- Мой Бог! - ответил австриец. - Я услышал странную историю, после того как я покинул вас.
- Какую историю?
- Историю этого восстания в Милане. Найдется ли на земле хоть один человек, чтобы поверить в эту историю, настолько подлую и отвратительную?
- Объясните, что вы хотите этим сказать, граф!
Это была реакция всех присутствующих.
- Терпение, джентльмены! Вы и сами будете поражены, услышав, что я расскажу.
- Продолжайте!
- Я обнаружил там шпионов, как и ожидалось. Двое из них были на улице и разговаривали между собой. Я спрятался за воротами; негодяи вскоре подошли вплотную к ним. Они не видели меня, но я их видел и, самое главное, слышал. И, что вы думаете, я услышал? Будь я проклят! Не один из вас не поверит мне!
- Расскажите нам, посмотрим!
- Итак, восстание в Милане - обман, приманка, чтобы завлечь благородного Господина и других из нас в австрийские сети. У него, у восстания, нет никакой другой цели - так сказал один из шпионов другому, ссылаясь на того, кто сказал ему об этом.
- И кто это сказал ему?
- Тот, кто его нанял, лорд ___.
Кошут вскочил. Ему было известно, какую грязную компанию вели против него, и эта информация могла показаться странной для других, но только не для него самого.
- Да! - продолжал Розенвельд. - То, что я вам говорю, не вызывает никакого сомнения. Шпион, который рассказал об этом товарищу, сообщил факты и даты, которые он, должно быть, получил из некоторого конкретного источника, и, поскольку в первую часть этого я уже поверил, кое-что подтвердило мои выводы. Я знаю силу этих Богемских полков. Кроме того, имеются тирольские снайперы - настоящие телохранители тирана. Потому у нас нет никаких шансов, хотя Джузеппе Маззини и думает иначе. Это восстание безусловно западня, и мы не должны попасть в нее. Так вы не поедете, мой Господин?
Кошут посмотрел на своих друзей вокруг и остановил свой взгляд на Майнарде.
- Не спрашивайте меня, - сказал в ответ солдат-писатель. - Я все еще готов сопровождать вас.
- И вы вполне уверены, что все услышанное вами правда? - спросил экс-диктатор, еще раз обращаясь к Розенвельду.
- Несомненно, ваше Превосходительство. Я слышал это так, как будто говорили непосредственно со мной. Эти слова все еще звенят в моих ушах, которые горят от них!
- Что скажете, джентльмены? - спросил Кошут, тщательно изучая выражения лиц собравшихся. - Должны ли мы верить в такой позор?
Прежде чем кто-либо успел дать ответ, раздался звонок на воротах, прервавший их обсуждение.
Дверь открылась, пропустив человека, который зашел прямо в комнату, где собрались революционеры.
Все узнали Полковника Ихаза, друга и адъютанта Кошута.
Не говоря ни слова, он передал лист бумаги в руки экс-диктатора.
Все присутствующие могли видеть, что это шифрованное телеграфное сообщение.
Это был один из шифров, к которому у Кошута был ключ.
Печальным тоном и дрожащим голосом Кошут расшифровал его собравшимся, и его печаль передалась всем:
Восстание доказало, что это только бунт. За ним стояло предательство. Венгерские полки этим утром было разоружены. Большинство из этих бедняг были расстреляны. Сам Маззини и другие, вероятно, разделят их судьбу, если только не произойдет нечто невероятное, что может их спасти. Мы окружены со всех сторон, и спасения не видно. Свое спасение я вверяю в руки Бога Свободы.
Турр.
Потрясенный Кошут медленно опустился на стул. Казалось, что он сейчас свалится на пол!
- Я также призываю Бога Свободы! - вскричал он, немного придя в себя и снова вскакивая. - Разве он может позволить таким людям, как они, стать жертвами деспотизма? - Маззини и тем более - Турр-рыцарь - самые храбрые, лучшие, прекрасные из моих офицеров!
Никто, кто хоть раз видел генерала Турра, не стал бы подвергать сомнению те высокие слова, которыми Кошут отозвался о них. И его дела, совершенные после этого, только подтверждали этот хвалебный отзыв.
Таким образом, сведения, сообщенные Розенвельдом, были подтверждены этой ужасной телеграммой.
Граф сообщил их вовремя. Если бы он задержался, и Кошут с Капитаном Майнардом были уже на пути к Дувру, предупреждение пришло бы слишком поздно - слишком поздно, чтобы спасти их от попадания уже следующей ночью в гости к Луи Наполеону, в одну из его тюрем!
ГЛАВА LXXV
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО ДЕЯТЕЛЯ
Завернутый в богато вышитый халат, в колпаке с кисточкой, небрежно надетом на голову, - ноги его были в полосатых шелковых чулках и марокканских шлепанцах - благородный патрон Свинтона сидел в своей библиотеке.
