Что касается Майнарда, пятна с его имени были напрочь смыты; прежде чем Санди Хук скрылся из его поля зрения, Майнард вернул себе репутацию "джентльмена и человека чести".
Это требует объяснений, и в нескольких словах все произошло следующим образом.
Вскоре после того, как Майнард уехал, в Океанхаузе стало известно, что утром после бала, в ранний час, один странный джентльмен, прибывший пароходом из Нью-Йорка, зашел в комнату Майнарда и оставался там в течение целого дня.
Кроме того, стало известно, что письмо, адресованное мистеру Свинтону, было передано его камердинеру. Об этом поведал гостиничный служащий, которому было поручено передать письмо.
Что же могло содержаться в этом письме?
Мистер Лукас должен был это знать, и обратились с вопросом к нему.
Но он не знал. Более того, ему вообще не было известно, что письмо было послано.
Услышав разговоры окружающих на эту тему, он сразу почувствовал: эта неприятная история угрожает ему компрометацией; и Лукас решил немедленно потребовать разъяснений от Свинтона.
С этим делом он направился к англичанину в его комнату.
Он застал там мистера Свинтона и с удивлением обнаружил, что тот ведет фамильярную беседу со своим слугой.
- Правда ли то, что я услышал, мистер Свинтон? - спросил он, входя в комнату.
- Ай-ай, о чем ты, мой дорогой Лукас?
- О письме, о котором они говорят.
- Письмо-письмо! Я совершенно не понимаю, о чем ты, мой дорогой Лукас.
- Сущие пустяки! Разве ты не получал письмо от Майнарда наутро после бала?
Свинтон стал белым, его взор блуждал во всех направлениях, стараясь избегать глаз собеседника. Он замялся, пытаясь выиграть время. Нет, он не пытался отрицать это - он знал, что не осмелится.
- О, да-да! - отреагировал Свинтон после некоторой паузы. Действительно, было письмо - очень странное послание. Я не успел толком понять, о чем оно, как он в тот же день оно исчезло. Мой камердинер Франк, глупый Франк! Он выбросил это письмо. Я узнал об этом только на следующее утро.
- Я полагаю, оно все еще у тебя?
- Нет-нет, на самом деле! Я закурил сигару, свернутую из этого послания.
- Но о чем же было это письмо?
- Ну, ладно-ладно! Это было своего рода извинение со стороны мистера Майнарда - он сообщал, что вынужден оставить Ньюпорт и уплыть на вечернем пароходе. Оно было написано его другом Рупертом Розенвельдом, который называл себя Графом Австрийской империи. После того, как я это прочитал, и зная, что автор письма уехал, я решил не говорить об этом, чтобы у нас не было проблем!
- О, Б-же! Мистер Свинтон, это письмо, вполне вероятно, доставит нам обоим серьезные неприятности.
- Но почему, мой дорогой друг?
- Почему? Потому что все хотят знать, что в нем было написано. Так ты говоришь, что уничтожил это письмо?
- Порвал его на сигары, как я говорил.
- Очень жаль. Всем уже известно, что письмо было тебе послано и передано твоему слуге. Конечно, все полагают, что оно дошло до тебя. Мы обязаны дать некоторое разъяснение на этот счет.
- Верно-верно. Что же ты предлагаешь, мистер Лукас?
- Ну, лучше всего было бы сказать правду. Ты слишком запоздал с ответом на письмо. Уже известно, почему, - ты заинтересован в этом, так что хуже некуда. Все это оправдывает Майнарда, вот что.
- Ты думаешь, что нам лучше чистосердечно признаться?
- Я уверен в этом. Мы обязаны.
- Хорошо, мистер Лукас, я согласен сделать все, что ты считаешь необходимым. Я тебе так обязан...
- Мой уважаемый сэр, - ответил Лукас, - это больше чем необходимость. Нам следует объяснить, что было на самом деле между тобой и Майнардом в тот день. Я полагаю, что я свободен дать такое объяснение?
- О, безусловно, свободен. Разумеется, разумеется.
Лукас вышел из комнаты, твердо решив снять с себя все обвинения.
Окружающие, вскоре после того как ознакомились с характером, если не с содержанием этого таинственного послания, вернули добрую славу тому, кто написал его, в то время как мнимый ореол геройства его получателя был разрушен.
Да, с этого часа Свинтон перестал быть гордым орлом в глазах обитателей Ньюпорта. Он даже не был больше ястребом - голуби перестали его бояться. Но глаза его все еще были обращены на птицу в роскошном оперении - гораздо более роскошном, чем у других, - за такое стоило даже положить свою жизнь!
