Старый негр прикрыл дверь снаружи, и в комнате воцарилось молчание.
Сэр Эндрю, капитан Мендвилл и мисс Кэри застыли на месте. Оба джентльмена — старый и молодой — сидели; девушка, чье дыхание участилось, стояла позади отца, держась рукою за высокую спинку кресла.
Читатель, разумеется, представляет, сколь противоречивые чувства бушевали в душе каждого из них, и понимает, что над всеми этими чувствами в тот момент преобладало нескрываемое изумление. Самым глубоим оно было у капитана Мендвилла. Он был не просто изумлен — он был озадачен. Ибо высокий и стройный молодой человек, стоящий перед ними и стягивающий перчатки, кого-то сильно ему напоминал. Он где-то уже видел этого человека и говорил с ним. Капитан Мендвилл напряг свою память, лихорадочно вспоминая, когда и где это могло произойти. Но только одну минуту. Постепенно фигура, с которой он не сводил глаз, подверглась перед его внутренним взором метаморфозе. Модно скроенный, длинный сюртук уступил место поношенной коричневой куртке; изящные холеные руки стали грубыми и неопрятными; волнистые бронзовые волосы с аккуратно вплетенной в косицу муаровой лентой свободно рассыпались вокруг худой бледной физиономии с пронзительно синими глазами и насмешливым ртом.
Кулак капитана Мендвилла обрушился на красное дерево с такой силой, что бокалы и серебро на столе задребезжали; он привстал в кресле, потеряв самообладание.
— Дик Уильямс! — вскричал он и простонал: — Боже мой!
Мистер Лэтимер поклонился с сардонической усмешкой:
— Ваш покорный слуга, капитан Мендвилл. Я разделяю ваши чувства.
Мендвилл ничего не ответил. Его мысли мгновенно перенеслись к событиям сегодняшнего утра. Он попытался сообразить, как много сведений разнюхал этот дерзкий шпион, который полностью одурачил их с губернатором при помощи Чини, чья необъяснимая измена теперь тоже стала очевидной.
Сэр Эндрю, слишком поглощенный собственными чувствами, чтобы обратить должное внимание на этот непонятный обмен репликами, яростно взорвался:
— Мой Бог! И у тебя хватило наглости показаться нам на глаза? Теперь, когда с тебя сорвана личина и мы знаем, кто ты таков?
— Сэр, вы не знаете обо мне ничего такого, чего я мог бы стыдиться.
— Потому что у тебя нет стыда! — задохнулся сэр Эндрю и нетерпеливо сбросил с плеча трепещущую ладонь Миртль.
Лэтимер глядел на него с грустью.
— Сэр Эндрю, — подчеркнуто мягко начал он, — разве между нами непременно должна идти война, если мы по-разному смотрим на вопросы политики и правосудия? Во всем мире нет человека, которого я уважал бы больше, чем вас…
— Избавьте меня от этого, — оборвал баронет. — Когда я встречу более неблагодарного предателя, я, может быть, возненавижу его сильнее. Но вряд ли такой отыщется.
Бледность Лэтимера усилилась, под его глазами обозначились тени.
— Чем же я неблагодарный? — спросил он тихо.
— Вам еще требуется объяснять? Мог ли любой отец сделать для вас больше, чем сделал я? Годами, пока вы были мальчиком, пока учились в Англии, я управлял вашими имениями, присматривал за ними, подчас в ущерб своему собственному. Ваш отец оставил вас состоятельным человеком, но моими усилиями ваше состояние утроилось, и теперь вы богатейший человек в Каролине, а может быть, и во всей Америке. И это приумноженное мной состояние вы транжирите, стараясь разрушить все, что мне дорого и свято, и намереваясь уничтожить алтари, которым я поклоняюсь.
— А если я сумею доказать, что это алтари ложных богов?
— Ложных богов?! Вы мне омерзительны!..
— Сэр Эндрю! — Лэтимер умоляюще протянул руки, — дайте мне возможность оправдаться.
— Оправдаться! Какие могут быть оправдания тому, что вы творите и что уже натворили?
Он не добавил бы к этому ничего, но на помощь Лэтимеру пришла Миртль:
— Папа, ведь нужно только выслушать. — Ее просьба возникла из глубоко затаенного в сердце желания: она надеялась найти в его словах что-нибудь такое, что могло бы смягчить приговор, вынесенный в ее письме и не достигший своей настоящей цели — вернуть Гарри с неправедной стези.
Мендвилл, мысленно проклиная болтливость и доверчивость губернатора, совершенно растерялся и не знал, как теперь себя вести. Ему теперь необходимо было заботиться о соблюдении своих же взаимоисключающих интересов, и он молча выжидал — словно игрок, который не может решить, какую выбрать тактику.
— Сэр Эндрю, — начал Лэтимер, — вы живете в богатой, беззаботной провинции, еще по-настоящему не ощутившей тяжелую руку короля, и не имеете представления о том, что происходит на Севере.
Однако сэр Эндрю не собирался вступать в политический диспут.
