Но выхода не было — приходилось терпеливо ждать. Он сидел с краю на длинной скамье и держал в руках газету, но не читал, а закрывался ею от каждого вновь входящего человека.
Он еще не купил билет: у кассы стояла большая очередь. Он подумал, что сядет в поезд без билета, а там скажет, кто он такой, заплатит за место в вагоне. В это время к нему подошел мужчина в форме железнодорожника, остановился перед ним и, запинаясь, на ломаном узбекском языке сказал:
— Вас спрашивает начальник, просит, чтобы вы зашли к нему в кабинет.
Низамиддин оцепенел: он решил, что получен приказ о его аресте, что сейчас его повезут обратно в Бухару. Но, несмотря на страх, охвативший его, он взял себя в руки и строго сказал:
— Вы, наверное, ошиблись. Вы знаете, к кому обращаетесь?
— Нет, я не ошибаюсь,— отвечал железнодорожник,— я знаю: я говорю с назиром внутренних дел Бухарской республики.
Теперь он уже не сомневался. Он решительно встал со скамьи, сложил газету, засунул ее в карман своих грубых панталон. Делать нечего, надо держаться!
Начальник станции при его появлении встал. Никого в кабинете не было. Низамиддин удивился, он молчал.
— Здравствуйте, здравствуйте, назир-эфенди! — поздоровался по-русски начальник станции.— Проходите, пожалуйста! Почему вы сразу ко мне не зашли?
— Зачем вас беспокоить? — улыбнулся Низамиддин.— Я хотел побыть немного среди простого народа, посмотреть, как он живет...
— Хорошо, хорошо, я понимаю, вы хотите познакомиться с нашими порядками,— сказал начальник станции, приглашая Низамиддина сесть и садясь сам.— Да, конечно, здание вокзала требует ремонта, надо бы создать лучшие условия для пассажиров, но что поделаешь, денег нет, материалов нет, инвентаря нет... Вот если бы правительство Бухары пришло нам на помощь, то мы отремонтировали бы вокзал в Кагане.
— Хорошо,— многозначительно пообещал Низамиддин.— Я поговорю с товарищем Файзуллой Ходжаевым. Мы обязательно поможем. Ведь Каган и наша станция!
— Да, да! — обрадовался начальник станции.— Каган подведомствен и Бухаре. А скажите, пожалуйста, какой ветер занес вас сюда?
— Я должен поехать в Карши. Срочное и в какой-то степени секретное поручение. Прошу, чтобы о моем отъезде в Карши никто не узнал.
— Будьте спокойны.
Но у нас вагоны только третьего класса. Просим извинения, но на этой ветке не ходят скорые и почтовые поезда.
— Ничего, я это знаю.
Начальник позвонил в кассу. Быстро принесли билет.
— Я сам вас посажу в поезд, поедете в купе проводника.
— Благодарю,— сказал Низамиддин.
Казалось, год прошел, пока наконец подошел поезд. Низамиддин почти не слышал, о чем его спрашивал начальник станции, едва отвечал, он боялся, что вот-вот явятся чекисты и арестуют его прямо здесь, в кабинете начальника. Всякий раз звонок телефона заставлял его вздрагивать. И как назло, телефон все время звонил. Часто вызывали начальника, и он, извинившись, уходил.
Наконец начальник усадил его в вагон, устроил в купе проводника и, попрощавшись, вышел. Когда поезд тронулся, Низамиддин вздохнул с облегчением, сказал проводнику, когда его разбудить, и улегся, положив под голову подушку.
Он спокойно проспал до Карши, в два часа ночи его разбудили:
— Просили разбудить, когда будет Карши...
— Да, да,— сказал Низамиддин, поспешно вскочил с места и сошел с поезда.
Его встретили два человека, похожие на милиционеров, взяли его хурджин и, отойдя в сторону от станции, усадили на иноходца...
