Русские воины, не щадя своих сил, помогали нашему народу избавить страну от власти эмира, дали народу хлеб, одежду, орудия производства!.. Если бы не красные воины, разве Давлятманд-бий, Ибрагимбек и им подобные не задушили бы уже республику, не потопили ее в крови? Не сомневаюсь, что председатель диктаторской комиссии Восточной Бухары достаточно осведомлен... И все же попал под влияние контрреволюционеров!
— Из письма я этого не вижу! — как-то вяло произнес Усманходжа.— Не понимаю, почему вы так в этом уверены.
— Тот, кто делает подобные сообщения ЦК партии, правительству,— враг либо человек, попавший под чуждое влияние. Но послушайте письмо до конца, и, надеюсь, вы поймете.
— Пожалуйста, читайте!
— «Если правительство хочет с народом дружить, то оно должно снять со всех постов русских и поставить на их место мусульман...»
— Ну что же...— начал было Усманходжа и осекся.
Он, видимо, хотел сказать, что это правильно, но сдержался.
— Вы что-то хотите сказать? — спросил Турсун.
— Нет... Я так... Читайте, пожалуйста!
— Очевидно, говоря о порядочных и почтенных мусульманах, Давлятманд-бий подразумевает самого себя, Ибрагимбека Галлю, Фузайля Махсума и Атоуллоходжу. Так?
— Похоже,— как-то нехотя согласился Усманходжа.
— Именно так,— отрезал Турсун Ходжаев.— Слушайте дальше. «В Бальджуан пришло приглашение явиться двенадцатого августа в местность Калта Чинар, находящуюся в пяти километрах от Бальджуана, у подножия гор, в ущелье. Приглашается диктаторская комиссия для переговоров о создавшемся положении Мы были вынуждены принять приглашение. Нас было восемь человек, оружия мы решили с собой не брать. А в условленном месте, словно муравьи или саранча, копошились люди. Чуть ли не две тысячи человек спустились с гор. Все вооруженные, они построились в два ряда. В тени под чинарой сидели Давлятманд-бий, Мулло Камол-бий, Кенджа-туксаба, Абдулкаюм-туксаба, Мухаммед Ходжа-муфтий и еще многие.
Давлят-бий произнес речь, длившуюся два часа, и после этого был подписан договор.
Он состоит из восьми пунктов. Все мы приняли его и подписались. Наша встреча, длившаяся с десяти часов утра до трех пополудни, закончилась, и мы отбыли.
Пришли к следующему решению: пока не уверены, что их не тронут, они оружия не отдадут. Мы, в спою очередь, твердо заверили, что наше правительство притеснять никого не будет. Каждый может приступить к своей работе. Мы поможем им получить обратно забранное или разграбленное имущество. Завтра в Кулябе, в связи с праздником жертвоприношения, будет совершен намаз...
Мы, уполномоченные представители от Бухары, просим следующее. Пункт первый: вывести из Куляба и Бальджуана все отряды русских войск, заменив их бухарцами».
Турсун Ходжаев оторвался от письма и посмотрел на Усманходжу.
— А где найти бухарцев-воинов
— Ну, предположим, что это - их мечта! буркнул Усманходжа.— Неисполнимая к тому же! Ведь все красные воины находятся под общим командованием Красной Армии. Ну, об этом - потом!
— Хорошо, что там у вас дальше, читайте!
— «Пункт второй: для того чтобы успешно проверить и установить, что делалось в этих краях, какой нанесен вред, нужно назначить комиссию, включив в ее состав лишь двух русских. Хорошо бы, если б в нее входил бывший консул из Душанбе Дуров.
Пункт третий: необходимо немедля убрать из Восточной Бухары Особый отдел». Непонятно, зачем? - воскликнул, оторвавшись от письма, Турсун Ходжаев.
— Все ясно.
— Что ясно? Председателю диктаторской комиссии Особый отдел нужен, как воздух, как дыхание. Особенно в нынешней обстановке, когда мы со всех сторон окружены врагами.
— Мда!.. Читайте дальше.
— «Пункт четвертый: нужно срочно послать в Восточную Бухару промышленные товары, народ совсем обносился». Пункт пятый гласит:
«В Восточной Бухаре нужно уволить всех ответственных работников, заменив их бухарцами. И если вам нужна Восточная Бухара, то пришлите двести человек.
Если вы хотите владеть Восточной Бухарой, то должны принять наши условия и незамедлительно выполнить их.
А иначе незачем нам тут толкаться». Подпись председателя: Ато Ходжаев.
Турсун Ходжаев гневно сверкнул глазами:
— Ему только остается сказать, что нужно вернчть на престол эмира Алимхана!
— Да, мой братец, видно, очень напуган... Иначе чем объяснить это письмо?.. Не стоило его писать, ведь он...
— Центральный Комитет,— прервал на полуслове Усманходжу Турсун Ходжаев,— думает отозвать Атоуллоходжу. а на его место назначить вас. Мы с товарищами уже согласовали это.