ГЛАВА XXII
ЗАГОВОР МОНАРХОВ
Революционная буря, которая сотрясла троны в Европе в 1948 году, была всего лишь одним из бунтов, регулярно происходящих каждую половину века, когда притеснение достигало такого критического уровня, который нельзя уже было терпеть.
Ее предшественница 1790 года, пройдя полосу времен успеха, чередующегося с мрачными провалами, была наконец подавлена в сражении у Ватерлоо, где и была захоронена ее безжалостным палачом-могильщиком Веллингтоном.
Но мертвец снова вышел из могилы; и, прежде чем хладнокровный янычарский деспотизм окончательно победил, эти палачи увидели, как призрак убитой ими Свободы воскрес и снова стал угрожать коронованным тиранам, которым эти вассалы так верно служили.
Дело не ограничилось угрозами - многие из монархов были свергнуты. Слабоумный император австрийский вынужден был бросить свои капиталы и бежать, так же, как и правитель - король Франции. Слабый Вильям в Пруссии был взят за горло своими многострадальными подданными и вынужден был, став на колени, даровать Конституцию.
Сложившаяся ситуация заставила и мелких корольков последовать этим примерам; в то время как Папа, тайный их сторонник, был вынужден отказаться от Ватикана, этого средоточия политического и религиозного позора, в пользу красноречивого Маззини и завоевателя Гарибальди.
Даже Англия, глубоко безразличная к свободам и реформам, дрожала от возгласов чартистов.
Каждый из коронованных монархов Европы испытывал страх и крушение планов своего господства, и некоторое время казалось, что Свобода уже не за горами.
Увы! Это было не более чем мечтой, недолговечной и мимолетной, которая сменилась долгим кошмарным сном, более тяжелым и ужасным, чем до обретения этой мечты.
Пока борцы за Свободу поздравляли друг друга с кратковременным успехом, разбитые ими путы были восстановлены, и, более того, были изготовлены новые цепи с целью сковать их как можно быстрее. Королевские кузнецы работали не покладая рук, в глубокой тайне, подобно вулкану, готовящему в своих недрах новое извержение.
Они трудились с энтузиазмом, ведь их цели и интересы совпадали. Чувство общей для всех опасности объединило их и подвигло забыть былые ссоры только на время, пока каждый из них нуждался в помощи других.
Итак, новая программа действий было согласована. Но прежде чем приступить к ее исполнению, необходимо было в некоторой степени восстановить власть тиранов над подданными, увлекшимися идеями революции.
Она пронеслась как торнадо по Европе, застав всех врасплох. Веллингтон, купавшийся в роскоши, - этот баловень судьбы, упражнявшийся в мелких пакостях, уверенный в бдительности своих стражников, - не чувствовал приближения шторма, пока тот не разразился над головой. Главному тюремщику Свободы в Европе казалось, что она спала. Пожилой возраст и старческое слабоумие притупили бдительность человека, который все еще слепо верил в "коричневого беса", в то время как выстрелы из кольтов и карабинов долетали до его ушей.
Да, победитель Ватерлоо был слишком стар для того, чтобы спасти сыновей тиранов, которым он помог в свое время удержаться на тронах.
У тех же не было другого такого военачальника, способного заменить старика. У них не было даже солдат, в то время как на стороне простого народа были Бемс и Демхинскус, Гарибальди, Дамджанич, Капка и Гуипп из Австро-Венгрии - целое созвездие талантливых революционеров и военачальников. А как политические деятели, они проигрывали Косуту, Манину и Маззини.
Если бы тираны вели честную борьбу на военном или дипломатическом фронте, у них не было бы ни единого шанса на победу. Понимая это, они решились на предательство.
Они знали множество путей и способов совершить это, но два из них обещали быть самыми действенными - как будто они были специально предназначены для такого случая. Одним из таких субъектов был английский дворянин, урожденный ирландец, родившийся за пределами аристократического круга; тот, у которого умение плести хитроумные политические интриги было не просто чертой характера, - он был одним из самых искусных дипломатов в Европе.
При этом он не был каким-то незаурядным гением. Напротив, у него был довольно ограниченный уровень интеллекта, обычный для такого проходимца. Как депутат Британского Парламента, он произносил вполне банальные речи, которые хотя и были отмечены некоторым изяществом, но демонстрировали ребячество и скудость ума. Часто он просто развлекал Парламент, снимая полдюжины белых детских перчаток в течение своей длинной торжественной речи. Тем не менее это никем не воспринималось как аристократический дух и не давало ему никакого, даже малого преимущества в глазах английской аудитории.
