Чинно вышагивает военный патруль, так называемая «накры-вашка», предводительствуемая офицером. Офицеру жарко, и он охотно зашел бы куда-нибудь выпить пива, но ему неловко перед своими подчиненными. Солдатам жарко, и они предпочли бы заигрывать с каждой смазливой девчонкой, встречающейся им на пути. Тетка возле киоска вопит: «Вечерняя Прага!»—словно это никому не известно. Юная парочка ужинает сосисками на узкой стойке перед ларьком, у девушки обрывается цепочка на шее и падает в горчицу. Услужливый юноша извлекает ее и благоговейно облизывает. Девушка вспыхивает и издает брезгливое восклицание. Стоящий под фонарем поэт записывает только что вылущившисся стихи — три-четыре красивых словечка, цена которым, согласно гонорарной ставке, двенадцать крон пятьдесят геллеров. Пани с таксой встречает даму с фокстерьером, собаки тотчас принимаются облаивать друг друга.
— Пойдем, Азорик, собачка-то вон какая противная, фу!
— Что, Пезарчик, он тебе не нравится, правда? Ну, конечно, мы такие красивые, такие пригожие, не станем же мы связываться с этакой шваброй!
— Позвольте, дама, кого это вы... — И так далее.
— Хотите меня «увести»?— спрашивает Ирену потенциальный пассажир.
60 Она смотрит на него. «Нет, этого я не, хочу. Это мужчина ,,я все знаю", „я всюду был двадцать раз". Завести любовника? Что ж, в конце концов, почему бы и нет? Почему бы и нет, если на следующий день он будет в состоянии сказать: „Вчера я влюбился". А этот произнесет: „Вчера я трахнул одну шоферицу. Она стоила того, чтобы согрешить. Клянусь. Но ведь на этой неделе она уже третья. Пора, старина, с этим кончать. Серьезно, пора мне с этим кончать!"»
— Вам куда?
— Нусли. Пуп Земли.
— Садитесь.
— Ирена Сладкая. Вам это идет. Я сладкое люблю. Даже очень. А вы?
. —М-м-м...
— А не встречались ли мы с вами раньше?
— Как знать... может, я вас уже везла.
—- Нет, я не о том. У кого-нибудь, в какой-нибудь компании? Вечер отдыха в саду —вам это ничего не говорит? Лампионы, напитки мы охлаждали в таком бассейничке. Там еще выступал певец, как его... Зих? Лауфер? А, разве их всех упомнишь? Или мы были у какого-то скульптора?
— Сомневаюсь.
— Да нет же, дай бог память. Может, вы мне поможете,— говорит он и кладет на приборный щиток визитную карточку.— Франта Горкий, то бишь архитектор. Архитектор-дизайнер. Интерьеры. Могу сознаться — у богатых беру, бедным даю. Все, что сдеру с какого-нибудь толстосума, растрачиваю на красивых барышень, потому что для них я из принципа проектирую бесплатно. Вы не заинтересованы? И в ближайшем будущем не заинтересуетесь? Не отказывайтесь от свалившегося на вас счастья. Я делал 1шп§ 1 для Карлуши Готта. Уж такой я шустрый.
— Да уж,— проронила Ирена.
— Если вы когда-либо придете к выводу, что все-таки нуждаетесь в моей помощи, я к вашим услугам во всех отношениях. Моя визитная карточка у вас есть. Вот здесь меня вполне устроит. Ну теперь наступает самое скверное — пора расплаты.
— Тридцать семь крон.
- ДЯДЮШКА САРОИЯН,-
произносят мое имя прекрасные уста, которые всякий раз
1 Интерьер (англ.).
заставляют меня ощутить слабость в коленях.— Можно с вами посидеть немного?
— Ну конечно же, прекрасная дама, я буду только рад,
— Дядюшка, оставьте вы на сегодня эту даму! Мне не до шуток.
