Я на Таити, с которым нет телефонной связи. Я '"пропал без вести. Я «безвестная пропажа», как выражается один мой приятель, кстати сочинитель детективных романов.
Будучи человеком дисциплинированным, я, разумеется, поединок проигрываю. Беру трубку.
— Слушаю! Глухий!—отзываюсь я, как обычно. Это всего-навсего жалкая острота, я понимаю, но все-таки лучше, чем ничего.
— Майор Бажант.
— Да, слушаю,— осекаюсь я.
— Через десять минут за вами приедут. Срочное задание.
— Понимаю.
— Все! — Трубка на другом конце провода падает на рычаг.
О служебных делах наш начальник не распространяется по телефону, дома у него тоже, небось, висит плакатик
со скосившим глаза диверсантом, какой маячил у каждого аппарата в части, где я проходил военную службу. БУДЬ БДИТЕЛЕН! ВРАГ ПОДСЛУШИВАЕТ! А, ладно, в конце концов, через несколько минут я узнаю, в чем дело.
Я выбираюсь из постели, бегу ставить воду для кофе. Теперь наоборот — нужно снять усталость, нейтрализовать действие снотворного. Так я и знал, что его не следует принимать, ведь было предчувствие! Все мы делаем глупости. Поскольку времени у меня в обрез, наливаю в ковшичек воду из крана с горячей водой. Самый верный способ сделать кофе невкусным. Теплая вода у нас отдает машинным маслом. Едва успеваю обжечь нёбо, как уже звонят у дверей. На пороге мне ехидно улыбается капитан Экер.
СОБСТВЕННО, НАСТОЯЩАЯ ФАМИЛИЯ капитана Экснера — Бавор. Камил Бавор. А с этим Экспером мы так, валяем дурака, дали ему такое прозвище. Мои читает о приключениях своего дыхание. И невольно начинает ПОХОДИТЬ на своего кумира. Отличной дикцией, манерами и безукоризненным внешним видом. Еще бы ему не одеваться с иголочки, ведь он женат! У него есть кому позаботиться о рубашках и костюмах. Он не чета нашему брату, кто сам стряпает, сам стирает, ходит в химчистку, сам занимается глажкой. — Доброе утро! — с тошнотворной бодрецой восклицает он.— Надеюсь, мы разбудили тебя вовремя, как раз ты спал без задних ног! Я хмуро водолазку, которая сдавливает мне, и отправляюсь на работу.
ТОЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ не обойтись, какая бы профессия у вас ни была, а в нашем деле тем паче. Это верно, что многие предпочитают не иметь с нами никаких дел и дают нам всевозможные прозвища. Но есть у нас с этими юмористами нечто об все мы хотим, чтобы жизнь была чистой и безопасной для каждого. Но сделать жизнь такой нельзя без мусорщиков. Обычно те, кто и слышать о нас не хочет, когда приспичит, взывают к нам громче всех.
Меня прямо зло берет, когда мы расследуем какое-нибудь самое что ни на есть заурядное дело, а те, кого оно касается, молчат как рыбы. Мы мечемся, разыскиваем.
В конце концов до истины мы почти всегда докапываемся, но. сколько времени на это уходит! Если хоть немного везет, то примерно через неделю мы добываем информацию, которую могли бы получить сразу.
— Почему вы не сказали нам об этом сразу?
— Вы об этом не спрашивали. А потом, что я, стукач, что ли?
Удивительно. Знаю, что, несмотря на все предубеждения, большинство людей готово нам помочь, большинство людей не выносит тунеядцев и бандитов. И потому мы получаем письма без подписи, нам звонят по телефону, не, называя своего имени.
«Обратите внимание на Яноушека!»
«Не хотели бы вы заглянуть в ведомости выдачи зарплаты за сентябрь?»
«Спросите у Франты, что он делал в среду в пятнадцать часов!»
Сегодня в половине второго ночи кто-то позвонил дежурному.
