Но Крестинский, бывший скорее администратором, чем политиком, ничего по существу дела сказать не мог, часто менявшиеся заведующие отделами тоже ничего не знали и отсылали Раскольникова к Литвинову.
Он попросился на прием к Сталину. Ему ответили: ждите.
4
Каждое утро он звонил Поскребышеву, секретарю Сталина, спрашивал, когда его примут.
- Вам об этом сообщат. Ждите, - недовольным тоном отвечал Поскребышев.
Приходилось ждать. В Москву приехал с Музой, проводил здесь остаток отпуска. По вечерам они с Музой бывали на концертах, в театрах.
В филиале Московского Художественного театра шла пьеса "Платон Кречет" украинского драматурга Корнейчука. Раскольников позвонил Немировичу-Данченко, директору театра, тот предложил прийти в последнюю пятницу ноября, на лучший состав актеров.
В Москве установилась снежная и холодная зима. Приехали в театр рано, промерзнув, целый день проведя на улице. Их провели в директорскую ложу и предложили подождать начала спектакля в примыкавшем к ложе кабинете директора.
У директорского подъезда захлопали двери, и в кабинет вошел запыхавшийся от мороза Литвинов. Покивали друг другу, здороваясь.
- Когда вы едете? - спросил Литвинов, обращаясь к Раскольникову.
- Как покончу дела с оружейным контрактом. Думаю, через неделю.
- Ну, ну. Не засиживайтесь здесь.
Нарком снял круглые очки, подышал на них, близоруко щурясь, протер платком запотевшие стекла.
В коридорах театра задребезжал звонок, уже третий, Раскольников и Литвинов направились было в ложу, как вдруг в кабинет вбежал взволнованный администратор и, смущенно извиняясь, сказал, что не может предоставить им директорской ложи, посадит на свободные места в партере.
- Товарищ Сталин приехал! - шепнул он.
Выходя из кабинета, Раскольников увидел мельком, как перед директорской вешалкой Сталин неторопливо расстегивал долгополую военную шинель.
После первого акта, когда опустился занавес, к креслу Раскольникова подошел красный, будто из парилки, администратор и сказал, что его с женой просят в директорский кабинет.
Вошли в кабинет. У входа, стоя, разговаривали между собой Сталин и Молотов. Сталин был в бежевом кителе и таких же брюках, заправленных в солдатские сапоги. Молотов - в однобортном поношенном пиджаке, в пенсне, темный галстук небрежно повязан. Поздоровались.
- Иосиф Виссарионович, позвольте представить вам мою жену, - сказал Раскольников.
- Сталин, - протянул он ей руку.
- Муза Васильевна. Очень рада, - ответила она.
- Хотите чаю? Прошу к столу, - широким жестом показал Сталин на круглый стол, у которого хлопотала полная женщина с короткими растрепанными волосами, в глухом темно-синем костюме, заместительница Немировича-Данченко. Сам Немирович, с розовым лицом, расчесанной надвое холеной бородой, почтительно и безмолвно стоял в углу кабинета.
Молотов, взяв свой стакан, присел к столу, с видимым удовольствием стал пить чай, помешивая ложечкой в стакане. Сталин от чая отказался.
Налив всем чаю, женщина о чем-то с азартом заговорила со Сталиным, наступая на него, в то время как он постепен но отодвигался от нее к окну, занимаясь трубкой.
Взяв свои стаканы, Раскольников и Муза пошли к дивану.
- Вот назойливая женщина! Как она пристала к Хозяину! - прошептал Немирович-Данченко, когда Раскольников садился на диван.
Не сводя глаз со Сталина, Немирович стоял перед Раскольниковым.
- Садитесь, Владимир Иванович, - сказал Раскольников, отодвигаясь, чтобы дать ему место.
- Неудобно, знаете ли, когда Хозяин стоит, - неуверенно присаживаясь на валик дивана, сказал Немирович.
Открылась дверь, и вошел Литвинов. Увидев Раскольниковых, сидящих на диване со стаканами чая в руках, он на секунду замер в изумлении. И пошел к Сталину, танцующей походкой, с добродушно-сияющим выражением на квадратном лице. О чем-то тихо переговорил с ним и той же танцующей походкой отошел от него, вышел. Никто не предложил ему чаю. Нарком пришел и ушел, будто мелкий служка.
Сталину, должно быть, надоела женщина, он что-то тихо сказал ей, и она испуганно отскочила в сторону, умолкнув. Медленно, слегка поводя плечами и туловищем, как цирковой борец, с недобрым выражением на лице двинулся Сталин к письменному столу, снял трубку телефона, вызвал Кремль.
- Товарищ Поскребышев! - сурово заговорил. - Я сейчас узнал, что какой-то врач послал артиста Художественного театра Баталова лечиться за границу, в Закопане. Узнайте, кто его послал, и сообщите мне по следующему номеру. Какой ваш номер? - повернулся он к Немировичу.