— Присаживайся, голубушка. Можно тебе что-нибудь предложить? Кофе? Или чай заварю, хочешь?
— А немножко винца у вас не найдется?
— Что за вопрос! Как у всякого порядочного человека! Есть немного красного, как раз на двоих.
— Вот хорошо, дядюшка. Я попала в аварию. Небольшую и не по своей вине. Не посадят. И все же мне как-то...
— Держи, выпей! За твое здоровье и за то, что ты цела и невредима.
—Этот дурак выскочил на меня сбоку на скорости девяносто. И вместо того чтобы радоваться, что остался жив... что с ним вообще ничего не случилось...
— Ну, ну, не надо, не говори, теперь уже все позади. Будь рада и выпей. Не торопясь, помни, что ты пьешь, по сути дела, солнышко.
— Дядюшка Саройян, можно я подержу вас немножко за руку?—всхлипывает она.
— Ради бога. Да ты не стесняйся. Я и сам уже тыщу раз ревел.
Я обнимаю эту темноволосую головку и прижимаю ее к своему плечу. Ничто во мне в эту минуту не ёкает и не напоминает о моем мужском начале. Я лишь радуюсь тому, что не то господь бог, не то природа—-кто из них, это меня не так уж интересует, потому как довольно скоро мне предстоит об этом узнать,— даровали нам плечи. У меня такое чувство, будто они изначально были придуманы для таких вот целей.
— Почему я такая несчастная?
— Милая Ирена, тебя ведь зовут Ирена, не правда ли? Я, сестренка, обнимал в своей жизни немало женщин. И со временем пришел к выводу, что, в сущности, они плохо выражают свои мысли. Говорят: «Я несчастна», но это еще ничего не значит. На самом деле они хотят сказать: «Я мечтаю о счастье». Я мог бы продолжать и говорить до самого утра. Но я вижу — ты умница.
— А вы знаете, я ведь только теперь поняла, почему вас называют дядюшкой Саройяном.
Я смеюсь.
— В таком случае ты сообразительнее меня. Я не понимаю этого до сих пор. Это придумала одна веселая...
— Осталась там еще капля?
62 — А то как же, вот она!
— Дядюшка, так давайте за солнышко, потому что... сама не знаю почему.
— У меня есть серьезное подозрение, что мы становимся сентиментальными. Мы, двое взрослых людей, так что... «будем живы — не умрем»—с такими словами поднимали кружки солдаты, которые высадились в Италии; по крайней мере, так писали, сам читал.
— Да нет же, вы там были!
— Был и погиб там. Я и в России погиб, и в Германии мне был каюк. Я повсюду погиб и повсюду остался жив.
Красавица таксистка выпила за мое здоровье.
— Черт побери!—вздохнула она. В жизни каждого человека есть минуты, когда он говорит по Травничеку2.— Черт побери, дядюшка, были бы вы лет на двадцать моложе! Или хотя бы на десять!
— Ступай спать, девочка!
— Спокойной ночи. И — спасибо!—сказала она и погладила меня по руке.—У вас самые добрые руки из всех, какие я знаю.
— Ну, марш спать, пока я тебя не отшлепал!
Она чмокает меня в колючую щеку и убегает к лифту.
Глава V
СТОЛИЧНАЯ СЛУЖБА ПЕРЕВОЗОК организована по типу армейской, недаром во главе ее стоит генеральный (от слова «генерал») директор. Ступенью ниже — директора отдельных транспортных подразделений. Таксопарками ведает предприятие пассажирских . перевозок, дирекции которого подчинены руководители отдельных транспортных звеньев. Каждое звено делится на колонны, а колонна —на бригады. Мужчинам подобная структура должна казаться в высшей степени естественной, поскольку с того самого дня, как они впервые побрились, мир для них разделился на полки, батальоны и роты, а то так и на эскадрильи, звенья. Все это было выше разумения Ирены, она понятия не имела, что и для чего было создано. Тарахтя, въехала она с помятым крылом в ремонтную мастерскую и обратилась к ближайшему пареньку, перепачканному машинным маслом.