— Меня? Странно... Впрочем, я и сам собирался туда поехать, проверить, как идут дела. Но со мной вместе нужно отправить триста воинов и несколько государственных чиновных лиц.
— Это все еще нужно продумать... Ведь это по нашему предложению Атоуллоходжа ведет переговоры с Давлятманд-бием, и что же получилось? Атоуллоходжа то ли от страха, то ли по другим причинам предъявляет нам настоящий ультиматум, один из пунктов которого гласит, чтобы мы отвели Особый отдел.
— Ну, все это не страшно, образуется,— Усманходжа встал,— в государственных делах бывают такие недоразумения. Могу заверить, что Атоуллоходжа — преданный нам человек. Думаю, что его действительно надо отозвать из Душанбе. И побыстрее. А я завершу наиболее срочные дела и поеду туда, наведу порядок, если окажется возможным, договорюсь с басмачами...
— Нет, не так все просто! Атоуллоходже больше доверять нельзя.
— Вот приедет сюда, поговорим с ним как следует, построже. Турсун Ходжаев промолчал.
Усманходжа счел разговор оконченным, попрощался и ушел.
В кабинет вошел делопроизводитель и доложил, что явился Карим.
— Ах да, по вызову, просите.
Карим вошел, отчеканил «здравствуйте» и отдал честь.
— Разрешите войти.
— Заходи, заходи, Карим-джан! — приветливо встретил его Турсун Ходжаев.— Давно хочу поговорить с тобрй, да вот все срочные дела мешали... Ну, как живешь, здоровье как?
— Спасибо, дела идут, на здоровье не жалуюсь.
— Что там с добровольческим отрядом? Хорошо освоили военное дело?
— Освоили хорошо. Все готовы к бою, ждут приказа. Я сам собирался к вам прийти с просьбой — получить разрешение...
— Прекрасно,— тихо, как бы в раздумье, сказал Турсун Ходжаев,— очень хорошо... Раз твой отряд готов... Догадываешься, зачем я тебя срочно вызвал? Дело в том, что с выступлением на Байсун надо повременить.
Карим взволнованно и удивленно посмотрел на Турсуна Ходжаева.
— Да,— подтвердил тот,— принято решение отправить отряд в сторону Кермине и Нураты.
— Что случилось?
Там возникла большая опасность... Подробнее тебе объяснят в назирате. Я лишь познакомлю тебя с одним знаменательным фактом: бывший военный комиссар Абдулхамид Орипов оказался предателем, изменил нашей партии, революции, перешел на сторону басмачей, действующих в Нурате.
— Комиссар Орипов? — изумился Карим.
— Да, да! Самое плохое то, что он знал наши военные тайны, осведомлен, сколько у нас продовольственных запасов, оружия... Такой человек, ставший во главе басмачей, находясь совсем близко от столицы, крайне опасен. На данном этапе даже опаснее Байсуна. Чувствуешь — опаснее Байсуна!
— Чувствую...— приглушенно сказал Карим и, помолчав, продолжал: — Но ведь мы готовили ребят к походу на Байсун, изучили местность по картам, планировали. Как же теперь?
— Вот потому-то я и вызвал тебя. Нужно заранее подготовить отряд, объяснить причину изменения планов... Из Центрального Комитета партии мы выделили тебе в помощь двух человек.
— Спасибо. Буду стараться как можно лучше выполнить ваше задание.
— А сейчас прямиком иди в Совет назиров, к Файзулле Ходжаеву. Услышав, куда его посылают, Карим пришел в недоумение. Кто-то на днях при нем говорил, что Файзулла Ходжаев — сын миллионера из Бухары. Карим никак не мог себе представить, чтобы сын миллионера оказался во главе правительства. Узнав о предательстве Абдулхамида Орипова и о полуголодном существовании военного отряда в Байсуне, о том, что Военный назират не торопится ему помочь, он решил, что все это происходит из-за халатного отношения к делу со стороны Файзуллы Ходжаева. Еле сдерживая свои чувства, Карим спросил:
— Товарищ Турсун Ходжаев, что, я должен непременно явиться к Файзулле Ходжаеву?
— Непременно! — твердо сказал Турсун Ходжаев, не подозревая даже, какие бури бушуют в сердце Карима.— Он военный назир, он может быстро снестись с нужными для дела людьми... Ему подчинен и твой отряд!
Карим помолчал, задумавшись, что-то взвешивая в уме, потом сказал:
— Я пойду к нему, конечно. Но вот какое дело: сегодня я получил письмо от командующего байсунскими войсками Фатхуллина. Он жалуется на плохое снабжение, наши люди ходят полуголодные, болеют, а лекарств нет, голод и малярия очень изнуряют их.
— Это ужасно! Странно, что Фатхуллин не сообщает об этом мне.
— Он говорит, что писал — и не раз — в военный комиссариат, но ответа не получил.
— Это, значит, произошло из-за предательства Орипова.
— На, а что думал Файзулла Ходжаев?
— Его не было здесь, он находился в Москве, собираясь поехать в Европу. Правда, мы отозвали его, вернулся только два дня назад и сразу погрузился в работу. Если бы не измена Абдулхамида Орипова, он бы сам поехал в Байсун.