— Не могу? — И он закашлялся язвительным смехом. — Я не могу! Предательство — вот что происходит на Севере! И вы приложили к этому руку, замышляя против своего короля Бог весть какие козни.
— В ваших словах мало правды, — возразил Лэтимер.
— Вы полагаете, нам не было доложено?
— Доложено… — Лэтимер обратил проницательный взгляд на капитана Мендвилла и чуть поклонился ему, — похоже, я становлюсь важной птицей, если имею честь быть предметом ваших докладов, сэр.
— Мне, как конюшему его светлости губернатора, вменены определенные обязанности. — Мендвилл пожал плечами. — Возможно, мистер Лэтимер, вы не принимаете этого в расчет.
— Помилуйте, сэр! — Свойственная Лэтимеру сдержанная ирония, за которой при желании можно было углядеть скрытую издевку, уже начинала раздражать капитана. — Утром я удовлетворил свое любопытство касательно круга ваших обязанностей. — Капитан невольно покраснел. — Но ваши доклады — или, по меньшей мере, выводы из них — не вполне точны. У меня даже сложилось впечатление, что верные умозаключения не входят в обязанности чиновников.
Он опять обратился к сэру Эндрю, который с трудом себя сдерживал и только наполовину понимал происходящее между Лэтимером и конюшим.
— Возможно, я и строил козни, но никак не против короля. Я не отношу себя к экстремистам, требующим немедленной независимости. Напротив, я из тех, кто пытается, вопреки всем провокациям, сохранить мир и поддержать конституционализм против попыток ввергнуть провинцию в пучину насилия.
Баронет ограничился насмешкой:
— Так это заботясь о мире, вы организовали налет на арсенал?
Лэтимер снова метнул взгляд на Мендвилла.
— Ваши доклады были очень подробными, капитан Мендвилл.
На сей раз капитан ответил колкостью на колкость:
— Видите ли, мистер Лэтимер, изредка и чиновники способны на умозаключения.
Но Лэтимер осадил его репликой:
— Это не умозаключение, капитан, это всего лишь информация. То, за чем я приходил и что получил сегодня утром. А до остального, — и, не давая капитану времени на ответ, он вновь повернулся к сэру Эндрю, — мы хотим избежать у нас того, что случилось в Бостоне, когда британские войска расстреливали британских подданных. Si vis pacem, para bellumnote 17 — мудрое изречение. Нам не оставили другого выбора, когда Англия или, вернее, английский король и его слишком угодливый кабинет министров начали угрожать британской колонии, как вражеской стране. Мы готовимся к войне, дабы избежать ее. Какими доводами убедить министров принять наши петиции, рассмотреть наши жалобы и устранить несправедливость вместо того, чтобы посредством грубой силы принуждать нас повиноваться?
— Бог мой! Вы — сумасшедший! Точно, сумасшедший!
Капитан Мендвилл вмешался вкрадчиво:
— Разве не сам Бостон своею непокорностью навлек на себя беды?
— Да! Что вы ответите на это? — требовательно подхватил сэр Эндрю.
— Непокорность? — слегка пожал плечами мистер Лэтимер. — Чему же Бостон должен был покориться? Покорность свободных людей исполнительной власти есть не что иное, как подчинение законам, которые они сами для себя вырабатывают.
— Вы цитируете доктора Франклина, надо полагать, — сказал капитан, подозревая подвох.
— Я цитирую одно из писем Юниуса, капитан Мендвилл, — одно из писем, адресованных королю и кабинету, которые столь безрассудны, что угрожают свободам англичан не только в колониях, но и в самой Англии.
Сэр Эндрю зашелся от негодования:
— Вы назвали его величество безрассудным?!
— Вероятно, это несколько шокирует. Но сама по себе подобная возможность не может отвергаться.
— Не может?! — рявкнул сэр Эндрю, — Я отвергаю ее — как отвергаю каждый надуманный предлог для мятежа! Проклятое евангелие этих «Сыновей Свободы»! «Сыновья Свободы»! — Он фыркнул, — Сыновья измены!
Лэтимер поддался минутной вспышке обиды.
— Англичанин и член Палаты общин, над которым вы издеваетесь, отзывался о нашей приверженности свободе с восхищением.
— Нисколько не сомневаюсь. В Англии тоже есть бунтовщики, как в Америке остались верноподданные.
— Да, но со временем, по всей видимости, станет больше первых и меньше последних. Ибо, повторяю, сэр, нет никакой ссоры между Англией и Америкой. Независимости, в результате которой Британия может потерять североамериканские колонии, желают лишь очень немногие из нас. Но она может оказаться единственным выходом. И это будет заслугой нерасчетливого короля, который, хотя и гордится титулом британского…
Но ему не дали возможности закончить. Сэр Эндрю вскочил, вне себя от бешенства:
— Вы бесчестный предатель! Боже мой! Как вы смеете произносить такие речи в моем доме? Вы слышали его, Роберт? Вы-то, конечно, знаете свой долг!
Капитан Мендвилл тоже приподнялся. Ему было явно не по себе.
