Вторым соседом на этаже был нищий артист
Джон Грин. По вечерам мы собирались на чай, и майор рассказывал истории о с
ражениях против северян, изображая всех людей на разные голоса, причем ю
жанам были Ц в его интерпретации Ц свойственны порядочность, мужество
и доброта, а северянам Ц напористое высокомерие, пренебрежительное отн
ошение к традициям и сюсюканье с «ниггерами».
Смешно, точно так же копировал «ниггеров» и Филипп С. Тимоти-Аустин, молод
ой парнишка в Гринсборо. Я однажды изобразил его на сцене нашего любител
ьского театра; ему стало трудно ходить по городу, так над ним все потешали
сь; перед отъездом он встретил меня возле аптеки и сказал: «Я отомщу тебе т
ак, что ты будешь кусать локти за то, что публично оскорбил меня». Я с болью
душевной вспомнил этого юношу; мне горько, что он так отнесся к шутке, но с
цена, свидетелем которой я оказался в пансионате, несколько меня утешила
.
Дело в том, что актер Джон Грин постоянно просил майора рассказывать сво
и истории, а никто так не алчет аудитории, как старые военные. Майор занима
л нас целыми вечерами, а потом он случайно пошел в театр и увидел себя на с
цене; гневу его не было предела Ц Грин скопировал его абсолютно. Этой рол
ью Грин добился огромного успеха, дела его пошли очень хорошо, а майор вко
нец обанкротился, ему даже нечем было платить за жилье, ситуация соверше
нно страшная. Грин, переехавший в хороший отель, узнал об этом, но не решил
ся прийти к майору, потому что тот отказал ему, после спектакля, в знакомст
ве и даже хотел вызвать на дуэль. Знаешь, что он сделал? Загримировался нег
ром, придумал себе роль, что, мол, он был рабом майора (а тот рассказывал, что
у него было сорок рабов и все его боготворили за доброту), и принес ему две
сти баков, чтобы старик мог расплатиться за комнату. Поскольку никто не п
омнит ни имен своих рабов, ни их лиц, только все твердо убеждены, что бедня
ги их до сих пор обожают, считая эпоху рабства самой светлой порой жизни, м
айор легко принял деньги. Прекрасный сюжет, не правда ли?
Я не знаю, чем занимается сейчас бедный Филипп Тимоти-Аустин, по-моему, он
ехал учиться банковскому делу, но я бы с радостью загримировался негром (
ковбоем гримироваться не надо, я одеваюсь теперь так, как у тебя на ранчо,
и даже в целях конспирации отрастил бороду) и доставил бы ему какую-нибуд
ь радость. Только денег не смог бы принести: последнюю неделю перед выпла
той оклада содержания (здесь платят не по неделям, а по десятидневкам) я уж
инаю прекрасной холодной водой, успокаивая себя тем, что это промывает п
очки, а именно от них зависит человеческое долголетие.
…В бедной моей голове что ни день, то рождается рассказ, я вижу его от нача
ла и до конца, я даже слышу голос, который его читает, но для того, чтобы писа
ть, надо иметь время и хлеб, а также стол, книжную полку и право спать в комн
ате, где больше никто не храпит. Иногда мне кажется, что бедная моя черепуш
ка взорвется от тем и сюжетов, образов, фраз, пейзажей, и тогда, чтобы не нач
ать петь дурным голосом в публичном месте арию из оперы Джозефа Ве-ер-ди,
приходится идти в салун дяди Дэниса, где собираются игроки в покер, садит
ься к столу и, зажав в потном кулаке сэкономленные за неделю семь долларо
в, включиться в игру. Я понимаю, что разбогатеть на картежной игре нельзя,
но отвлечься, наблюдая за накальностью страстей, вполне можно. И еще важн
о то, что здесь я прохожу уроки сюжетологии: только-только сидел человек с
двумя мешочками золота, крепкий и уверенный в себе, вальяжно заказывал в
иски, и бармен подпархивал к нему и ставки его были ухватистыми, пока нект
о, наблюдавший за ним из угла весь вечер, не подходил к столу, брал карту, да
вяще, но при этом раздражающе-небрежно блефовал, забирал пару мешочков з
олота себе, и на твоих глазах происходила метаморфоза, описывать которую
хоть и больно, но необходимо, ибо нигде так не обнажается человек, как за к
арточным столом. Он подобен здесь рисковому политику или банковскому во
ротиле: пока на коне Ц он силен и уверен в себе, но стоит ему проиграться
Ц делается таким жалким, что глядеть на него тошно, будто побитый пес под
дождем накануне землетрясения.
Должен тебе признаться, что мне ужасно не хочется описывать, как люди про
игрывают, Ц так мне их жаль! Но ведь если бы не было проигрыша, не существо
вало б и выигрыша, разве нет?
Кстати, я ни разу в жизни не выиграл в карты. Садясь к столу, я заранее знаю,
что вернусь в наш репортерский сарай без цента в кармане, но, боже, каким я
чувствую себя богатеем ночью, перед тем как уснуть! Сколько я услышал нов
ых слов! Сколько поразительных коллизий прошло перед моими глазами! Скол
ько историй я узнал, когда, почувствовав облегчение в карманах, попивал с
вое пиво, оплаченное загодя, и внимал тем бедолагам, которые пришли испыт
ать судьбу, потеряв всяческую надежду добиться счастья где-либо в друго
м месте.
Дорогой Ли, я подбираю верного человека, на чье имя ты бы мог мне писать. Ка
к понимаешь, оказаться арестованным в течение тех трех лет, что мне предс
тоит скрываться, Ц дело далеко не веселое. Я должен лежать затаившись, ка
к аллигатор, чтобы вернуться к Этол и Маргарет ровно через два года, одинн
адцать месяцев и три дня. И вернуться не как побежденный, тихо, ночью, тайк
ом от любопытствующих соседских глаз, но днем, весело и шумно, а в руке у ме
ня будет саквояж, в котором я принесу не семь самородков весом пять килог
раммов каждый, не голову Малыша, заспиртованную в прозекторской, но штук
сорок-пятьдесят рассказов, которые позволят мне писать еще больше Ц об
о всем том, о чем нельзя не сказать людям.
Остаюсь твоим другом
Биллом, Рыжей Бородой".