— На шоссе при въезде в Южный город стоит такси, за рулем мужчина. Я остановился спросить, не нуждается ли он в помощи. Не сделалось ли ему плохо или еще что-нибудь, ну, знаете, всякое бывает. Такое может случиться с каждым, поэтому я и остановился. Но ему уже никто не поможет, он мертв. В него всадили нож, наверное бандиты. Прямо в шею. Все залито кровью,
— Ваше имя и адрес? — спросил дежурный, нажимая на кнопки пульта перед собой.
— Пардон, но встревать в это дело я не собиралось. Я вам сообщил, остальное ваша забота.
Итак, мы едем. Бавор закуривает «Спарту», я приоткрываю окошко, чтобы холодный воздух помог мне немного прийти в себя.
ПА АВТОСТРАДЕ
мы оказались мигом. Сразу было ясно, что здесь что-то произошло: машина «скорой помощи» с вращающейся мигалкой, две оранжевые милицейские машины, одна черная «Волга» от нас и двадцать или тридцать автомобилей, водители которых остановились из любопытства. Они теснятся, словно в театре, вытягивают шеи, оживленно переговариваются.
—- Разгоните, к черту, эту колонну,— первое, что ворчливо произносит Бавор, выходя из машины.— На кой дьявол вы здесь торчите, ребята?
И вахмистры пристыженно расходятся.
— Я уезжаю тоже,-—запальчиво произносит врач «скорой помощи».— Я приехал, когда ваши люди тут уже были. Я здесь абсолютно не нужен, этот парень мертв, по крайней мере, уже полчаса.
— Ладно, проваливайте!
— Меня здесь держали, будто это сделал я. Не позволяли уехать. Говорю вам, тут медицина бессильна. Он был готов за две минуты.
— Понятно. Если вас уже записали...
— Я же вам говорю! Будто это сделал я. Вон тот майор все записывал, накатал обо мне полблокнота!
— Ну, если младший лейтенант все записал — езжайте.
— Уверяю вас, даже если бы мы в ту же минуту взяли его к себе, то все равно...
— Чтоб я вас здесь больше не видел, иначе мы вас в самом деле задержим!
Врач еще некоторое время переминается с ноги на ногу, а затем залезает в санитарную машину. Совсем молоденький, возможно, с подобным ему пришлось столкнуться впервые. Видно, что ему нужно выговориться. Со светящимся маячком (КОГО он собирается предупреждать в два машина «скорой помощи» наконец отъезжает.
Фотограф кончил свое дело, кончил свое дело врач. Можно теперь приниматься за работу, и мы раскладываем на капоте машины документы, ключи от квартиры, массу мелочей, которыми заполняют свои карманы мужчины.
— Денег негусто,— констатирует Экснер.— Сто семьдесят крон и монетница с мелочью. Неужели просто хули-ганы?
— Те бы взяли все. Таксисты ведь большие махинаторы,— говорю я и осматриваю сиденье.
Чехол, руль, лобовое стекло — все покрыто запекшейся кровью. Отвратительное зрелище, стоит ли его описывать? Весь наш народ читает детективные романы, и потому каждый может себе представить, как выглядит машина, в которой кому-то вскрыли артерию.
Я подсовываю руку под чехол на сиденье и вытаскиваю еще один бумажник, в котором пятнадцать сотенных.
— Что бы мы делали без тебя, Бертик! — посмеивается Экснер.— Да только это еще ни о чем не говорит. Тот, кто напал на него, мог этого и не знать.
— Ну уж, извини, это знает каждый! — сухо говорю я.
— Два — ноль в твою пользу, потому что я этого не знал. Я такси не пользуюсь. Живу размеренной жизнью женатого человека, заботливого отца семейства.
— Что дальше? Есть слабая надежда что-либо узнать
в диспетчерской — может, там скажут, не ехал ли он по заявке.
— Да, попытаться можно. И надо заглянуть к нему на квартиру. Хочешь поехать в диспетчерскую?