1 Здесь: отнюдь не (нем.).
2 Травничек Франтишек (1888—1961)—известный чешский лингвист, автор толкового чешского словаря,
— Авария?—спросил он деловито.
— Авария.
— В таком случае моя хата с краю, сперва должен поглядеть техник.
— Авария?—спросил механик с надеждой в голосе. В Ирениной колонне эту должность занимал ярый антифеминист. Он был убежден, что место женщины — на кухне и в детской, возможно потому, что из его кухонь и детских, которыми он обзаводился поочередно, ушли уже три жены.— Я всегда говорил. Таксистом должен быть человек с железными нервами. Вам понятно? Человек. А не какая-то дамочка, которая...
— Мне нужно на линию,-—заявила Ирена.— Поговорить мы можем и потом.
— Разумеется, план есть план. Вы обязаны ездить, просто-напросто обязаны. Но машину, которая попала в аварию, золотко, сперва должен посмотреть директор парка. На столе у него должна лежать объяснительная записка, когда это произошло, как произошло, кто находился за рулем в нетрезвом виде и так далее и так далее. А до этого Я ничем ПОМОЧЬ Не могу.
Директор парка сидел на совещании и курил сигарету за сигаретой. До его сведения было доведено, что пришло время держать экзамен, что настал «момент истины». Столица готовится к общереспубликанской спартакиаде.
— Надеюсь, здесь нет никого, кому это не известно,— наклонился оратор к собравшимся,—Нужно обеспечить, нужно сделать. Совершенно необходимо... Дело чести каждого... Каждый из нас винтик того механизма, который... Мы во что бы то ни стало обязаны...
Оратор стремился воспламенить слушателей, разглагольствуя о таких понятиях, как честь и слава, а те, оставаясь равнодушными, думали о своем — о запасных частях, которых днем с огнем не сыщешь, о новых покрышках, о которых снова можно будет справиться лишь в третьем квартале (вы же знаете, что сгорел шинный завод, вы же читаете газеты), о строгих и регулярных осмотрах, на которые каждые полгода городская транспортная инспекция вызывает казенными повестками; на сей раз они будут еще строже, так как, по всей вероятности, и там сейчас выслушиваются подобные словеса. «Для обеспечения нормального проведения надлежит... Для бесперебойного обеспечения необходимо... Чтобы не уронить марку, необходимо
Молодой активист, жаждущий выбиться в люди, века кивает и до небес превозносит оратора:
— Вы открыли нам глаза, это было необходимо, действительно, в повседневной спешке мы даже толком не осознаем, что...
Старый практик скептически ссылается на опыт прежних лет. Город будет переполнен. Толчея будет страшная.
— Составим четкое расписание. Ясно?
— А как насчет платы за сверхурочные?
— Держи карман шире!
Директор предприятия, нахохлясь, возвращается к себе в кабинет. Ирена вскакивает со стула.
— А, это вы? Заходите!—говорит директор...
— Ну, хорошо,— говорит он, дочитав лежащую перед ним на столе объяснительную записку.—Только почему должен этим заниматься я? Отремонтируйте машину и ездите себе на здоровье, при чем тут я?
Тем временем механик-женоненавистник ушел на обед. Послеобеденное время самое благоприятное. Мир предстает в розовом свете, в такие минуты мы порой тешим себя надеждой, что наши друзья возвратят нам толику денег, взятую взаймы бог весть когда. То-то хорошо было бы жить вот так, спокойно, не мудрствуя лукаво,— вкусно поесть, сладко поспать и каждый день начинать с хорошей разминки. Механик возвращается с улыбкой на лице.
— Мать честная, вы еще здесь? Что, не поймали шефа?
— Почему же? Он сказал, что машину надо отремонтировать и продолжать ездить.
