— Это воины Латифа Кутула.— И тут же обратился с вопросом к детям: — Вы из какого отряда?
— Мы из первого,— отчеканил Шанбе,— зовут нас «Огонь»
— Ну, молодцы,— сказал караванбаши.— А чей ты сын?
— Я сын Аваза — охотника.
— Привез дрова красноармейцам?
— Привез.
— Вот молодец! Теперь отведем гостей в дом.
Ребята в сопровождении Фирузы шли впереди, Асо и Латиф — за ними.
Кишлак был расположен у подножия гор. Двор Латифа стоял несколько в стороне от остальных, в нем было всего два небольших дома, айван и хлев.
Латиф зажег коптилку. Проем в стене, служивший окном, почти не пропускал света. Недалеко от него находилось сандали, вокруг которого Латиф расстелил несколько шкур, на них положил одеяла, подушки и предложил сесть.
Ребята принесли дрова и разожгли их. Из очага мгновенно вырвался дым, клубами окутавший потолок.
— Ничего не поделаешь, в наших горных домах всегда так,— сказал Латиф извиняющимся голосом.— К тому же я сам здесь не каждый день бываю. Хозяева дома — вот эти осиротевшие дети. Отца убили басмачи, я отомстил за него и привел сюда детей.
— Правильно сделали,— живо откликнулась Фируза,— Занджира вот-вот станет взрослой. Сама себе хозяйкой будет, станет готовить обед, убирать комнаты.
— Я и теперь убираю,— горделиво сказала она.
Взрослые рассмеялись и стали готовить ужин. Фируза вытащила из мешка взятые в дорогу запасы. Латиф принес свое — хлеб, чай, сливочное масло. Усевшись поудобнее, они приступили^ еде, делились впечатлениями. Фирузе очень хотелось узнать, чем занимается Латиф Кутул, есть ли у него жена, дети, почему на нем старая солдатская форма. Но она так и не решилась его спросить.
Ужин был закончен.
— А теперь отдыхайте, ложитесь спать,— сказал Латиф.— Занджира остается здесь. Если понадобится что-нибудь, она поможет. А Шанбе пойдет со мной.
— Выходит, что мы вас выставляем из собственного дома! — сказал Асо.— Да вы не беспокойтесь о нас. Все мы можем устроиться на ночлег в этой комнате. Трудно ли — одну ночь?
— Нет, нет,— запротестовал Латиф,— дело не в этом. Мы с Шанбе каждую ночь дежурим. Курбаши Хаит-палван со своими басмачами хоть изредка, но совершает ночные набеги... Если мы на страже, они не решатся напасть.
А вы спите спокойно, никто вас не потревожит.
— И я останусь дежурить с вами... Можно?
— Не нужно! Сегодня все спокойно. Басмачи далеко, о караване и не подозревают.
— Почему вы так уверены? Ваш аксакал уж слишком лебезил. Не значит ли это, что он успел сообщить о нас?
— Да, он на это способен. Но придет время, и лиса попадет в капкан. Он будет наказан... руками своих же односельчан.
— А до сих пор ни разу не попадался? — спросила Фируза.
— Нет, он очень изворотлив. Но я не выпускаю его из поля зрения. Сегодня ночью он не рискнет напасть. Спокойно спите, наши не допустят, чтобы хоть один волосок упал с вашей головы. Недалеко отсюда, в Кара-таге, стоят войска. В случае чего... В общем, спите. Если понадобится, я вам сообщу.
— Ну, хорошо!
Латиф и Шанбе ушли. Фируза и Асо молчали, задумавшись.
— А все-таки было бы лучше, если бы мы были с нашими воинами,— нарушила молчание Фируза.
— Ничего, не волнуйтесь, я верю Латифу.
— Если нападут басмачи,— неожиданно заговорила Занджира,— тут недалеко есть сухой колодец, мы иногда в нем прячемся. О нем знают только дядя Латиф и Шанбе.
