Те, кто убирают в комнатах?
— Горничная.
— Вот именно, горничная. Та горничная рыжая. Я не могу сказать вам, как ее зовут, потому что не знаю. Но мне надо поговорить с ней.
— Если вы что-нибудь оставили здесь, обратитесь…
— Всё в порядке, я ничего не оставил, но мне надо с ней поговорить. Не думайте, я не собираюсь ухаживать за ней. Кроме того, она невеста полисмена.
В молодом администраторе появилось что-то от человека.
— Ммм… Для нас это не совсем обычно, но я сейчас свяжусь с бюро по кадрам.
Оказалось, что рыжая горничная в это время была занята уборкой именно того номера, который когда-то занимал Чарли. Он получил разрешение пройти в этот номер и поговорить с ней.
— Привет. Ты опять к нам? — спросила она с большим удивлением и выключила пылесос.
— Ничего подобного. Я покончил с такими заведениями.
— Давно пора!
— Думаю двигать туда, откуда приехал, и как можно скорее, — продолжал он, усаживаясь на подлокотник громадного кресла. — Но хотел повидать тебя…
— И ты сказал нашим об этом? Смотри, из-за тебя обо мне в гостинице могут пойти всякие разговоры. — Она улыбнулась, оттолкнула пылесос и тоже присела, чтобы поболтать.
— Понимаешь, я хотел с тобой поговорить о той девушке, которая получила премию за красоту. Помнишь ее?
Горничная загорелась любопытством.
— Да, помню. Она приехала откуда-то, откуда и ты, так? Я вообще-то не убирала ее комнаты, но один вечер помогала ей одеваться, когда ее горничная была выходная. Красивая девушка, подумала я тогда. Может быть, и не такая уж красавица, но красивая. Хорошие глаза, но мне больше нравятся фигуры пополней. И что с ней?
Чарли колебался. Что с ней? Не так-то просто ответить на этот вопрос.
— Понимаешь, я уезжал на север, и скоро совсем уеду, и я подумал, а как она сейчас, и сегодня утром встретил одного парня из газеты, и он сказал, что не знает, что теперь с ней, а она, понимаешь, здесь одна… конечно, я понимаю… но я думал, что ты, может быть, знаешь что-нибудь о ней. — И он с надеждой посмотрел на горничную.
Она покачала головой.
— Очень жаль, но не знаю. Она снималась в кино.
Он сказал ей, что знает об этом.
— Тогда, — сказала горничная, — самое лучшее, это надо поехать на эту «Лондон энд империал компани» и спросить там о ней. Они должны знать хоть ее адрес. Я бы так и сделала. А зачем тебе надо ее увидеть?
— Я думал… я просто хотел знать, как у нее дела. Понимаешь, мы жили в одно время в этой гостинице, были в театре вместе, в студии Би-Би-Си и вроде бы немного подружились, а потом…
— А если уж говорить прямо, так ты втрескался в нее, — строго сказала горничная. — И не притворяйся. Почему бы тебе не втрескаться в нее? Ты ничем не хуже ее.
— Куда уж там, — запротестовал Чарли.
— Конечно, не хуже. Я разговаривала и с тобой и с ней. Я говорю, что ты не хуже ее.
— Куда мне до нее. Она… она получила премию и будет сниматься в кино и жить среди богатых парней и всё такое. Она на меня даже и смотреть не станет.
— Хорошо. Тогда чего же ты за нее беспокоишься, а? — сурово спросила она. Потом она засмеялась. — Хотела бы я, чтобы ты увидел свое лицо. Конечно же, ты втрескался в нее. Ручаюсь, ты всё время после того, как уехал, только и думал о ней. И думаешь и сейчас.
— Честно говоря, да, — пробормотал Чарли.
— Тогда слушай, что тебе будут говорить. Так вот, ты — славный парень, и у тебя неплохо работает голова, иначе бы тебя испортила вся та чепуха, которую писали про тебя в газетах. О девушке я ничего плохого не скажу. Она — хорошенькая, но ты ничуть не хуже ее и ни в чем. Можешь поверить мне, я разбираюсь в людях. И если она пройдет мимо тебя, тем хуже для нее. Я вот что тебе еще скажу. Раньше я терпеть не могла полицейских. Да, да, даже смотреть на них не могла. И вообще, даже не думала, что… А теперь вот собираюсь за полицейского замуж и, наверное, скоро выйду.
— Это не одно и то же, — ответил Чарли, считая, что пропасть между ним и Идой Чэтвик несоизмеримо шире пропасти между горничными и полисменами. — Но мне хотелось бы повидать ее еще раз и узнать, как у нее дела, до того как я уеду.
— Так иди в эту кинокомпанию и, если там ничего о ней не знают, приходи опять. Я спрошу у своего парня, что нам делать, потому что даже удивительно, сколько знают полицейские в Лондоне. Они знают всё, а мой ничего не пропускает, могу тебя уверить.