И, несмотря на это, он достиг высокой степени популярности, частично будучи на стороне либералов, но более потому, что прятал лицо злодея за ложным патриотизмом, - такое высоко ценилось нацией.
Если б у него не было столь высокой популярности, его соотечественники не пострадали бы так жестоко от его предательства.
К сожалению, так оно и случилось. Выражая свою приверженность к чаяниям простых людей, он приобрел доверие революционных лидеров во всей Европе и использовал все это во зло.
Такое доверие было получено совсем не благодаря некоему несчастному для народа случаю. Это произошло согласно заранее подготовленному плану, придуманному головами гораздо более умными и изобретательными, чем его. Короче говоря, он был не более как подобранный ими политический шпион приманка, выброшенная заговором деспотов для разгрома их общего врага, которого они боялись больше всего, - Республики.
Однако, несмотря на это, имя его до сих пор почитается в Англии, в стране, где две сотни лет назад уважения удостоились клеветники Кромвеля!
Вторая фигура, на которой с надеждой остановили свой взгляд испуганные деспоты, была человеком другой расы, хотя почти не отличалась от первой по характеру.
Этот человек также вошел в доверие революционеров путем ряда обманов, ловко изобретенных теми самыми головами, которые выдвинули дипломата.
Да, лидеры борющегося за Свободу народа не могли его не подозревать. Герой Булонской кампании, с ручным орлом на плече, не столько напоминал солдата Свободы, сколько ее апостола; и все же, несмотря на его революционную деятельность, они относились к нему с подозрением.
Если бы они могли наблюдать за ним, когда он покидал Англию, чтобы вступить на трон Президента Франции, нагруженный мешками с золотом, - платой коронованных особ, чтобы гарантировать его миссию, - тогда они были бы уверены относительно той роли, которую ему предстоит сыграть.
Его использовали как выталкивающую пружину - это было последней политической надеждой деспотов. Двенадцатью месяцами ранее они бы презирали такие позорные методы.
Но теперь времена изменились. Использовать династии Орлеанов и Бурбонов больше не представлялось возможным. Обе они были теперь не у дел, или не имели никакого влияния. Была только одна сила, которую можно было использовать для разгрома революции во Франции, - престиж этого громкого имени, Наполеона, все еще в расцвете славы, с его грехами, прощенными и забытыми.
Именно он и оказался тем самым актером, способным сыграть вполне посильную для него роль, на которую рассчитывали режиссеры этого спектакля.
Со звоном монет в кошельке и с имперской короной, обещанной ему в награду, он пошел дальше, чтобы с кинжалом в руке и присягой, принесенной Франции, нанести Свободе удар в самое сердце!
История взяла на заметку, насколько искренне хранил он верность своей присяге!
ГЛАВА XXIII
ДАЛЕКО ИДУЩИЕ ПЛАНЫ
В покоях Тюильри расположились за столом пять человек.
Перед ними на столе стояли графины и стаканы, вино в бутылках самых разнообразных форм, ваза с прекрасными цветами, серебряные подносы, наполненные сочными плодами, орехами, маслинами, - короче говоря, все атрибуты роскошного десерта.
Еще не улетучился запах жаренного мяса, который, смешиваясь с букетом недавно выпитых вин, указывал на недавно завершившийся обед, блюда с остатками которого уже были унесены.
Джентльмены закурили сигары, и запах отборного Гаванского табака сочетался с ароматом плодов и цветов. Куря и потягивая вино, они вели между собой легкую беспечную беседу, порой легкомысленную, так что, казалось, трудно найти в ней общие предметы для обсуждения.
И все же встреча была настолько серьезной и секретной, что дворецкому и официантам приказали не заходить более в комнату - двойная дверь была надежно закрыта на замок, в то время как в коридоре ее охраняли два солдата в гренадерской униформе.
Эти пять человек, принявшие такие меры предосторожности от подслушивания, были представителями пяти Великих Держав Европы - Англии, Австрии, России, Пруссии и Франции.
Они не были обычными послами, собравшимися на некое тривиальное дипломатическое совещание, нет, они являлись полномочными представителями европейских стран, своей властью способные решать судьбы континента.
И в этом собрании, соединившем пятерых представителей крупных анклавов, участвовали английский Лорд, австрийский Полевой Маршал, российский Великий Князь, выдающийся прусский Дипломат и Президент Франции - хозяин, принимавший четырех остальных гостей.
Собрались они для обсуждения заговора против народов Европы, освобожденных последними революциями, - с тем, чтобы подготовить их новое порабощение.
Их подлый план уже был в основном подготовлен, и после перерыва на обед им следовало обговорить детали и внести необходимые уточнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52