— Басмачи не придут,— уверенно сказал Асо,— они боятся красноармейцев.
— Да, они их боятся,— подтвердила Занджира. Она улеглась на шкуру, подложив ладошку под голову.
—- Вот видите, Занджира не боится, легла спать, а вы, всегда такая храбрая... испугались? Ложитесь тоже!
Фируза была веселой, решительной, смелой. В начале пути она из предосторожности надела паранджу и чашмбанд. Потом сбросила их, прикрыв голову большим шерстяным платком. Познакомившись со своими спутниками поближе, она совсем освоилась, помогала чем могла. Что же беспокоит ее в эту ночь, почему тревожные огоньки время от времени вспыхивают в ее глазах?
— Хотел бы я все-таки понять, чего вы боитесь? — понизив голос, спросил Асо, когда Занджира заснула.— Что произошло?
Фируза посмотрела на спящую Занджиру и, убедившись, что девочка спит, так же тихо сказала:
— Ничего не произошло... Но не нравится мне здешний аксакал. Да и имам тоже. А Латиф... Кажется, будто он хороший, а что у него на душе — неясно! Вот и все. На всякий случай держите оружие наготове.
— Все учтено.
— Вот и хорошо!
Теперь я лягу и немного посплю.
Асо подбросил дровишек в очаг и задумался, глядя на огонь. «Неужели Латиф Кутул может оказаться предателем? Нет, ведь караванбаши знает его, вряд ли, если бы у него была хоть тень сомнения, он привел бы нас сюда. За Латифа говорят его поступки. Разве дурной человек взял бы на воспитание двух осиротевших детей! Фируза напрасно заподозрила его... Хотя, как говорится, «сомнение — отец истины»... Выйду-ка я, посмотрю, что он делает».
Вооружившись винтовкой, Асо вышел из дому. Став под айваном, он вгляделся в темноту. Сквозь сетку мелкого дождя ничего не было видно. Кругом стояла тишина. И только со стороны мечети порой доносились чьи-то голоса и ржание лошадей. Асо кашлянул несколько раз и направился к воротам. Тут же он услышал голос Латифа.
— Что, не спится в гостях? — спросил он шутливо.
— Да, захотелось узнать, что тут делается.
— Все спокойно. Я только что из мечети. Красноармейцы — на страже. Расставили посты...
— А где сейчас аксакал и имам?
— Наверное, спят.
Латиф взял Асо легонько под локоть и направился вместе с ним к айвану, говоря:
— Раз не спится, посидим тут немного.
Они уселись на узкий деревянный топчан и положили рядом с собой винтовки.
— Странная у нас жизнь пошла — со всех сторон опасности! — заговорил Латиф.— Нельзя спокойно ночь провести. С тех пор как отомстил за несчастных сироток убийцам их отца, я лишился покоя. Меняю места для ночлега. Никто не знает, где я сплю сегодня и где окажусь завтра.
— А вы не могли бы переменить местожительство? Вам необходимо жить именно здесь?
— Да, я должен быть здесь, где всех хорошо знаю. Дело в том, что к басмачам нужен особый подход. Далеко не все взявшие в руки ружье и севшие на коней — настоящие басмачи. Тут нужно разобраться. Что толкает человека примкнуть к басмачам? Бывает так, что диктаторская комиссия отдает судьбу жителей этих мест в руки людей, нравственно нечистоплотных. Так случилось у нас, где действует Сурайе-эфенди. Даже выступая против басмачей, он попутно громит всех и вся, принуждает мирных жителей вступить в свой отряд, отрывает от мирного труда. Я не могу спокойно видеть эти беззакония. Русские не разбираются в этих делах, но они мне доверяют и приглашают меня с собой, действуют по моему совету. Иначе, не зная наших гор, оказались бы в трудном положении. Не могли бы и шага ступить.
— Я совершенно с вами согласен,— сказал Асо,— не все басмачи разбойники, многие втянуты в их банды обманом и насилием, многие запутаны... Нужно разбираться в каждом отдельном случае.