— Могу,— отвечаю я, поскольку кто-то должен же ехать в диспетчерскую.
— А потом тоже приедешь на квартиру.
На месте происшествия делать больше нечего. Машину погрузили и увезли, на шоссе никаких следов. Молодчику, который все это натворил, нужно было каким-то образом отсюда убраться, поэтому мы подключаем и служебную собаку. С отвращением она обнюхала сиденье, внезапно взяла след и довольно обнадеживающе рванулась вперед, но все кончилось на остановке ночного автобуса. Утром надо будет выяснить, кто из шоферов работал в ночную смену, но этим пусть займется кто-нибудь другой.
БЕДНЫЕ, НЕСЧАСТНЫЕ СУЩЕСТВА
эти водители такси! Утром в квартире Антонина Ферецкого (так звали убитого) мы замерли над содержимым маленького сейфа, хитроумно запрятанного под ванной.
— Вчера поздно вечером один скулил из-за того, что я попросил его отвезти меня в Южный город. Уверял, что я его разорю. Что он не может себе позволить истратить тридцать крон, поскольку назад он наверняка поедет порожняком.
— Да уж, мерзавцы,— поддакивает Бавор.
— Что его детям будет нечего есть, что он не смсгжет заплатить за квартиру, что от него отберут мебель, которую он купил в кредит.
Мы только что закончили обыск. Убитый таксист Ферецкий хранил в своем сейфе сто тридцать тысяч крон. На семь тысяч сертификатов. Двадцать семь стодолларовых банкнотов. С последними сейчас вообще подозрительно, их в республике стало как-то слишком много. Шуршащих, новеньких. Большинство — фальшивые. Говорят, что их якобы изготавливают в Голландии. Но не поручусь, это не моя область.
— Придется звонить старику,— говорит Бавор, и лицо у него вытягивается.
— Вот уж это с удовольствием. Пусть знает, каково это, когда тебя будят посреди ночи. Почему все меня да меня?
— Ты холост, потому и вспоминают прежде всего о тебе! В восторге он, конечно, не будет.— Мой капитан явно обеспокоен.
— А нас он разве спрашивает?
Бавор принимает геройский вид и набирает номер майора Бажанта.
— В конце концов, спать каждую ночь ему необязательно,— говорит он,— иначе что он будет наверстывать, когда выйдет на пенсию, а?
У нашего майора приближается пенсионный возраст. Есть негласное предположение, что его в этой должности сменит отутюженный Экснер. Никому и в голову не приходит, что нам запросто могут подкинуть, как это происходит везде и всюду, кого-то со стороны.
— Еще идеи есть?
— В диспетчерской не знают ничего. Сказали только, что у него было обыкновение около полуночи заезжать на Центральный вокзал. Там есть какая-то забегаловка, где таксисты сами варят себе кофе. Это мы должны будем провентилировать утром. Собака привела к ночному автобусу. Может, шофер что-нибудь заметил или хотя бы обычно ездит. Около двенадцати помп еще достаточно оживленно, многие регулярно ездят в это время. Бармены, музыканты и тому подобное.
— Это мы подкинем районной службе, пусть повозятся с этим сами.
— Да, ты прав. Я тоже об этом подумал.
— А мы займемся адресной книжкой.
В сейфе наряду с оборотными средствами мы обнаружили записную книжку с адресами. Имена с пометками: Шмид — электро, Недвед — кузов, Голоубек — видео некоторых фамилий — крестики, напротив— кружки. Этот поставляет одно, тот — другое, обычная мафия в сфере услуг. Напротив трех фамилий — звездочки, все три фамилии — женские.
— Взглянем на этих женщин?
— Начинать с чего-то надо.
— Тогда давай без лишнего шума свози их сюда ко мне!
— Слушаюсь, мой капитан! Но вот еще что, прежде чем начать. Я бы выпил кофе. Мне это необходимо.