— Роберт! — крикнула Миртль. Она поняла намерения отца в отношении Гарри и в волнении опустила обязательное церемонное «кузен» перед именем. И Лэтимер, и Мендвилл заметили это, хотя оба были поглощены более серьезными проблемами.
— Умоляю вас, не бойтесь, дорогая Миртль, — успокоил ее капитан и повернулся к наблюдавшему за ним Лэтимеру. — Здесь, под крышей сэра Эндрю, у меня нет возможности должным образом реагировать на ваши слова.
Горбинка на носу мистера Лэтимера обозначилась сильнее.
— Если вы хотите сказать, сэр, что сожалеете об этом, я буду счастлив повторить их в любом месте и в любое время, когда и где вам будет угодно.
В отчаянии Миртль снова вмешалась, даже не подозревая о том, что причина их явной враждебности друг к другу заключалась скорее в ней, чем в политических разногласиях.
— Гарри, ты ведешь себя, как безумец! Роберт, пожалуйста, не принимайте его слова всерьез.
— Не буду. — Мендвилл отвесил Лэтимеру легкий поклон. — Боюсь, вы меня неправильно поняли, сэр. Я только хотел сказать, что ношу форму офицера его величества, и этим продиктованы мои действия, — обезоруживающе пояснил он.
— Вряд ли вы захотели бы сказать другое.
Сэр Эндрю, с лицом багровым, точно тутовые ягоды, наконец пустил в ход свой самый веский аргумент:
— Оставьте мой дом, сэр! Немедленно! Я надеялся, что что не увижу вас больше, но вы приходите и оскорбляете мой слух своими гнусными речами…
— Сэр, это не входило в мои намерения, — остановил его Лэтимер, — я приехал исключительно для того, чтобы оказать вам одну услугу.
— Не желаю принимать от вас никаких услуг! Убирайтесь, или я прикажу вас вышвырнуть!
Миртль стояла за спиной сэра Эндрю бледная, расстроенная, ей страстно хотелось помешать ссоре, попытаться восстановить мир между отцом и любимым человеком — ведь она любила его по-прежнему, — но она не смела. Баронет разбушевался не на шутку.
— Дело, которое меня сюда привело, — холодно настаивал Лэтимер, — касается Габриэля Фезерстона.
Он уловил резкий вздох сэра Энрью и заметил, как внезапно насторожился капитан Мендвилл, но и непосвященному было бы видно, как глубоко они поражены. Их выдавали лица. Он выдержал паузу, пристально глядя в злые глаза баронета.
— Вы поступили бы мудро, если бы приказали вашему управляющему отправить своего сына подальше из Чарлстона и вообще из провинции еще до наступления вечера.
Уже второй раз за сегодняшний день Мендвилл, обычно так хорошо владеющий собой, испытывал глубокое потрясение.
Мистер Лэтимер улыбнулся одними губами.
— Капитан Мендвилл, кажется, понимает, в чем дело.
— Что вы имеете в виду? — Сэр Эндрю справился с собой настолько, что смог задать вопрос.
— Если Габриэль Фезерстон не окажется к вечеру вне досягаемости Сыновей Свободы, то наверняка будет повешен, а предварительно, вероятно, обмазан дегтем и вывалян в перьях.
— Габриэль Фезерстон? — Щеки баронета неприятно побелели.
— Я вижу, — констатировал Лэтимер, — для вас не секрет, чем он занимается. Особый род королевской службы, на которую его нанял капитан Мендвилл.
— Я нанял? — переспросил Мендвилл.
Лэтимер моментально обернулся к нему.
— Лорд Уильям Кемпбелл, — сказал он с сарказмом, — не отличается осмотрительностью. Его можно легко вызвать на откровенность, причем без всякого с его стороны расчета на личную выгоду, который, наоборот, притупил вашу собственную сообразительность, капитан. Бывает, личный интерес становится повязкой на глазах осторожности. Это и случилось с вами утром, как мне представляется.
— Вы — подлый шпион! — взъярился Мендвилл.
Лэтимер демонстративно пожал плечами.
— Вор изловил вора.
— Объясните вы мне наконец, что все это значит? — потребовал сэр Эндрю.
— При чем тут Фезерстон?
— Я расскажу вам, сэр! — торопливо воскликнул Мендвилл.
Но Лэтимер остановил его. Теперь, нагнав на них страха за Фезерстона, он стал хозяином положения.
— Мне кажется, будет лучше, если расскажу я. Габриэль Фезерстон, член Генерального комитета Провинциального конгресса и нескольких подкомитетов, злоупотребил своим положением и информировал Королевский совет о наших секретных мероприятиях. Этим он уже сплел веревку для нескольких из нас, но сейчас для того, чтобы нас повесить, момент неблагоприятный. Однако когда такая возможность представится — а Королевский совет только и ждет удобного случая — Фезерстона приведут к присяге как свидетеля, и с нами будет покончено. Скорее всего, Королевский совет удовлетворится тем, что повесит только меня, как предводителя, в назидание остальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48