Если Шляпников вернулся ни с чем, как тут можно было оставаться спокойным? И зачем было посылать его вместо себя? При том еще, что тот заявил себя противником потопления флота? Посылал, чтобы тот отвез в Новороссийск какие-то бумаги?..
- Где сейчас Шляпников? - спросил Раскольников.
- Не знаю, - равнодушно ответил Сталин, занимаясь трубкой.
Вот это новость, с недоумением соображал Раскольников. Шляпников, посланец Сталина, неизвестно где, а сам Сталин - здесь, не в Новороссийске! Почему?
- Что происходит на Таманском полуострове? У вас есть какие-нибудь сведения? В дороге я слышал, будто бы немцы там высадили десант?
- Да, на Тамани высадился немецкий полк. Говорят, двадцать тысяч войска. Скорее всего, цифра преувеличена.
- Но это серьезная угроза Новороссийску.
- Серьезная, - согласился Сталин, спокойно смотря на Раскольникова. В Екатеринодаре все узнаете из первых рук. Доберетесь до Екатеринодара, непременно повидайте местных руководящих товарищей. В исполкоме Кубано-Черноморской республики поговорите с товарищами Островской и Рубиным. В исполкоме республики это наиболее влиятельные товарищи. Объясните им значение операции ликвидации флота. Они тоже не понимают. Постарайтесь заручиться их поддержкой. Этого не сделали, не сумели или не захотели сделать, ни Шляпников, ни ваш Вахрамеев с Глебовым-Авиловым. Надеюсь, вы - сумеете…
И опять с недоумением слушал его Раскольников. Почему он сам этого не сделал? Почему передоверил дело Шляпникову, противнику потопления флота?.. Но не спрашивать же было его об этом.
Попрощавшись со Сталиным, вернулся к поезду, и через несколько минут понеслись дальше на юг.
5
До самой Тихорецкой, находившейся уже в пределах Кубано-Черноморской республики, составной части РСФСР, прикрытой от немцев и казаков Краснова отрядами Красной Армии, дорога была неспокойна. На станциях напряженно ожидали налетов казаков, в степь смотрели размещенные на чердаках станционных построек узкоствольные пулеметы "кольт", тупорылые "максимы". На горизонте маячили темные фигурки отдельных всадников. Близко к железнодорожному полотну они подъезжать не решались, за всю дорогу от Царицына только раз казачий разъезд оказался рядом с полотном, и дело чуть не кончилось бедой.
Это было в Сальской степи, после Котельникова. Красота цветущей, еще не выгоревшей степи завораживала, томил и тревожил проникавший в приоткрытое окно запах полыни, густой медовый настой дикого разнотравья. Но мешала гарь из паровозной трубы, тоже проникавшая в оконную щель, открыть окно пошире и вовсе было невозможно: гарь тотчас заполняла купе, все засыпало угольной мелкой противной крупой. Надоело бороться с гарью, и один из перегонов Раскольников проехал на раме паровоза, перед трубой. Сидел на раме, пропустив ноги сквозь прутья ограждающей решетки, полной грудью вбирал в себя упруго набегавший чистый ароматный воздух. Снял свой синий китель, аккуратно свернул, положил рядом. Потом снял и тельник. Разулся, подставил ступни встречному воздуху. Поток воздуха был так плотен, глянцевая синь неба над головой так густа, что возникало почти физическое ощущение, будто не степь вокруг, а море, не воздух, а теплые морские волны окатывали с ног до головы, теребили волосы, мягко залепляли глаза.
Еще издали заметил впереди по ходу поезда, справа, двух всадников, во весь опор мчавшихся к полотну железной дороги, поезду наперерез. Что у них было на уме, кто знает. На всякий случай вытащил из кобуры револьвер, положил на китель, чтоб был под рукой. Саженях в ста от полотна один из всадников повернул коня, поскакал вдоль железной дороги, несколько впереди поезда. Другой подлетел совсем близко к полотну, тоже опередив поезд. Чуть придержал коня, и когда паровоз поравнялся с ним, дал повод, понесся вровень с мордой паровоза, весело и бесцеремонно рассматривая Раскольникова. Это был молодой белобрысый казак в полной старорежимной форме - гимнастерке с погонами, синих шароварах с красными лампасами, фуражке с кокардой, надетой набекрень, с опущенным ремешком. За спиной у него болтался карабин. Сидел он в своем мягком седле, как в кресле, поигрывая плеточкой. Вдруг, что-то крикнув, сорвал с ремня карабин, и вскинул, направил на Раскольникова. Раскольников проворно схватился за револьвер, прицелился ему в лоб. Казак засмеялся, поднял карабин вверх стволом и отвалил вправо, натянув повод, стал отставать от поезда…
В Тихорецкой остановились возле какого-то воинского эшелона. Неподалеку был штабной вагон. Раскольников вошел, спросил командира. Его провели к пожилому стат ному человеку в офицерском френче, с аккуратно подстриженной, черной, с проседью, бородкой. Он оказался командующим группой войск, сосредоточенных под Батайском.