Он чувствовал, что нашел здесь друга, и, не колеблясь, рассказал горничной всё, что произошло с ним и даже свои ежедневные сражения с миссис Баррагадой. Минут десять они откровенно говорили о своих делах, сидя в наполовину убранном номере в стиле Антуанетты. Уходя, он пообещал сообщить ей всё, что ему удастся сделать, независимо от того, сумеет ли он отыскать следы мисс Чэтвик в кинокомпании или нет. Он чувствовал себя намного бодрее, чем все эти дни. Эта рыжая горничная действовала на людей как-то ободряюще и вдохновляюще. Если ее парень не арестовывает людей днем и ночью, так это только потому, что на его участке не бывает преступлений.
Казалось, ничего не было сложного в том, чтобы съездить в кинокомпанию и узнать, что сталось с Идой Чэтвик. В действительности же, конечно, это было сложное и утомительное дело. Даже на то, чтобы отыскать студию в Актоне, уже потребовалось время. Он не знал, где находится Актон, а когда добрался до Актона, так еще надо было найти студию. Он попал в справочное бюро без нескольких минут шесть и опять увидел еще одного фельдфебеля. Студия напоминала вокзал во время отпуска банковских служащих. Десять минут его вообще не замечали.
— Какой отдел? — выкрикнул ему фельдфебель.
Чарли не знал, какой отдел был нужен ему. Он было начал объяснять, путаясь, цель своего прихода, но фельдфебель отвернулся, чтобы ответить кому-то другому.
Наконец, Чарли отважился обратиться к другому фельдфебелю, который был старше и толще и не так занят. Но тот тоже захотел знать, какой отдел. В отчаянии Чарли признался, что хочет узнать адрес одного человека.
— Вам надо в отдел регистрации, — заявил этот служитель. — Вам надо именно туда. Но я сомневаюсь, что вам сегодня ответят. Заполните этот бланк и подождите в той комнате.
В комнате для ожидания было накурено и пахло сырой штукатуркой. Здесь ожидали человек двадцать — тридцать, некоторые из них, по виду актеры, разговаривали и смеялись, остальные с безнадежным видом разглядывали свою обувь. В течение десяти минут мальчики-посыльные в униформе входили в комнату и уводили с собой счастливцев, потом посыльные перестали приходить, и всё замерло. Чарли надоела комната ожидания, и он вернулся в бюро справок только для того, чтобы найти там совершенно другого фельдфебеля, очень раздражительного. Те двое исчезли.
— Отдел регистрации уже закрыт, — буркнул ему фельдфебель.
— Как же так? Я жду здесь уже…
— Ничем не могу помочь.
— Придется прийти завтра с утра, — сказал Чарли.
— Дело твое.
Такая утомительная поездка оказалась напрасной. Но следующим утром Чарли уже до десяти часов был здесь и увидел еще больше людей и еще большую сутолоку. На этот раз он не был таким робким. Когда ему предложили заполнить бланк, он решил назваться братом мисс Иды Чэтвик, даже если это принесет ему неприятности. Этот ход оказался успешным, его наконец провели наверх и представили пожилой женщине в очках с желтой черепаховой оправой.
— Та мисс, которую пробовали снимать после присуждения ей премии в «Морнинг пикчерал»?
— Она самая, — радостно и торопливо подтвердил Чарли: в конце-то концов ему начинало везти.
— Так. Но сообщить вам ее адрес мы не можем, потому что у нас нет его. Она прошла испытательные съемки, как мы обещали ей, но неудачно. У нее никакого опыта, она плохо снималась, голос ее в аппарате не звучит, и она не тот типаж, который нам нужен. Поэтому нам и не потребовался ее адрес. Незачем. Жаль, но…
Чарли вышел на улицу и прошел некоторое расстояние, прежде чем оправился от изумления. Он был зол на этих людей из кино, которые заставляют человека ждать по нескольку часов, а потом оказывается, что они не видят будущую кинозвезду, даже тогда, когда смотрят на нее. Незачем! Что эта женщина в желтых очках понимает в таких вещах? Никогда в жизни он больше не поедет ни на какую другую «Лондон энд империал фильм». Она плохо снималась! Не тот типаж, что им нужен! Он знает, какие типажи им нужны, — всякие там размалеванные девчонки. Сидя в автобусе, он горько размышлял обо всем этом всю дорогу. На некоторое время он совершенно забыл о себе.
Когда Чарли вспомнил о своем собственном положении, он очень расстроился. Однако он решил во что бы то ни стало узнать, что случилось с Идой, и при возможности повидать ее еще раз, прежде чем уедет. Возможна, она уже уехала в Пондерслей, но Чарли, помня, что она тогда сказала о возвращении домой, почему-то уверен был, что она всё еще в Лондоне. Но где? В этом и была основная заковырка. В городе разумных размеров всегда есть шанс встретиться с тем, кого хочешь увидеть, но здесь, в Лондоне, человек может бродить по улицам десять лет и так и не встретить того, кого нужно. Миллионы лиц, и никогда того, которое ищешь. Всё, что нужно для того, чтобы найти человека, — это две строчки адреса на клочке бумаги: улица и номер дома. Потеряй этот клочок, и человек пропадет, потеряется среди милей дымовых труб, словно погрузится в Атлантический океан. Это просто кошмар. Город не должен быть таким большим, как этот. Она сейчас, может быть, лежит в больнице без сознания, никому неизвестная, или ее могли посадить в тюрьму, или, может быть, она убита, — а он совершенно ничего не знает! Всё это могло с ней случиться, но он был не в состоянии даже на секунду себе представить, что это действительно случилось. А может быть, она сейчас шикарно проводит время? Но где?
