Но Билли, выйдя на ринг, ничем не показал, что ему жаль себя. Застенчивый и неловкий парень в поношенном костюме и шарфе куда-то исчез. Билли был спокоен и уверен в себе. Было приятно смотреть на его широкие покатые плечи, на бронь его мускулов, плавно колеблющихся при каждом движении. Он поднял руку, приветствуя зрителей, и с видом чемпиона уселся в своем углу. Бирмингемец был очень искусен, чувствовалось, что он опытный боксер. Он так мастерски защищался, что «длинные» Билли и его неутомимое перемещение по рингу казались бесполезными. В первые два раунда бирмингемец нанес несколько сильных ударов по корпусу, но Билли Григ, или презрительный полубог, притворяющийся Билли Григом, даже глазом не моргнул. В нем было какое-то необъяснимое превосходство. В середине третьего раунда последовал молниеносный удар, и бирмингемец покатился по полу. Потребовалось несколько минут, чтобы вывести его из состояния забытья и дать возможность сообразить, что на этот раз матч уже окончен.
Билли, с грустью посмотрев на своего бывшего противника, слегка приподнял руки в перчатках и, поприветствовав таким образом ревущих горожан, сбежал с ринга, чтобы вновь обрести облик знакомого Чарли нескладного и застенчивого парня.
— Джонни, если Билли и дальше пойдет тем же темпом, он будет чемпионом, — горячо сказал Чарли, — да-да, через год-два ему будет не с кем драться. Ручаюсь, стоит кому-нибудь начать его тренировать.
— А я тебе что говорил? А ты не верил, — ответил Джонни. — Беда только, мать ему не разрешает заниматься боксом. Он у них самый младший. И она всё время пилит его, а он, бедняга, до смерти ее боится. Если бы им позарез не были нужны деньги, ему бы и разу не пришлось подраться. Ручаюсь, стоит кому-нибудь начать его тренировать по-настоящему, и мать запретит ходить на тренировки, вообще заставит бросить бокс. А он никогда не смеет драться без ее разрешения. В доме его тогда просто загрызут.
— Ну и народ же здесь, — сказал Чарли, улыбаясь. — Непонятный народ, я всегда говорил так.
В действительности он не считал жителей Слейкби непонятными людьми. Он понимал, что судьба их была необычна — они жили в большом городе, который практически не существовал. В Бендворсе и Аттертоне, в городах, где он жил, люди знали, что такое безработица или что такое работать неполную неделю, знали, что значит, когда одна за другой закрываются фирмы, но там люди знали, что это — просто тяжелый период, как уже было один или два раза. В Слейкби было по-иному — город, похоже, умер раз и навсегда. Все его самые большие предприятия были закрыты навечно, новые не строились. Никто не собирался здесь начать что-либо в широких масштабах. «Слишком высокие налоги на производство», — пояснил дядя Том. Те, кто жил в Слейкби, могли строить корабли или корабельные машины, но никто уже не желал строить корабли и корабельные машины в Слейкби. Жители Слейкби вообще уже были нигде не нужны, чтобы строить корабли или корабельные машины, в чем они были такими мастерами. Они были готовы переменить профессию, но никакая другая профессия не нуждалась в них. Что же им оставалось? Что ожидало Слейкби? До сих пор Чарли думал, что он кое-что понимал в безработице, в кризисе, однако только в эту неделю он понял, как действительно мало он разбирается в таких вещах. Если Англия в течение семи лет была не в состоянии обеспечить хоть какой-нибудь работой таких людей, как Том Аддерсон, значит, Англия, говоря прямо, сама была в чертовски бедственном положении. Он попытался читать парламентские новости, но всё, что он узнал из них, казалось ему, имело такое же отношение к действительному положению дел в Слейкби, как сбор грибов в мае.
Он начал соглашаться с мнением Джонни о политических деятелях. Было бы лучше, если бы парламент время от времени заседал не в полумиле от «Нью-Сесилотеля», а в конце Фишнет-стрит. В первый раз за всю свою жизнь он начал серьезно задумываться над существующей системой. Задуматься над ней помогли его странные приключения, неделя пребывания в Слейкби, включая не только его собственные впечатления, но и высказывания доктора, над которыми нельзя было не задуматься, дяди и брата. От этих высказываний он растерялся, однако его не покидала решимость разобраться во всей этой путанице. Вот что принесла ему поездка в Слейкби. Однако это было не всё.
В следующий понедельник в дом торжественно вошел доктор Инверюр.
— Так вот, миссис Аддерсон, — начал он с места в карьер, — вы знаете, что вы — больная женщина. Минутку, минутку, не перебивайте меня. Я намерен отправить вас туда, где вы получите надлежащее лечение. Вы поедете в Френтландз, на побережье. Отличное место. Я обо всем уже договорился.
Тетушка Нелли в первые минуты могла только смотреть на всех. Ответить за нее вынужден был муж.
— Не может быть. Вы, доктор, отлично знаете, что мы не в состоянии заплатить. Из камня воду не выжмешь.
— Платит Чарли! — крикнул Джонни, не в силах больше держать всё в секрете. — Он сам говорил мне.