— Да, нужно по-человечески разбираться! —тяжело вздохнув, сказал Латиф.— Но кто этим займется?
А сколько гибнет людей понапрасну. Приходят басмачи — убивают, приходят воины Сурайе-эфенди — убивают. Пора положить этому конец! Брат, скажите об этом властям, как прибудете в Душанбе. Не то все курбаши — Ибрагимбек, Хаит-курбаши, Давлятманд-бий, Фузайль и еще разбойники помельче — используют неосведомленность наших руководителей, их неспособность понимать людей. Правильно говорится: «Там, где нет котов, мыши вылезают».
— Но и в русских войсках есть разные люди,— сказал Асо.— Часть из них несколько лет не снимает военной формы. Воюют то на одном фронте, то на другом. Они не знают ни сна, ни отдыха и другим не дают отдохнуть. Смерти они не боятся. Хорошо, что среди этих военных есть коммунисты, комиссары. Они понимают и разъясняют солдатам, но дело это очень трудное.
— Верно вы говорите,— сказал Латиф.— Я для этого и живу здесь. Еще отец мне завещал: никогда не отказывайся от службы народу и уважай всех, кто предан народу.
— Хороший завет оставил ваш отец. И вы молодец, что его выполняете.
— Я что! Народ если захочет, то и глину в яхонт превратит.
— Где вы учились? — живо спросил Асо.— Ваша речь очень богата.
— Я учился в школе жизни, служил одно время в армии... Да чего это я разговорился,— оборвал он сам себя,— вы, наверное, спать хотите... Нужно пораньше лечь, чтобы пораньше встать. А я пойду проверю посты.
С этими словами Латиф встал, закинул за плечо винтовку, пошел к воротам и вскоре исчез в туманной мгле. Асо еще посидел немного, размышляя о сказанном Латифом, храбрым, мужественным человеком. Всю жизнь боролся и борется за справедливость. Ему постоянно грозит опасность быть убитым, но он не прячется в крепости, спасая свою шкуру, как некоторые... Все делает для народа.
Несмотря на все эти волнующие мысли, Асо клонило ко сну. Он встал и тихо-тихо, на цыпочках, вошел в дом. Костер, освещавший комнату, погас, и в комнате было темно. Фируза и Занджира, по-видимому, спали. Асо тихонько, не раздеваясь, прилег в углу и уснул, как только его голова коснулась подушки. Трудная, утомительная дорога дала себя знать.
Он не мог бы сказать, проспал ли он час или десять минут, когда его разбудил одиночный выстрел из винтовки. Он вскочил, взял ружье и, увидев, что Фируза тоже встала, сказал:
— Фируза, вы не выходите из дому! Я узнаю, что там.
— Нет, я тоже!
Фируза не успела договорить, как в комнату влетел Латиф.
— Идемте со мной и захватите все ваше оружие, а ты, Занджира, вместе с братом спускайся в колодец, а потом подожжешь на холмике хворост. Поторапливайтесь.
Сказав это, Латиф тут же выскочил из дому. На улице было темно — хоть глаз выколи, лил дождь, со стороны мечети раздавались выстрелы. Асо заставил Фирузу пойти с Занджирой в сухой колодец.
— Кажется мне,— сказал Латиф,— что на этот раз к нам явился сам Хаит-палван. Он знает, где мой дом... Я потому и разбудил вас. А за жену не беспокойтесь. Занджира, хоть еще и девочка, очень смышленая, знает, что нужно делать.
Латиф и Асо заняли позицию на высоте. Густая тьма не давала возможности что-либо видеть, но, судя по выстрелам, можно было заключить, что басмачи окружают кишлак с запада и юга. Красноармейцы и кара-ванбаши укрылись в мечети и во дворах, окружающих мечеть.