Он был один, разделив свое одиночество с сигарой - одного из лучших сортов, от vuelta-de-abajo.
Некоторая тень на его лице говорила о том, что он был чем-то огорчен.
Но это была лишь легкая тень, которая не говорила о серьезной неприятности. Это было не более чем сожаление о том, что Люису Кошуту удалось спастись и не угодить в сеть, которая была специально для него расставлена, согласно собственной идее Его Светлости.
Его Светлость, вместе с другими уполномоченными короной заговорщиками, ожидал многого от бунта в Милане. Используя изощренные и хитрые приемы, они организовали это восстание-обман, в надежде, что удастся схватить и бросить в тюрьмы великих лидеров национальных движений.
Но этот проект провалился благодаря излишней перестраховке с их стороны. Это был ребенок, у которого благодаря хорошему уходу слишком быстро выросли зубы, и прежде чем он достиг зрелости, его "родители" вынуждены признать его чужим и отказаться от него.
Поэтому венгерские полки были слишком быстро разоружены, и тем самым арест видных руководителей революций был поставлен под угрозу.
Были расстрелы и казни на виселицах - массовое убийство участников восстания. Но жертвами стали отнюдь не крупные фигуры среди революционеров, в то время как настоящие лидеры спаслись.
"Неуловимый" Маззини сумел удивительным, почти мистическим образом спастись, так же как и рыцарь Турр.
Благодаря неким электрическим сигналам, против которых бессильны даже короли, Кошут был спасен от тюрьмы.
Таковы были мысли огорченного патрона Свинтона, размышлявшего над тем, почему его дьявольский план провалился.
Его антипатия к венгерскому лидеру была двоякой. Он ненавидел его как политического соперника, того, чья доктрина была опасна для королей "помазанников божьих." Но он таил в себе и другую ненависть против Кошута, ненависть, которая имела личную природу. За оскорбительные слова о том, что Его Светлость нанимает шпионов для слежки за ним, Кошута призвали извиниться и отречься от этих слов. Это требование было передано в персональном послании, которое составил человек, слишком влиятельный, чтобы не оставить без внимания такое оскорбление. И это привело к извинению, весьма неохотному.
Немногие знали об описанном эпизоде из жизни экс-диктатора Венгрии, который, таким образом, оскорбил эту высокопоставленную особу. Но об этом знает и помнит автор романа, а также Его Светлость, который с горечью вспоминал об этом вплоть до своей смерти.
Этим утром ему было обиднее чем когда-либо, поскольку он потерпел неудачу в своем плане мести, и Кошут был все еще жив.
Были обычные статьи, выданные газетами, со стандартными обвинениями в адрес прославленного изгнанника.
Он был представлен как преступник, который не осмелился показаться на арене восстания, но поддержал его из своего безопасного убежища в Англии. Его называли "революционером-убийцей"!
На какое-то время этот ярлык прилепился к нему, но ненадолго. В очередной раз на его защиту встал Майнард со своим острым пером. Он знал правду, и он не стал молчать.
И он действительно сказал правду, в ответ на язвительное замечание анонимного клеветника, назвав последнего "убийцей за столом".
В итоге репутация Кошута не только не пострадала, но и в глазах настоящих джентльменов стала более чистой, чем когда-либо.
Это было тем самым огорчением, которое подогревало мстительный характер Его Светлости, когда он курил свой "императорский" табак.
Влияние никотина постепенно успокоило лорда, и тень на его лице исчезла.
Тем более, что у него был повод компенсировать свою неудачу в другой области - благодаря триумфу, но не на ниве войны или дипломатии, а в области, где правит Купидон. Он вспоминал о многих мимолетных победах, которых он достиг, - утешая себя мыслью, что беспомощность старости компенсируют известность, деньги и власть.
Но более всего его мысль останавливалась на самой последней и самой свежей интрижке, романе с женой его протеже, Свинтона. Он имел все основания считать это успехом, и, приписывая победу своему личному обаянию - в которое странным образом верил, - он продолжал курить свою сигару в состоянии блаженства и удовлетворенности.
Это его состояние было грубо нарушено вторжением лакея, бесшумно проскользнувшего в комнату и передавшего в руку Его Светлости визитную карточку, на которой было написано "Свинтон".
- Где он? - последовал вопрос слуге.
- В приемной, Ваша Светлость.
- Вы не должны были впускать его туда, пока вы не убедились, что я расположен принять его.
- Прошу прощения, Ваша Светлость. Он вошел туда сразу и не спросясь, сказал, что ему нужно срочно переговорить с Вашей Светлостью.
- Тогда пригласите его сюда!
Лакей поклонился и вышел.