— Гм. Ладно, давайте посмотрим,—говорит механик. Он скидывает пиджак и надевает синий халат.— Ну что ж, новое крылышко выпишем. Правда, старое можно бы выправить, но на это уйдет уйма времени. Насчет бампера я договорюсь сам.
— Надо думать.
— Где же эти накладные, куда я их засунул?
— Правое крыло для «Волги»? Не смешите меня!- говорит кладовщик в мастерской.— Последний раз я видел такое, когда в Прагу приезжал его всемилостивейшее величество шах Пах-лови, ах, пардон, при даме, Реза Пехлеви. Когда Бартон последний раз разводился с Тэйлор. Ничем помочь не могу. Но ребята вам выправят.
— А сколько примерно понадобится времени?— спросила Ирена.
— Сколько? Сегодня у нас десятое. Пятнадцатого утром приходите, в восемь ноль-ноль все будет в ажуре!
— А если подмазать?—Дама протягивает руку к сумочке, ибо знает, что почем.
— Между нами, поскольку это вы, а я питаю к вам
слабость,— не советую! До вас тут уже были другие и подмазали будь здоров. Так что при всем желании это может быть готово четырнадцатого вечером.
— Понятно. Здорово же вы мне опять помогли.
— Угу. Правда, тут у меня нашелся бы один жестянщик, который...
— Спасибо. У меня есть свой,— говорит Ирена и садится в машину.
НЕВИДИМАЯ СЕТЬ,
натянутая над городом, всех объединяет и оберегает. Ире-нина записная книжка испещрена телефонными номерами парикмахерш и врачей — специалистов, мастеров и продавщиц, торгующих дефицитными товарами. Вам претит подобная практика? Нам тоже. Но разве найдется сумасброд, который отправится в джунгли без огнестрельного оружия или, по крайней мере, охотничьего ножа?
Ирена протиснулась в телефонную будку и набрала номер. Так, мол, и так, мне помяли крыло. По договоренности пли по наряду? Определенная часть выручки каждого таксиста предназначена для ухода за машиной и ремонта, ее называют фондом транспортного средства. Так что речь идет о работе по наряду предприятия, ну а за любезность — наличными.
— Можете подъехать поближе к вечеру? Думаю, часа за два мы это дело провернем. Буду рад вас снова увидеть.
Рука руку моет — это знает каждый наблюдательный человек. Что до меня, то я люблю наблюдать. Из двух рук лишь одна правая, это так. Но что бы она стала делать без левой?
ИРЕНА ВЕСЕЛО МАШЕТ
мне рукой.
— Я уже опять как новенькая,— радуется она.— Никто и не заметит, что меня долбанули. Сейчас приму душ, что-нибудь перекушу — и за дело. Хочу сегодня наездить километров двести.
— Вам письмо,—говорю я, протягивая ей конверт.
— О-о... — У нее вытягивается лицо.—Материнские нравоучения. Почему я так долго не кажу носа дома, совсем забросила свою старенькую маму, и это — в благодарность за всю ее доброту, ну да что вам рассказывать. Мне скоро тридцать пять, вам я в этом могу признаться, вы не проговоритесь. Но мама все еще думает, что мне не обойтись без ее наставлений. Если холодно, надень теплый свитер! Если с кем-нибудь познакомишься, привези его ко мне, погляжу, что он за птица! Пижамы носи лучше фланелевые, если не хочешь плакать в старости! Я развожу руками.
— Ну да,— произносит она,— что еще остается — махнуть на это рукой.
Она взбегает по лестнице (лифтом, как я заметил, Ирена пользуется только в тех случаях, когда она в туфельках на высоких каблуках), громко здоровается.
Львица сидит на кровати, приложив ко лбу мокрое полотенце.
— Что случилось?
— А-а-а...
— Этот... регбист? То есть волейболист?
— Подлец он, подлец, и все! Он женатый! Развестись я не могу, говорит, у меня маленькая дочка, и она так привязана ко мне, так привязана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37