8

"Дорогой мистер Врук!
Я был бы бесконечно вам признателен, если бы вы поручили кому-нибудь в ваш
ей адвокатской конторе выяснить Ц только весьма деликатно Ц один вопр
ос, весьма меня интересующий: не жил когда-либо директор «Скотопромышле
нного банка» Филипп С. Тимоти-Аустин в Гринсборо?
Примите уверения в моем совершенном почтении Ли Холл, фермер".

9

"Дорогой мистер Холл!
Мои сотрудники предприняли немало усилий, чтобы выполнить вашу просьбу.
Да, действительно, Филипп Самуэль Тимоти-Аустин жил в Гринсборо пятнадц
ать лет назад, то есть до февраля 1882 года. Именно оттуда он уехал в Нью-Йорк,
где поступил в колледж, на экономический семинар.
В настоящее время мистер Филипп С. Тимоти-Аустин является не только през
идентом и директором «Скотопромышленного банка», но также членом Наблю
дательного совета компании «Силвер филдз» и одним из членов Совета дире
кторов банков в Хьюстоне и «Первого Национального» в Остине.
Гонорар за наведенную справку в размере семи долларов переведите на при
лагаемый текущий счет.
Примите уверения в самом глубоком уважении, готовый к услугам Саймон Вру
к".

10

"Уважаемый мистер Врук!
Высылая ваш гонорар за наведенную справку, хочу принести глубокую благо
дарность за то, что вы столь тактично и быстро выполнили мою просьбу. Имен
но это позволяет мне сделать следующий шаг и предложить вам провести исс
ледование вопроса, весьма меня занимающего: как в банковских кругах, в пе
рвую очередь в «Первом Национальном», относятся к исчезновению из-под с
уда Билла С. Портера? Считают ли его в этих кругах растратчиком, и если да, т
о кто именно? Или же есть люди, которые верят в его невиновность? Кто они, ка
кова мера их весомости?
Поскольку м-р Портер исчез при таинственных обстоятельствах накануне с
уда и никто не знает, жив ли он, мне бы хотелось предпринять все возможное,
чтобы понять правду, ибо этот мистер работал у меня на ранчо и зарекоменд
овал себя с весьма неплохой стороны. Убежденный в том, что добро подобно б
умерангу; никак не связанный с Портером; движимый лишь интересом и справ
едливостью, хочу просить вас принять от меня такого рода заказ и подгото
вить подробную справку. Гонорар будет выслан по первому требованию.
С уважением
Ли Холл, фермер".

11

"Дорогая мамочка!
Я получила весточку от моего друга, в которой тот рассказывает, что дела е
го идут очень хорошо. Он намерен начать свой бизнес. В деньгах не испытыва
ет нужды. Имеет хорошую квартиру и работает по специальности.
Однако мои дела не столь хороши, как у моего друга. Постоянный озноб делае
т меня страшной мерзлячкой, и даже в жару я вынуждена носить шерстяные ве
щи. Иногда я смотрю на себя со стороны, и мне делается страшно, потому что ч
ем холоднее мне и зябче, тем ужаснее становится мой характер. Я бываю еще б
олее несдержанной, могу накричать без повода на малютку Маргарет, она за
льется слезами, и я потом не нахожу себе места и не знаю, как объяснить мое
му чуду, что я люблю ее больше жизни…
Доктор Плор, считая, что болезнь перешла мне по наследству от покойного п
апы, не рекомендует целовать Маргарет, а как может выразить любовь мать, е
сли не поцелуем и не объятием?!
Я была вынуждена продать кулон, чтобы приобрести в рассрочку пишущую маш
инку, дабы, окончив курсы стенографии и секретарского дела, готовить себ
я к труду, который бы позволил мне содержать Маргарет и себя. Я не ропщу на
судьбу. Те годы, когда Билл был рядом, мы были, несмотря на мой характер, по-
настоящему счастливы. Я гордилась и горжусь тем, как он рисовал и складно
придумывал свои истории, как он обожал Маргарет, как он воспитывал ее в че
сти, доброте и благородстве. Наверное, обо всем хорошем начинаешь вспоми
нать только после того, как оно, это хорошее, ушло безвозвратно. Почему так
устроен человек, что он не молит бога каждое утро продлить день, задержат
ь бег минут, оттянуть начало вечера?!
Целую тебя бессчетное количество раз, твоя дочь Этол Портер".