Карим молчал, думая о чем-то, видимо, очень важном для него
— Я давно хотел спросить у вас...
— Пожалуйста, спрашивай!
— Очень трудно мне понять... Все мы знаем, что революцию совершил трудовой народ, что он проливал кровь в борьбе с баями, духовенством, эмирскими чиновниками...
Не баи строили Советскую Республику. Как же так получилось, что сын миллионера эмирской Бухары занимает ответственные советские посты?
Легкая улыбка сверкнула на губах Турсуна Ходжаева. Он встал и молча прошелся по комнате, потом, подойдя к Кариму, сказал:
— Твой вопрос вполне понятен, ты правильно сделал, что спросил меня. Но ты должен знать и о положении в Бухаре и причинах, заставляющих идти на некоторые уступки. Дело в том, что в Бухаре наряду с трудящимися революцию делали представители других классов. Кто был недоволен и обижен эмиром, кто, как джадиды, например, хотели добиться более широкого культурного и торгового общения с другими государствами и народами. К тому же трудящиеся — рабочие, крестьяне, ремесленники — в подавляющем большинстве неграмотны, а для нашего дела необходимы грамотные люди. Таковы, в основном, джадиды. Но их работа должна происходить под неусыпным вниманием коммунистов... Если в процессе строительства нового общества они оправдают доверие, то пойдут с нами рука об руку; те, кто окажутся нестойкими, неверными, отпадут, их отвергнет жизнь. Надо в это глубоко вдуматься! К Файзулле Ходжаеву это не относится. Вся его деятельность доказывает преданность Советской власти.
— Знаю только, что он возглавлял партию джадидов и младобухар-цев...
— Да, так было, но сейчас он член Коммунистической партии. Много думает и понимает, в чем состояли ошибки прошлого и заблуждения. Пока мы ему верим.
— Хорошо, в таком случае, я пойду к нему,— сказал Карим.
Он намеревался пойти прямо в Совет назиров, но, почему-то передумав, повернул в сторону ЧК.
— У меня есть дело к председателю,— сказал он коменданту ЧК.
— Пожалуйста! — сказал комендант, знавший Карима в лицо.— Проходите, кажется, он в своем кабинете.
Да, председатель ЧК республики Бухары Алим-джан Аминов был у себя и сразу принял Карима.
— Ну, как здоровье? — приветливо спросил председатель — Как дела? Подготовлен ли твой отряд для похода на Асада Махсума
— Готов! — сказал Карим и замялся, как бы собираясь с мыслями. После короткой паузы добавил: — Но у нас теперь другая забота...
— Знаю, Абдулхамид Орипов.
Кто тебе сказал?
— Я был на приеме у Турсуна Ходжаева, получил приказ
— И от Военного назирата тоже?
— Еще нет. А пришел я к вам вот почему: меня все время мучают сомнения — друг ли нам Файзулла. Говорят, что он сын крупного бухарского богача... Трудно поверить, что выходец из такой семьи может стать моим другом... Но товарищ Турсун Ходжаев разъяснил мне...
— Ну, теперь твои сомнения исчезли?
— Исчезли, но...
— Что «но»?
— Но я считаю, что все же нужно быть бдительным!
— Вижу, что твои сомнения еще не улеглись... Говорят, что сомнение — отец правды, но тут особый случай, хотя Файзулла Ходжаев и сын миллионера, он участвовал в бухарской революции... Конечно, есть у него и недостатки, но партия старается их выправить, указывает ему верный путь. И еще запомни, что не все выходцы из богатого сословия подлецы и предатели. Многие из них — порядочные, справедливые люди. Бывает и это.
— Видимо, так,— сказал, соглашаясь, Карим.
Аминов раскрыл объемистую папку, лежавшую перед ним на столе.
— Вот, например,— сказал он,— эта папка стала такой толстой из-за жалоб и клеветнических писем одного джадида. Обследовав подробно и тщательно это дело, мы выяснили, что сам жалобщик — сын крупного богача, подлый и низкий человек. Сейчас он маскируется под благородного и честного человека и под этой маской порочит порядочных людей. Торгует на барахолке, клевещет же на своего родного племянника Халим-джана, очень порядочного человека, члена нашей партии, возглавляющего крупное учреждение. В результате следствия выяснилось, что все нападки на Халим-джана — клевета. Интригана сняли с работы, а Халим-джан остается на своем посту. Если хочешь глубже ознакомиться с образом жизни и прихотями эксплуататоров и их прихвостней, прочти это дело.
— С большим удовольствием! — живо откликнулся Карим.— У меня как раз есть время.
— Я ухожу по делам и предупрежу секретаря, чтобы он тебе нашел место и принес чаю.
Аминов ушел. Карим стал читать дело, история которого начиналась в 1911 году.
В 1911 году в квартале Гозиен в тот день в большом байском доме Ахмадходжи шумно справляли свадьбу. В квартале — да и не только в этом — не было дома великолепнее, пышнее. Сам хозяин сделал чертеж для строителей, сам все распланировал и следил за ходом работ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37