Асо, вглядываясь в темноту, разглядел группу всадников, направлявшихся к ним. В руках у Латифа был ручной пулемет. В ту самую минуту, когда басмачи с воинственными криками бросились в атаку, заработал пулемет. Несколько человек из нападающих были сбиты с коней, остальные бежали... Асо тоже не упускал момента, все время стрелял.
Фируза и Занджира в сухом колодце прислушивались к стрельбе.
Занджира старалась успокоить Фирузу:
— Вы не волнуйтесь, они сюда не придут. Они не знают про этот колодец. Мы уже прятались здесь. Потом я выйду и подожгу хворост. Спички при мне. Мне дал коробочку командир красноармейцев. Вот она.
— А зачем ты это делаешь?
— Это сигнал для Шанбе: увидев огонь, он должен зажечь такой же у себя, там холм повыше... На его огонь пойдут красноармейцы.
— Как же ты решаешься выйти из колодца и поджечь хворост?
— А это не опасно. Хворост лежит на верхушке холма. Я осторожно поднимаюсь на холмик, поджигаю кучку хвороста. Вот и все.
— Где Шанбе?
— Он уже далеко, на высоте. Там большая пещера. Басмачи о ней тоже не знают..
— Занджира! — откуда-то издали донесся голос Латифа.
— Ну вот,— сказала Занджира,— пришло время. Вы оставайтесь здесь и не беспокойтесь, я скоро вернусь. Красноармейцы, получив сигнал Шанбе, придут, а басмачам не под силу воевать с ними, и они отступят.
Занджира выпрыгнула из колодца и исчезла во тьме.
— Погоди, Занджира,— вскочила Фируза,— и я с тобой.
Но Занджиры уже и след простыл. Как резвый козленок, она бежала на вершину холма.
Фируза вылезла из колодца, пытаясь что-то увидеть, но смогла различить только смутные очертания холма, на вершине которого нужно поджечь хворост. Едва начала она подниматься, как услышала крик Занджиры, сразу оборвавшийся, словно кто-то зажал ей рот. Смятение, страх за девочку придали Фирузе силы, и она довольно легко и быстро взбежала на холм, держа револьвер наизготове... Думать не было времени, надо было решать немедленно, что делать. На вершине холма было чуть светлее, чем внизу, и она разглядела мужчину, который боролся с Занджирой. На какое-то мгновение она вырвалась из его рук, и тут же раздался выстрел. Мужчина упал плашмя на землю. Но упала и Занджира.
В мужчине Фируза узнала человека, который ей уже днем показался подозрительным: это был аксакал!
Кругом раздавались выстрелы, стрельба становилась все чаще и чаще, стреляли из винтовок и пулеметов. Опасность вновь приблизилась, но Фируза ни на что не обращала внимания, она склонилась над Занджирой, ласковыми словами и горячими поцелуями старалась привести ее в чувство. Через несколько минут девочка очнулась и прошептала:
— Хворост... огонь... спички.
Фируза пошарила вокруг и нашла коробок спичек, завернутый в тряпочку. К счастью, спички еще не успели отсыреть. Нашла она и кучку хвороста, быстро подожгла тряпочку и подложила ее под него. При свете вспыхнувшего костра она стала спускаться с холма, неся на руках маленькую Занджиру.
Под утро тучи развеялись, дождь прекратился, а небо на востоке стало розоветь. Красив был кишлак с его домами, разбросанными по склонам холмов. Вчера вечером усталые путники не могли увидеть всей его прелести. Широкую долину внизу омывали бурные горные речки. Деревья были щедро разукрашены чарующими красками осени: зеленые, желтые, лиловые, красные, розовые... Глаз не оторвать от этой красоты!
Сырость, принесенная дождями, испарилась, и воздух был напоен нежным запахом цветов и трав. Легкий утренний ветерок гнал по небу разрозненные тучки, а вершины высоких гор были освещены лучами восходящего солнца. Казалось, сама природа, раскаиваясь в своей вчерашней жестокости — напустила тьму, дождь и туман,— стремилась искупить свою вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37