12

"Дорогая Этол!
Роч и я будем счастливы, если ты вернешься с крошкой Маргарет в отчий дом.

Целую, мама".

13

"Любимая!
Почти каждую ночь мне показывают тебя во сне. Сон бывает один и тот же по с
южету: ты и Маргарет играете на лужайке, за моей «конюшней» в Остине: Марга
рет хохочет, запрокинув головку, кудряшки разметались по плечам, щечки р
азрумянились: ты догоняешь ее, подбрасываешь над головой, но в этот миг у т
ебя подворачивается нога и ты падаешь. Маргарет должна удариться оземь,
личико ее белеет от страха, я в ужасе кричу тебе что-то и просыпаюсь.
Я долго молюсь каждое утро, хотя, как ты знаешь, у меня сложные отношения с
богом. Вообще-то он представляется мне парнем моего возраста, с очень кра
сивыми глазами; смотрит добро, иногда подмигивает; порою я спрашиваю его,
отчего он допустил такое бессердечие по отношению ко мне? Зачем позволил
свершиться несправедливости? А он однажды ответил: «Я хочу провести теб
я сквозь круги адовы, только тогда ты выполнишь то, что тебе предписано су
дьбою». «А кто дал право тебе придумывать мою судьбу? В конечном счете я са
м должен о себе думать, соизмеряя свои поступки с той моралью, которую ты о
ставил мне». «Не ерепенься, Ц сказал он мне, усмехаясь, Ц ничто так не оку
пается в вашей суетной жизни, как терпение, добро и честность».
Я пишу каждый день. Я работаю так, чтобы свалиться и уснуть, но меня постоя
нно гложет мысль: а может быть, я напрасно послушался совета и уехал? Может
быть, мне все-таки надо было сесть на скамью подсудимых? Ведь я же ни в чем
не виноват, ты веришь мне, любовь моя?! Но, с другой стороны, если кому-то был
о угодно выставить меня расхитителем и обманщиком еще до суда, то, значит,
эти силы никогда бы не отступились от своего, никогда бы не признали непр
авоты, а, наоборот, надежно упрятали меня за решетку!
Я здесь не выпил ни одной рюмки вина, не говоря уже о виски.
Условия, в которых я живу, отменно хороши, прекрасная комната для работы, в
еликолепная кровать; питаюсь я регулярно, как ты и просила, ем много фрукт
ов и овощей, кашля нет, и ничего не напоминает мне о чахотке, которую я пере
нес в юности.
Любимая, пожалуйста, следи за своим здоровьем. Мое сердце разрывается от
того, что я не могу быть рядом с вами. Я верю в то, что напишу такие рассказы,
которые напечатают в лучших журналах! Я верну те деньги, которые ты одолж
ила у родителей, все до последнего цента! Не экономь на еде; не мне, а тебе не
обходимо хорошее питание, свежее молоко, фрукты. Боже, как трудна жизнь и с
коль беспросветна она!
Мне захотелось вычеркнуть последнюю фразу, потому что в рассказах (а не в
очерках) я всегда запрещаю себе говорить о горьком: его так много в жизни и
оно столь очевидно, что лучше подольше задерживать взгляд на том хороше
м, чего, увы, так мало. Но ведь тем, видимо, важнее видеть хорошее, радоваться
ему и рассказывать об этом всем, кто умеет слушать! Самые несчастные люди
на земле Ц это те, которые не умеют радоваться и верить в добро; им неведо
мо понятие Надежда, а это страшно Ц жить без Надежды.
Умный Гёте утверждал, что во все времена люди прежде всего старались поз
нать самих себя. Но этого до сих пор никому не удавалось, да и неизвестно, с
ледует ли вообще такого рода требование выполнять! Помыслы и мечты челов
ека всегда обращены к внешнему миру, следовательно, и заботиться ему в пе
рвую очередь надо именно о познании этого мира, чтобы поставить его себе
на службу, поскольку это нужно для его целей. Себя человек познает, только
когда страдает или радуется. Вообще же, заключал Гёте, человек создание т
емное, он не очень-то понимает, откуда происходит и куда идет, мало знает о
мире, а еще меньше о себе самом.
Меня не оставляет мысль, что я замахнулся на что-то слишком большое, вряд
ли осуществимое: написать цикл рассказов, которые должны стать хрестома
тией Надежды и Добра. Знаешь, ведь даже Шекспир брал целые куски историче
ских хроник и использовал их в своих пиесах почти дословно. Он писал геро
ев и злодеев, доверчивых добряков и хитрых предателей, но он всегда подни
мал их над людьми, придавая им элемент исключительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29