— Чарли!
— Да, тетушка.
— Нет, как же так? Погоди, мальчик. Как же так…
— Довольно, довольно, Аддерсон! — зарычал доктор. — Платит племянник. Он может сделать это. Он, черт побери, богаче, чем я. Вопрос решен. И всё остальное тоже решено. Предупреждаю вас, если вы попробуете совать в колеса палки, когда уже всё сделано, я больше никогда не приду в этот дом, даже для того, чтобы подписать свидетельство о смерти.
— Но мне сейчас не надо никуда ехать! — воскликнула тетушка Нелли. — Ну, посмотрите на меня, доктор. Правда, я лучше выгляжу? Всю неделю мы с Чарли гуляли, ездили даже к водопаду.
— Конечно! Восторги вас приободрили немного — и всё. Ну-ка пульс. Отвратительный. Отвратительный пульс.
— Кроме того, кто будет ухаживать за…
— Сами за собой поухаживают, не младенцы. Неужели вы хотите, что бы они только и ждали, что вы их покормите с ложечки? Если нет, так поезжайте туда, где из вас сделают более-менее здоровую женщину, и потом цацкайтесь с ними сколько душе угодно. А теперь, довольно всех глупостей. Не думайте, что я обзвонил полгосударства, а ваш племянник приехал сюда из Лондона только для того, чтобы слушать, как вы городите всякую чушь. Будьте готовы к половине седьмого, и я сам отвезу вас туда. У меня вызов по пути… Только вас, запомните, а не всю семью. В полседьмого.
Том Аддерсон взял его под руку и тревожно спросил:
— Там ей будет хорошо?
— Хорошо! Да там она будет жить так, как никогда не жила. Туда надо ехать всем нам! А теперь мне надо переговорить с этим молодцом.
Он вытолкал Чарли из комнаты, потом из дома.
— Лучшего места для нее не найти. У них там новый метод лечения, очень успешный метод.
— Ей сейчас немного лучше, чем тогда, когда я приехал, — сказал Чарли.
Доктор фыркнул.
— Нисколько. Просто нервный подъем, который переутомляет ее сердце. — Он пристально посмотрел на Чарли. — Мы, вам известно, чудес не творим. Джолли — он заведует лечебницей в Френтландзе — очень талантливый врач. Если еще что-то можно сделать, всё будет сделано. Если нет, не вините его, не вините меня, не вините природу. Вините этот идиотский мир, в котором мы живем, который просто берет крепкую духом, умную, хрупкую женщину, такую как миссис Аддерсон, и сворачивает ей, как цыпленку для супа, шею.
— А деньги?
— К черту деньги! Люди выдумали деньги для своего удобства, а теперь они висят на шее, как мельничные жернова. Ладно, вот вам моя визитная карточка. Напишите мне, когда будете собираться уезжать, и сообщите, где вас найти. Думаю, что вы не надуете нас…
— Нет, не надую.
— Полагаю, что этого не случится. Пришлите мне свой адрес, а в доме положите конец всей болтовне. Вы сняли с меня заботу об одном больном, но чтобы помочь всем, нужен Рокфеллер. Да и он не поможет. Ну ладно, до свидания.
Оказалось, что Чарли, вернувшись в дом, должен был многое улаживать. Джонни кричал на отца, потому что отец не желал сразу же соглашаться с этим великолепным планом. Тетушка Нелли страшилась оставить их и была в ужасе от предполагаемых расходов Чарли. Муж ее был обижен тем, что раньше ему никто ничего не говорил, и облегчал свое сердце тем, что кричал на Джонни. Чарли сообразил, что самым правильным будет взять всё в свои руки, что он и сделал, объяснив вначале со всеми деталями, что сказал доктор, а затем подчеркнул, что может позволить себе заплатить за лечение тетушки и что его обидят, если откажутся от его помощи. Таким образом все было улажено. В половине седьмого тетушка Нелли уезжала с доктором во Френтландз. Оставшиеся несколько часов она то смеялась, то плакала. Она смеялась, представляя, как в доме будет хозяйничать муж и Джонни, и плакала при мысли, что ей надо оставить их одних и еще потому, что Чарли был такой добрый.
— Я не знаю, герой ты или нет, Чарли… — начала она.
— Нет, не герой, — торопливо ответил Чарли. Слова его означали именно то, что он думал.
— …Но я знаю другое. Ты — славный парень, и если мир устроен так, как он должен быть устроен, — когда-то я так и думала, а теперь иногда начинаю сомневаться, — если мир устроен как надо, тогда ты должен прожить хорошо и счастливо. И я думаю, что так и будет, и тебе не придется страдать. И не говори, что твоя тетка не может произносить речей. Посмотри на дядю с этим чемоданом. Ручаюсь, что когда я вернусь, в доме не найдется ни одной целой сковородки или кастрюли.
— Не забивай себе этим голову, — взволнованно сказал муж. — Правда, Джонни, она не должна думать об этом?
— Конечно, не должна. Просто забудь обо всем — и всё. Просто не думай… Об этом как раз говорил доктор. Правда, Чарли?