Вечером этого же дня он задал этот вопрос своему другу — рыжей горничной, когда ему удалось встретиться с ней на улице неподалеку от «Нью-Сесил отеля».
— Над этим надо подумать, — сказала она. — Ты не переживай. Если она в городе, мы найдем ее. Ты можешь пожить здесь еще несколько дней?
— Пожить надо всё равно, — ответил он. — Надо узнать, что будет дальше с одним моим знакомым, с Кибворсом. А потом у меня нет работы, так что не к чему торопиться. Что бы там ни было, а неделю я еще пробуду.
— Она могла уехать домой, понимаешь?
— Могла, но, спорю на что хочешь, не уехала. После того, что она говорила мне! Она слишком гордая, чтобы вернуться с поджатым хвостом. Там есть такие люди, которые только этого и ждут. Есть такие люди.
— Знаю и без тебя! — воскликнула горничная. — Я всю жизнь только и вижу таких. Я сразу подумала, что для нее было бы лучше всего быть дома, кажется, я даже сказала ей это, но я понимаю, как ей не хочется возвращаться побитой, когда кучка всяких там ухмыляющихся полудохлых обезьян станет говорить: «А я вам что говорил?» Я бы чувствовала то же самое. Я бы ни за что не поехала обратно. Наверное, тебе придется объездить все эти студии.
— О черт, лучше не надо. Давай подумаем о чем нибудь другом. Я сыт по горло одной студией.
— Хорошо. Но тогда дай мне день-два. Я подумаю и потолкую со своим парнем. Полиции знакомы такие дела. Им всегда приходится разыскивать людей. Где ты остановился?
Он дал ей адрес «Бумеранг-Хауза».
— Может быть, я тебе напишу, — продолжала она. — А теперь вот что. Подумай и о себе денек-другой. Поищи работу или какое-нибудь занятие для себя. И не принимай всё так близко к сердцу. А то, похоже, что ты уже вешаешь нос. У тебя ведь остались еще кое-какие деньги? Вот и хорошо. Попробуй немного развлечься. И гляди веселей.
Чарли пытался последовать совету своего друга горничной, но глядеть веселей не мог. Произошло слишком много событий, и он не мог отделаться от беспокойства. Он нанес еще один визит в Брикстон к Кибворсу, который сардонически улыбался, пока Чарли рассказывал о том, как он пытался заставить «Дейли трибюн» взяться за дело Кибворса.
— Вот что, дружище, — сказал Кибворс, — если бы я с самого начала не был уверен, что у тебя ничего не получится, я бы вообще не разрешил тебе вмешиваться в мое дело. На кого бы я был похож, если бы меня стала прославлять «Трибюн»? Вообще-то с их точки зрения было бы умно сделать это, чтобы дискредитировать меня и партию. Но пресса боссов слишком глупа даже для того, чтобы сделать то, что она может.
Чарли подумал, что Кибворс сейчас говорит с чувством собственной значимости, чего он раньше за ним не замечал. Может, это было оттого, что Кибворс провел несколько дней в тюрьме?
— Ты еще будешь с нами, товарищ, — продолжал Кибворс. — А обо мне не беспокойся. Я отсижу свои пару месяцев, ничего мне не сделается. Посижу, подумаю кое о чем.
«Он начинает говорить, как будто он Ленин», — подумал Чарли и сказал:
— Я не знаю, буду ли я с вами, но когда всё более-менее утрясется, я тоже собираюсь подумать и разобраться во всех этих делах. Суд будет в понедельник?
— В понедельник на Норфолк-стрит.
— Приду. Счастливо.
Вечером в пятницу он получил два письма, адресованные на «Бумеранг-Хауз» — ответы на те письма, которые он отослал. Одно, приятное, было от тетушки Нелли, которая писала, что ей очень хорошо во Френтландзе, потому что на кроватях там пуховые одеяла, а над кроватью приемник, вид из окна на море и одна няня обручена с молодым человеком, который сейчас в Африке. Ответ на его второе письмо, в котором он спрашивал о своей прежней работе, было угнетающим. Оглсби, управляющий АКП в Аттертоне писал, что так как Чарли был лишь переведен на завод в Аттертоне, то его заявление переслано в Главное управление. В то же время Оглсби поставил в известность компанию, что место Чарли занято и что он, Оглсби, не имеет ни малейшего желания вновь видеть Чарли. Злая приписка в конце рекомендовала Чарли обратиться насчет работы к его друзьям из «Дейли трибюн». Дело было проиграно. Оглсби рассчитывался за ту сцену ночью, когда Кинни рассвирепел и заставил Оглсби уступить. Получалось, что Чарли теперь потерял всякую связь с АКП. Он — безработный. Надо искать что-то другое. Может, не тратить деньги впустую, а открыть какое-нибудь маленькое дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33