Немирович вскочил с валика дивана, назвал пятизначный номер. Сталин повторил его в трубку и с силой положил трубку на рычаг. Вопросительно глянул на Немировича. Тот, волнуясь, заговорил:
- К сожалению, Иосиф Виссарионович, я не мог исполнить ваше поручение. Я виделся по вашему поручению с Шаляпиным и разговаривал с ним. Но, увы, ничего не вышло. Там зло в жене. Она непримиримо настроена.
Сталин кивнул. Они принялись ходить по диагонали комнаты, разговаривая. Сталин впереди, Немирович чуть приотстав. Поговорив о Шаляпине, которого, судя по всему, Немирович-Данченко по поручению Сталина приглашал в СССР, заговорили о чем-то, связанном с парфюмерией. Сталин вдруг остановился перед Раскольниковым:
- Товарищ Раскольников, а не приходилось ли вам знакомиться с производством розового масла в Болгарии?
- Приходилось, Иосиф Виссарионович. Я несколько раз бывал на плантациях промышленной розы и на заводе, где перерабатывают розовый лист, - ответил Раскольников.
- У нас в Грузии теперь тоже разводится промышленная роза, - с гордостью сказал Сталин. Должно быть, еще что-то хотел сказать, но на письменном столе загудел телефон и он пошел к столу, снял трубку. - Да, товарищ Поскребышев. Слушаю. Кремлевский врач? Фамилия? Напомните мне об этом завтра. А Баталова вернуть из Закопане, перевести в один из советских курортов. Незачем посылать больных за границу, у нас есть свои курорты.
И снова с силой положил трубку.
Над дверью загорелась красная лампочка. Раскольников встал.
- Иосиф Виссарионович, мне бы хотелось с вами поговорить. Я записался к вам на прием. Когда бы вы могли меня принять?
- Позвоните товарищу Поскребышеву. Он вам скажет,- ответил Сталин, пожимая руки Раскольникову, Музе.
5
Наутро, в субботу, Раскольникова разбудил телефонный звонок.
- Товарищ Раскольников? Это говорит Жемчужина. Пожалуйста, приезжайте к нам завтра в выходной, на дачу. Вячеслав Михайлович и я будем очень рады вас видеть. Завтра в одиннадцать утра за вами заедет машина.
- Спасибо, Полина Семеновна. Нам тоже приятно будет повидаться с вами, - ответил Раскольников.
Это было новостью. С Молотовым Раскольникова связывали давние отношения, они вместе учились на экономическом отделении Петербургского политехнического института, работали в "Звезде" и "Правде", в большевистском подполье. Виделись редко, и только тогда, когда о встрече просил Раскольников, приезжая в Москву по делам. Молотов относился к нему со снисходительностью сановника к бывшему школьному товарищу и сам никогда не искал с ним встреч. Что вдруг изменилось? Неужели причина в том, что накануне с ним, Раскольниковым, милостиво беседовал Сталин?
Видимо, так и было, потому что весь этот день не утихал телефон, звонили знакомые, поздравляли именно с этим - с честью, оказанной ему Сталиным. Все каким-то образом уже знали подробности их встречи в театре.
Была суббота, едва ли удобно звонить Поскребышеву перед выходным днем, все же решил позвонить: вдруг Сталин надумал принять его как раз в этот день? Сказал Поскребышеву, что разговаривал со Сталиным и Сталин готов его принять.
- Ничего не знаю. Он мне не говорил, - ответил Поскребышев.
6
Воскресенье они с Музой провели у Молотова на даче. Жена Молотова, Полина Семеновна Жемчужина, румяная, с ямочками на щеках, светилась радушием, к Раскольниковым была особенно внимательна, а были гостями еще несколько человек - посол в США Трояновский, заместители Молотова в Совнаркоме Чубарь и Межлаук, сослуживцы Жемчужиной по тресту "Тэже", которым она руководила. Покоробило, что и Жемчужина заговорила о том же, о чем в театре заговорил Сталин, - о розовом масле. Ее розовое масло интересовало как парфюмера. Она расспрашивала о болгарских фабриках, где перерабатывался розовый лист, просила сообщить ей их точный адрес. За столом тоже много говорили о парфюмерии, о предстоявшей Жемчужиной служебной командировке за границу. Молотов, хороший муж, своими шутками и прибаутками поддерживал за столом атмосферу дружескую и веселую. В конце обеда, когда подали шампанское, начались тосты. Пили за хозяйку дома и успех ее командировки, за радушного хозяина, за женщин. С полным бокалом в руке поднялся со стула Молотов. Подождал, пока установится тишина, сказал:
- Товарищи, до сих пор еще не было самого главного тоста. Я предлагаю выпить за нашего гениального вождя, ведущего нас от победы к победе, за родного и любимого Сталина.
Все с шумом повскакали с мест и закричали "ура", потянулись к Молотову с бокалами, чокаясь.
После обеда, когда гости начали расходиться, Молотов сказал Раскольникову:
- Вечером мы собираемся в Малый театр. Там идет пьеса Ромашева "Бойцы", рисующая жизнь Красной Армии. Вы ее не видели? Хотите поехать с нами?