Чарли подтвердил, что это было так.
— И вы не беспокойтесь. — Тетушка засмеялась. — Когда я приеду, я буду такой толстой и ленивой, что вам всю жизнь придется возиться со мной.
— Пришла машина, — объявил Джонни.
Она обернулась и посмотрела на мужа.
— Ведь мы правильно решили, Том, дорогой!
— Конечно правильно, Нелли. Ты должна поправиться — вот и всё.
— Вы будете без меня скучать, правда?
— Мы? Нет.
— Ах, так? Ах ты большой и глупый бездельник! Как можно говорить такие вещи женщине!
С этим они расстались. Что думал доктор Инверюр, когда трогал машину? Думал ли он о том, что через несколько недель к тетушке вернется здоровье, думал ли он, что для такого слабого сердца, которое могло остановиться каждую секунду, поездка эта может оказаться слишком поспешным и ненужным предприятием и что тетушка Нелли, возможно, видит Фишнет-стрит в последний раз, или, быть может, он думал не о ней, а о Министерстве здравоохранения и комиссии по проверке нуждаемости, или о банкирах и экономической системе? Чарли не знал этого.
Когда через час пришла с работы Мэдж и узнала, что произошло, она пылко расцеловала Чарли, измазав его губной помадой. Далее она заявила, что намерена начать приготовления к отъезду.
— Не говори глупостей, — сказал отец.
— Это не глупости. Мама благодаря Чарли устроена, и я уезжаю. Если хотите знать, так только мама и удерживала меня. Я не могла ее бросить, такую больную. Теперь я могу уехать и уезжаю.
— Куда?
— Мм… Для начала — из Слейкби. Это — главное. Отец, здесь больше мертвого, чем живого. Правда, Чарли? Что мне здесь делать? Восемнадцать шиллингов в неделю в кондитерской — вот всё, что мне здесь можно заработать. Ты сам не можешь найти работу. Большинство мужчин без работы. А что будет с нами, если остаться? Выйдешь замуж, родишь ребенка и будешь жить в задней комнатке у свекрови. Будешь существовать на пособие по безработице. Чего же бояться? Кроме того Слейкби надоел мне. Если он наполовину умер, так умирать с ним я не хочу. Нет, спасибо.
— Всё понятно, — сказал отец сухо.
— Очень хорошо, что понятно.
Отец вспыхнул.
— Нет, не понятно! Как ты смеешь так разговаривать со мной. Кого ты из себя строишь? Только вчера исполнилось двадцать лет и уже начинаешь…
— Да, я достаточно взрослая, чтобы знать, что я хочу! — крикнула Мэдж.
— Нет, не знаешь! Ты… ты еще глупая мартышка! Не знаешь, ничего не знаешь! Ишь ты, какая взрослая! Твое место здесь, со мной и матерью!
— Мое место там, где мне будет лучше, — возразила она. — Я много об этом думала. Если хочешь знать, сейчас такая жизнь, что каждый должен думать о себе. Не подумаешь о себе, никто о тебе не подумает. Теперь я позабочусь о себе сама, довольно. Я знаю, что делаю.
— Знаешь, что делаешь? Ты ребенок! Выпороть тебя надо, вот что.
— Только тронь. Попробуй только тронь.
Для Тома Аддерсона это было слишком, и он отвесил ей звучную пощечину.
Секунду Мэдж была недвижима. Потом сказала:
— Всё, больше говорить не о чем, — и выскочила из-за стола. Разразившись целым потоком слез, она убежала наверх.
Отец, побледнев и задрожав, превратился в несчастного старика. Он сел и забормотал:
— Не надо было делать этого. Не надо было бы это делать.
Чарли молчал. Он не знал, что говорить, минуту он даже не знал, куда смотреть. Дядя Том заговорил первым.
— Если человек решил уехать, его не остановишь, — медленно сказал он. — Теперь она уедет, теперь она, конечно, уедет. Как примет это мать, не знаю.
— Не надо ругать ее, дядя, за то, что она хочет уехать, — сказал Чарли. — Она права. Что ей здесь делать?
— Это ее дом.
— Да, но всё сейчас не так, как было раньше.
— Ты хочешь сказать, что теперь мы годимся только на свалку? Что если ты не можешь заработать на жизнь, значит, ты уже бездомный? — горько спросил дядя Том. — Так, что ли? Может быть, ты прав, может быть, и прав.
— Я этого не говорил, — запротестовал Чарли.
— Э, нет. Ты как раз сказал это, дружище.
— Она сама позаботится о себе. А здесь это невозможно. Для девушки сейчас есть только два пути: или найти работу, или выйти замуж. Она думает, что найдет работу получше, если уедет. Я тоже так думаю. А если она собирается замуж, так для нее будет лучше, если она сделает это где-нибудь, а не здесь. Вы ведь не хотели бы видеть, что она выходит замуж за какого-нибудь приятеля Джонни.
— Не хотел бы. Но мать и я боимся, что если она уедет, то попадет в беду.
— Может быть, а может быть, и нет, — ответил Чарли, который знал Мэдж сейчас намного больше, чем неделю назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33