понятия не имею.
– Что нам теперь делать? – спросила Кэтрин Спэн.
Типпл пожал плечами:
– Сидеть и ждать, пока они не появятся. Больше делать нечего.
– Конечно. Остается поучаствовать в этом дурацком параде, – фыркнул Скарлетт. – Знаете, иногда жизнь меня сильно удивляет. Очень сильно.

* * *

11.15
Роберт Деклерк опять видел тот же сон.
Прошлой ночью он лежал в кровати и смотрел на взрывающиеся на потолке краски, которых там на самом деле не было.
В два ночи он сказал себе, что понемногу становится наркоманом.
В три часа он встал и принял снотворное. Потом уснул, и ему опять приснился дом в лесах. Он вскочил в холодном поту и остаток ночи пролежал, глядя в потолок. Один раз ему почудился голос со стороны Женевьевы, произносящий слова: «Ты ее потеряешь». Но повернувшись, он увидел, что жена мирно спит.
В пять он сел в кровати и полчаса смотрел на спящую Женевьеву. Ее волосы рассыпались по подушке, как паутина. «Ты знаешь, как я тебя люблю?» – прошептал он ей в ухо и встал.
В 5.55 он вышел из дома.
Теперь он стоял на взлетной полосе аэродрома и смотрел, как садится самолет, в котором летел Франсуа Шартран.

1984

15.02
Даже Скарлетт и Спэн были поражены размерами этого помещения. Кто бы мог подумать, что у полиции столько ушей?
Около трех они подъехали к зданию штаб-квартиры КККП на 73-й улице. С идентификационными карточками на груди они поднялись на лифте в отдел экономических преступлений, где работал Типпл. Когда двери лифта распахнулись, они увидели улыбающееся лицо капрала.
– Вы за мной, как хвост за ослом, – заметил он.
Они все вместе прошли длинный коридор и остановились возле двери, на которой была приколота бумажка: "Не удивляйтесь, когда войдете. У нас уже 1984-й Намек на общество тотальной слежки, описанное в романе Дж. Оруэлла «1984».

".
Типпл повернул ручку, и они вошли.
В комнате стояло больше 500 магнитофонов. Около четверти из них работало, причем каждые несколько секунд одни включались, а другие останавливались. Скарлетт и Спэн не сразу поняли, что видят только половину устройств – за каждым основным магнитофоном на полке стоял запасной.
– Вот послушайте, – Типпл подошел к одному из магнитофонов и включил его. – Ракстроу перед вылетом звонил из студии.
Он вручил им по паре наушников. Как большинство подслушивающих устройств полиции, магнитофон включался автоматически со снятием трубки. Его приводило в действие изменение силы тока в сети. Вспомогательный магнитофон работал параллельно с основным на случай, если первый сломается.
Спэн и Скарлетт внимательно слушали.
– Ваш номер, пожалуйста, – спросил оператор.
Голос Ракстроу ответил.
– Куда он звонит? – спросила Спэн, на секунду сняв наушники.
– В Нью-Орлеан.
– Эй, что случилось? – осведомился чей-то голос. Похоже, это был зобоп, известный под кличкой Волк.
– Это я.
– Вижу. Что случилось?
– Их не оказалось на месте.
Повисло тягостное молчание, и Ракстроу торопливо добавил:
– Это Хорек. Он нас надул.
– Полегче.
– Я нашел гору, озеро – все, как договорились. Проверил каждый куст, но там ничего не было.
– Говорю тебе, полегче. Он знает, как делать дела. Подожди немного, и он сам тебя найдет.
– Люди ждут.
– Дай ему хотя бы день.
– Мне некогда...
– Ты подождешь! – отрезал голос. – Он твой брат!
Трубку положили, и Скарлетт со Спэн слышали теперь только тяжелое дыхание Ракстроу. Потом он тоже повесил трубку, и они сняли наушники.
– Почему он говорит так свободно? – спросил Скарлетт. – Он же знает, что мы за ним следим.
– Весь секрет в том, – улыбнулся Типпл, – что он думает, что мы его не слышим. Он знает, что телефоны в доме и в студии могут прослушиваться, но он звонил из подвала соседнего дома. Там у него устроен маленький кабинет с телефоном, и он думает, что мы об этом не знаем.
– А как вы его вычислили?
– Элементарно. Это я придумал установить «клопов» и в подвале. Жулики почему-то любят вести переговоры под землей. Там мы ничего не нашли, но записали звук открываемой двери. Потом как-то ночью проникли туда и нашли потайной ход за стереоаппаратурой.
– Неплохо.
– А-а, ерунда, – Типпл прошелся по комнате и указал на один из стеллажей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38