- С удовольствием. Спасибо.
В машине, усаживаясь, Молотов обернулся к Раскольникову:
- Хотел бы с вами посоветоваться. Вы занимаетесь литературой. Мы решили торжественно отметить столетие со дня смерти Пушкина. Как, по-вашему, лучше сформулировать: за что мы, большевики, любим Пушкина? Если сказать, что он создал русский литературный язык, что он воспел свободу, так под этим подпишется и Милюков. Надо придумать такую формулировку, под которой не мог бы подписаться Милюков. Подумайте-ка об этом.
- Хорошо, подумаю, - согласился Раскольников.
- А что вы сейчас пишете?
- Пьесу из жизни Льва Толстого. О его уходе из Ясной Поляны…
- Ну что это вы занялись Толстым! - недовольно прогово рил Молотов. То инсценировали "Воскресение", теперь - это. Темы надо брать из современной жизни.
Заговорили о международном положении, о военной опасности, об угрозе фашизма.
- Что вы думаете о Литвинове, Федор Федорович? - вдруг спросил Молотов.
- Думаю, он совершенно прав, делая упор во внешней политике на укрепление отношений с великими державами Запада. Прежде всего с Англией, Францией, Америкой. Он справедливо видит в этом залог упрочения международного положения Советского Союза.
- Значит, уступать Англии?
- Если вы имеете в виду нашу политику в Афганистане и Персии, думаю, можно было бы отказаться от соперничества с Англией в этих регионах. В условиях, когда главную опасность для мира представляют фашистские режимы в Германии и Италии…
- Наш главный враг - Англия, - заявил Молотов тоном, не допускающим возражений. И отвернулся, давая понять, что тема исчерпана.
Раскольников был озадачен. Что означало это заявление? Молотов высказал свое частное мнение? Или - мнение своего патрона? Но спрашивать не решился.
7
Утром в понедельник он позвонил Поскребышеву и опять получил ответ: ничего не известно.
В этот день он был по делам в Наркоминделе и оттуда по кремлевской автоматической "вертушке" позвонил прямо в кабинет Сталина.
- Алло! - ответил спокойный голос Сталина.
- Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! Это говорит Раскольников. Когда вы можете меня принять?
- Приезжайте сейчас. - Голос Сталина прозвучал приветливо.
В отделе пропусков у Спасских ворот Кремля дежурный просмотрел дипломатический паспорт Раскольникова и позвонил Поскребышеву. Тот распорядился пропустить.
Войдя через Спасские ворота в Кремль, Раскольников повернул направо и вошел в подъезд нового, недавно выстроенного здания. Поскребышев, плотный блондин, провел его через свой проходной кабинет к двери, за которой располагался кабинет Сталина.
Раскольников вошел. Сталин поднялся из-за письменного стола навстречу, пожал ему руку, усадил за длинный стол под зеленым сукном, предназначенный для заседаний, сам отошел к стене, прислонился к ней, закурил трубку. Внимательно разглядывая Раскольникова, слушал его рассказ о Болгарии - ее трудном экономическом положении, германской экономической и культурной экспансии. Раскольников заговорил о сделке с оружием, о том, что Наркоминдел не горит желанием дать ход этому делу.
- Да, Наркоминдел совершает ошибку, - согласился Сталин. - Все равно Болгария купит то, что ей нужно. Отказывая ей в оружии, мы заставляем ее покупать у других. У тех же немцев, например. Так?
- Именно так. Как раз эту точку зрения я защищал в своих докладах. Вы позволите мне доложить ваши слова народному комиссару?
Сталин кивнул. Разговор перешел на тему войны и мира. Как и Молотов во вчерашнем разговоре, Сталин резко отозвался об Англии.
- Англия теперь стоит за мир! - с иронией развел он руками. - Еще бы. Ее сейчас будут щипать. Ее колонии разбросаны по всему свету. Защищать их немыслимо. Для этого нужно иметь сто флотов. Это не то, что у нас, где все собрано в одном месте. Поэтому Англия, конечно, стоит за мир.
Напряженно вслушивался в речь Сталина Раскольников, стараясь понять его логику. Нечего было и думать заговорить с ним в том духе, в каком вчера говорил с Молотовым,- при нем, Сталине, одобрительно отозваться о литвиновской линии во внешней политике. Лучше было молчать и слушать.
Вошел Поскребышев с какими-то бумагами и выжидательно остановился в дверях. Раскольников поднялся, поблагодарив Сталина за беседу, стал прощаться.
8
Ничего не дала встреча со Сталиным. Литвинов с интересом выслушал его отчет об этой встрече, попросил изложить письменно беседу со Сталиным, обещал свое содействие оружейной сделке, при этом усиленно выпроваживал его из Москвы. Сделка же зависла.
Во всем этом была какая-то загадка, разгадать которую, Раскольников чувствовал, ему не под силу…
Уезжали из Москвы 12 декабря. Стоял сильный мороз, на дебаркадере вокзала не было ни души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52