- Против нас стоят немцы, а также офицерские и казачьи отряды, смотря на Раскольникова строгим, полковничьим взглядом, объяснил он положение своих частей. - Я мог бы взять Батайск, а затем и Ростов, если бы у меня было достаточно артиллерии. Уже не говорю о дальнобойной. Обеспечьте, товарищи наркомы, действующую армию артиллерией, и мы очистим донскую землю от оккупантов. А заодно и от Краснова с белым офицерством. Между тем в Новороссийске готовится преступная акция уничтожения русского флота. - Помолчал, все так же строго и в упор смотря на Раскольникова. - Вы направляетесь в Новороссийск?
- Да.
- Смотрите, - без тени улыбки предупредил командующий, - если потопите Черноморский флот, я не пропущу вас обратно.
6
День клонился к вечеру, когда прибыли в Екатеринодар. Раскольников прошел в кабинет начальника станции. Начальник, болезненного вида пожилой человек в железнодорожной форме, хмуро выслушал просьбу о паровозе.
- Не знаю, когда сделаю это, - неприветливо, брюзгливо ответил он. Свободных паровозов нет.
Раскольников назвал себя.
- Слишком разъездились наркомы, - желчно заметил начальник. - Только что проехал Мехоношин. Шляпников стоит на запасных путях. Теперь вот вы…
Раскольников достал мандат Ленина. Документ произвел магическое действие. Начальник проворно выбрался из-за стола, заговорил учтиво:
- Паровоз будет. Через два часа обещаю вас отправить. Это устроит? Раньше никак не получится. В настоящую минуту паровозов действительно нет. Но через два часа…
- Хорошо, через два часа, - согласился Раскольников.- У меня еще есть дело в городе. За два часа как раз обернусь.
С удовольствием прошелся по зеленым тенистым улицам города-сада, под жарким солнцем набирались соков абрикосовые, грушевые деревья, уже краснели вишни, цвели какими-то крупными белыми цветами неизвестные большие деревья. Тишина, покой, хорошо одетые прохожие на улицах, лихачи у бирж. Будто и нет войны, революции, смертельных схваток вооруженных отрядов на линиях железных дорог, связывавших этот благодатный край с голодной Россией.
В исполкоме республики застал Рубина, председателя ЦИК, сурового человека с тяжелыми рабочими ладонями, и его заместителя Островскую, партийку с 1901 года, небольшого росточка, живую как ртуть. Они действительно, как оказалось, были против потопления флота.
- Зачем топить такую силищу? - недоумевая, разводил руками Рубин. Надо использовать огневую мощь флота в борьбе с белыми и с немцами. Положение на сухопутном фронте сейчас блестящее. Армия Кубано-Черноморской республики успешно сражается с немцами под Ростовом-на-Дону. Германский ультиматум - блеф. Немец теперь не тот, что раньше. Красная Армия, я имею в виду всю Красную Армию, достаточно набрала силы, чтобы противостоять любому наступлению немцев.
- Но немецкий десант высадился в Тамани, - говорил Раскольников. Отряд самокатчиков в любую минуту может появиться на железной дороге и отрезать Новороссийск от Екатеринодара. Захватив Новороссийск, немцы лишат флот его базы на Кавказском побережье…
- Чепуха. Они это не смогут сделать. Мы запрем их на полуострове и никуда не пустим. А с помощью флота, его огневой поддержки, и уничтожим. Если надо будет.
- Хорошо, но тут встает вопрос, - продолжал Раскольников. - Может ли Кубано-Черноморская республика взять на себя снабжение флота всем необходимым?
- Это важный вопрос, - вмешалась Островская. - Он обсуждался на собрании личного состава флота, проходившем третьего дня в Новороссийске. Мы были на том собрании. Но мы не были уполномочены решить вопрос на месте. Собрание избрало делегацию, несколько матросов и офицеров во главе с лейтенантом Бессмертным, и направило ее к нам сюда, в исполком республики, чтобы здесь во всем разобраться. Делегация и сейчас здесь. Ведем переговоры.
- Времени уже нет для переговоров, - заключил Раскольников. - Завтра истекает срок немецкого ультиматума. Все должно решиться завтра. Совнарком настаивает категорически: флот уничтожить. Сохранить его и не отдать немцам - значит рисковать слишком многим. Товарищ Ленин считает, мы на этот риск идти не можем. Не имеем права. На карту поставлена судьба советской власти. Это его слова. Слишком велик риск.
Этот аргумент подействовал на руководителей Кубано-Черноморской республики. Островская и Рубин умолкли.