- Что нужно этому Свинтону именно теперь? У меня сегодня нет с ним никаких дел, и я мог бы по случаю избавиться от него. Вошел сразу и не спросясь! И желал срочно переговорить непременно со мной! Впрочем, какое мне дело!
Однако Его Светлость был далек от того, чтобы быть ко всему этому равнодушным. Совсем наоборот, внезапная бледность проступила на его щеках, а губы побелели как у человека, находящегося под влиянием некоего дурного предчувствия.
- Интересно, подозревает ли этот малый о чем-либо...
Эта фраза Его Светлости была прервана появлением "малого" собственной персоной.
ГЛАВА LXXVI
СКРОМНОЕ ТРЕБОВАНИЕ
Появление протеже, вошедшего в комнату, отнюдь не принесло успокоения шестидесятилетнему Дон Жуану.
Наоборот, щеки его еще более побледнели, а его губы стали еще более белыми. Что-то в глазах экс-гвардейца выдавало его как человека, затаившего обиду!
Более того, чувствовалась его решимость требовать компенсации за оскорбление. При этом Его Светлость не мог ошибаться: все эти чувства были направлены против него самого. Смелое, внушающее страх состояние посетителя, столь отличное от того, каким оно было до настоящего времени, показывало, что какими бы ни были его претензии, он намерен идти до конца.
- Что с вами, дорогой мой Свинтон? - спросил его испуганный патрон тоном притворного примирения. - Я могу быть вам чем-то полезен сегодня? У вас есть ко мне дело?
- Да, у меня есть дело, и довольно неприятное.
В таком ответе Его Светлость не мог не заметить довольно неучтивое опускание его титула.
- В самом деле! - воскликнул он, стараясь не замечать этого. Неприятное дело? К кому?
- Лично к вам, мой лорд.
- Ах! Вы меня удивляете - я не понимаю вас, мистер Свинтон.
- Ваша Светлость поймет, когда я упомяну один случай, который произошел в прошлую пятницу днем. Это было на улице в южной части Лейцестер Сквайр.
Этого было вполне достаточно для Его Светлости, и он едва не упал со стула.
Но даже если бы он и остался сидеть в неподвижности, весь вид его при произнесении названия места говорил о том, что ему очень хорошо известно об этом "одном случае"!
- Сэр - мистер Свинтон! Я не понимаю вас!
- Вы отлично меня понимаете! - ответил Свинтон, снова неучтиво опуская титул патрона. - Вы должны знать об этом, - продолжал он, - так как вы были на той самой улице именно в указанное время.
- Я там не был.
- Бесполезно отрицать это. Я был там, и я лично видел вас. И хотя Ваша Светлость скрывала свое лицо, нет никакой проблемы - ни для меня, ни для джентльмена, который оказался рядом со мной и который знает Вашу Светлость также как и меня, - поклясться, что он видел именно вас.
Хотя в этих словах и было уважительное упоминание титула, но с большой долей сарказма.
- И вы утверждаете, что я был на этой улице, в это время? - спросил обвиняемый с притворным вызовом.
- Да, но дело не только в этом. Ваша Светлость может свободно находиться на любой улице, как и любой другой человек. Чуть более свободный, чем вы, как я думаю. Но когда Ваша Светлость, как было замечено, выходит из некоторого дома, имеющего определенную репутацию, в сопровождении леди, которую я имею честь достаточно хорошо знать, - то у меня уже есть серьезное основание поклясться. Так же как и у моего друга, который был рядом со мной.
- Разве я не могу помочь леди после того, как вышел из здания? Это просто случайное совпадение.
- Но совсем не случаен ее вход вместе с вами - тем более, что Ваша Светлость оказал ей любезность и помог выйти из кэба, после того, как вы проехали с ней вместе по улице! Так что, мой лорд, нет смысла отрицать все это. Отговорки вам не помогут. Я был свидетелем собственного позора, вместе с некоторыми другими свидетелями. Я требую компенсации.
Если бы все троны Европы развалились перед его глазами, то этот прожженный конспиратор для коронованных особ не был бы так неприятно ошеломлен. Как и его прославленный прототип, он полагал, что после него хоть потоп, но потоп угрожал теперь именно ему - серьезное, убийственное наводнение, которое могло поглотить не только большую часть его состояния, но большую часть его славы!
Он был испуган тем более потому, что перед этим двое уже пострадали от подобного удара.
Он знал, что виновен и что это может быть доказано!
Он понимал, насколько жалкой будет попытка оправдаться. И теперь у него не было другого выбора, кроме как подчиниться требованиям Свинтона; он надеялся, что эти требования не будут слишком тяжелы, и их можно будет выполнить без особых проблем.
Возникшая пауза в беседе успокоила его. Это напоминало картину, когда стервятник, насытившись печенью, утолил свой голод и успокоился, - и когда Свинтон заговорил снова, тон его разговора предвещал компромисс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52