— Ну что ж, Ферецкому уже все разно. Завари кофе на кухне, и для меня тоже.
ПАНСИОНАТ «ЛИБУША».
Я звоню по номеру телефона первой из трех женщин, некоей Ирены Сладкой. Мне отвечает грубоватый старческий голос:
— Женский дом!
— Что это? — спрашиваю я в изумлении.
— Общежитие для дам. Пансионат «Либуша». А вам не кажется, что для телефонных звонков несколько рановато? В эту пору все наши дамы находятся, как и положено, в постелях.
— Вы вахтер? — спрашиваю я.
— Нечто вроде этого. Ночной вахтер и мальчик на побегушках. Утешитель разбитых сердец. Советник дам, которые находятся в затруднительном положении. Поклонник нежной девичьей красоты, отлично знающий: чтоб утром дама выглядела пригожей, для этого ей необходимо выспаться ночью.
— Мы разыскиваем пани Ирену Сладкую.
— Эта пани — таксистка. Она работает по ночам. И я не думаю...
Мы с Бавором переглянулись. Заметьте, в иных случаях он проявляет почти такую же сообразительность, что и я. Ферецкий — таксист, Сладкая — таксистка. У обоих у нас загорелись глаза. Не надо оканчивать никаких курсов повышения квалификации, чтобы понять — дело пахнет керосином.
— Ну так я еду,— сказал я.
— Давай. Я жду здесь.
Прага пробуждается, чтобы приняться за работу. Мы обгоняем фургоны с молоком и первые трамваи, пока что полупустые. Подъезжаем к приюту одиноких дам.
Я прохожу через стеклянный вестибюль пансионата. Архитектор явно страдал той же манией, что и моя бывшая жена. Целая стена здесь из стекла, целая стена напоминает огромный телевизионный экран. За конторкой красного дерева восседает матрона с вязаньем в руках. Я предъявляю ей документ.
— Я сюда только что звонил.
— Меня на вахте еще не было. Наверно, вы говорили с ночным вахтером.
— Нам нужно поговорить с Иреной Сладкой.
— С таксисткой? Она, наверно, еще спит.
— Ничего не поделаешь, придется ее разбудить. Меня сегодня подняли с постели в два часа ночи. Она нам нужна.
— Ну, если она нужна вам... Попробую ее вызвать. Вахтерша с недовольным видом набирает номер. Кого-то просит, кому-то приказывает разыскать пани Сладкую
и передать, чтобы она немедленно спустилась вниз. Здесь явно любят своих подопечных, вахтерша стремится уберечь мою клиентку от шока. Прежде чем я успеваю вмешаться, слышу:
— Скажите, что ее тут разыскивает какой-то молодой человек в вельветовом костюме. Старший лейтенант из угрозыска. Наверно, у нее украли машину, я точно не знаю!
— Этого говорить не следовало, пани! — нахмурившись, замечаю Я вахтерше, которая как ни в чем не бывало снова принялась за вязание.
— Следовало не следовало, только заведение у нас порядочное. Пани Ирене скрывать от вас нечего, за это я ручаюсь.
Мимо нас проходят юные девушки и молодые женщины. Рассматривают меня, словно решают, стоит ли меня соблазнять, решают, что, пожалуй, не стоит, и отдают ключи, которые вахтерша вешает на доску позади себя.
— Пани Новотная, нет ли у вас для меня письмеца? — спрашивает молодая женщина, которую я готов был бы тут же, в КИНО, если бы не важное задание,
приведшее меня
:. вы же вчера получили! — строго говорит
— Да, а сегодня? Вчера — это все равно что тридцать лет назад.
Она весело подмигивает мне и уходит.
— Пани Новотная, Блажена уже ушла?
Лифт мягко опускается, раздвигаются створки. Из кабины выходит воплощенная истома прерванного сна, интересная брюнетка лет тридцати. (Я знаю, что так не положено, но и мои заметки отнюдь не официальный рапорт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37