Аргумент был сильный. Раскольников знал по себе. Сам находился под его влиянием. В самом деле, как знать, как все обернется? Конечно, немцы уже не те. В германской армии, как и в армиях других воюющих стран, шло брожение, солдаты отказывались выполнять приказы командиров, самовольно оставляли боевые позиции. К тому же общая боевая обстановка на Западном фронте для немцев складывалась неблагоприятно. В этих условиях едва ли они способны были выделить достаточное количество войск для наступления на Россию по всему фронту. И все-таки…
Вот они и теперь наступали. Дошли до Кубани, угрожали захватить весь хлебный юг России. Но, по крайней мере, они оставляли в покое центральную часть России, Москву. Сохранялось центральное Советское правительство сохранялась в России советская власть.
Все можно со временем вернуть. Украину и Крым, Донбасс, Кубань и предгорья Кавказа, если немцы просочатся и туда. Но, потеряв советскую власть, уже никогда ничего нельзя будет вернуть. Нечего будет возвращать. Другого шанса установить советскую власть в России может больше и не представиться. Никогда. А теперь она в наших руках. Как этим рисковать?.. Сильный аргумент.
- Да, но что можно сделать? - прервав молчание, невесело заговорил Рубин. - Сопротивление приказу Москвы упорное. Проведенный среди команд референдум дал такой результат: "Флота не топить, пока ему не будет угрожать реальная опасность". За поход в Севастополь не было подано ни одного голоса. Но нет уверенности в том, что по крайней мере часть флота не уйдет туда. И не потому, что на флоте действуют белогвардейские агитаторы или украин цы-националисты. Есть, конечно, и этот элемент. Но дело не столько в нем, сколько в приказах Совнаркома. Их двусмысленность внесла смятение в умы. Совнарком переложил ответственность за исполнение своего решения на моряков, а сам отстранился, так поняли моряки. Не знаю, как вам удастся преодолеть этот неприятный момент.
- Попробую.
В кабинет, где они разговаривали, зашел Шляпников, неторопливый, ироничный, снял с головы мягкую шляпу:
- Узнал, что вы здесь, здравствуйте. Знаю о вашей миссии. Подумал, что, может быть, вы и со мной хотели бы поговорить?
- Да, Александр Гаврилович, хотел бы.
- Сделаем так. Пойдемте пообедаем, за столом и поговорим. Потом вы вернетесь сюда. Товарищи не возражают?
Рубин и Островская сказали, что подождут Раскольникова, потом проводят его на вокзал, и Шляпников увлек его за собой.
Обедали в двухэтажном ресторане с большим садом, на открытой веранде второго этажа. Солнце заходило, из сада веяло свежестью, внизу пел цыганский хор, человек во фраке с салфеткой, перекинутой через левую руку, склонялся в почтительном поклоне, и опять было ощущение нереальности происходящего, выпадения из времени. Но уже сидела гвоздем в голове и точила мысль: бросить все и бежать на вокзал, не опоздать бы…
Ничего нового Шляпников не сообщил. Он действительно выполнил лишь роль курьера Сталина, согласившись отвезти, по его просьбе, в Новороссийск, куда ехал по своим делам, не связанным с флотом, какие-то документы и передать их комиссару флота Глебову-Авилову. Что и сделал, в бумаги эти и не заглядывал. И никакой агитации в Новороссийске вместо Сталина не вел, потому что в самом деле к потоплению флота относился неодобрительно. Как и руководители Кубано-Черноморской республики, был сторонником вооруженного сопротивления немецкому наступлению. Но с обстановкой, сложившейся в Новороссийске, с настроением моряков познакомился. Суммировал эти свои впе чатления фразой, которую произнес при прощании, после обеда, сказав полушутливо, по-владимирски окая:
- Смотрите, как бы вас в Новороссийске за борт не сбросили!
Так почему же Сталин уклонился от поездки в Новороссийск? Спросил Шляпникова, что он думает об этом.
- Предусмотрительный кавказский человек, - ответил Шляпников с усмешкой. - Зачем ему лезть в пекло, когда для этого есть Раскольниковы, Шляпниковы, Вахрамеевы? Со Шляпниковым, правда, вышла осечка. Кстати, с Вахрамеевым тоже. Сбежал ваш Вахрамеев из Новороссийска. Где-нибудь встретите его по дороге…
Встретил поезд Вахрамеева поздно вечером на станции Тоннельная. Войдя к нему в вагон, застал у него и Глебова-Авилова.
- Куда вы едете? - взволнованно заговорил рыжеусый Вахрамеев. - Вас на вокзале уже ждут и расстреляют на месте. Нас ловили по всему городу. Мы едва убежали.
Глебов-Авилов, меланхолически протирая снятые с носа серебряные очечки, близоруко щурясь, предложил:
- Лучше поедемте с нами в Екатеринодар. Там есть прямой провод, будем по телеграфу отдавать необходимые распоряжения. Самим находиться в Новороссийске нет смысла.
- В таком случае не стоило выезжать из Москвы, - ответил Раскольников. - Там тоже есть прямой провод с Новороссийском.
- Ну, смотрите.
От них узнал неприятную новость:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52