Шаги на дворе и у двери прервали воспоминания Низамиддина. Вошел человек средних лет, длиннобородый, в пепельной чалме в два оборота, в стеганом халате, подпоясанном платком, снял у входа свои кауши и, ступая грязными ногами по кошме, приблизился к Низамиддину. Привстав, он слегка пожал протянутую ему руку.
— Как ваше здоровье? Добро пожаловать в нашу келью!
— Так вы хозяин этого дома? — спросил Низамиддин.— Я не видел вас, когда приехал.
— С утра уходил в горы, надо было, да и кислячки немного собрал,— ответил длиннобородый.— Мне сообщили, что вы прибыли. Очень рад, что остановились в нашем бедном жилище. Здесь вы можете чувствовать себя как дома, располагайтесь удобней, приказывайте, все, что вам надо, мы исполним!
— Спасибо! — сказал Низамиддин, а сам подумал: Хоть бы ты принес на подносе немного той кислячки, что собрал, и угостил бы меня...
— Мне сказали, что вы хотите видеть Махсума? — сказал мужчина.
— Махсума? А кто это такой? — испуганно спросил Низамиддин.
— Махсум...—задумчиво проговорил хозяин и, поглаживая бороду, внимательно посмотрел на Низамиддина.
Господин Асад Махсум... Конечно, сейчас наше время трудное, не каждому можно доверять... Я понимаю вашу осторожность. Я, ваш покорный слуга, один из доверенных людей Махсума. Да, поверьте, я один из верных людей. Вас недаром поместили в этом бедняцком доме. Это один из дворцов господина Махсума. Две недели назад он жил здесь. Потом, когда нужно было, перебрался в кишлак Оби Кабуд... А сейчас, насколько мне известно, он поднялся выше — в Санг Калу... Мой господин бывает в самых разных местах... Люди, которые вас встречали и проводили сюда, опытные и преданные люди. Один из них — мой сын. Вы можете довериться мне.
Низамиддин понял, что его собеседник не такой уж глупый степняк, как выглядит, а деловой и толковый человек, который еще до его приезда разведал о нем все, знал, кто он, чем занимается. Он немного успокоился и сказал:
— Простите, я ведь незнаком с вами...
— Меня зовут Закирбай, во времена его высочества эмира меня называли Закирбай-джевачи. Здесь в округе меня все знают и уважают. У меня два сына, оба взрослые, смелые и во всем мне послушные. У меня есть земля, немало добра и скота. Но иные люди, вот как и вы, увидев мою длинную бороду и пестрый халат, смотрят на меня недоверчиво, не придают значения... Ну и пусть, это даже в какой-то степени хорошо для нашего времени, ваши джадиды и младобухарцы не обращают на меня внимания, а я назло им хожу себе, живой и невредимый.
— Интересно,— сказал Низамиддин,— вы, видно, не любите джадидов?
— Да, питаю к ним отвращение! — резко ответил Закирбай.— Если бы я не питал к ним отвращения, я бы не мог завоевать доверия Асада Махсума. Как-то мы с ним просидели до полуночи вдвоем за дружеской беседой. Выяснилось, что мы с ним единомышленники по многим вопросам. Махсум рассказал мне про вас, сказал, что вы хоть и выдаете себя за джадида, но не можете с ними ладить. Это хорошо, вы правильно делаете! Нужно проникнуть в стан врагов в удобный момент, по виду стать их другом, а потом вытрясти из них душу. А ладить с ними трудно. Вы молодец!
— Мы потому и враждуем с ними,— сказал Низамиддин, проникаясь доверием к хозяину дома и стараясь подчеркнуть это,— что хотим очистить наш край от русских, создать свое национальное государство. Мы надеемся, что нам это удастся, хотя бы для этого пришлось пожертвовать многими жизнями!
— Неплохая мысль...— задумчиво проговорил хозяин, поглаживая свою бороду...
— Асад Махсум чуть было не попался в руки чекистам, был почти разгромлен,— продолжал Низамиддин,— но мы помогли ему скрыться.
Свои богатства он спрятал в надежных местах. Я занимал высокую должность и тайно старался помогать друзьям. Но ЧК едва не схватила меня. Я был вынужден бежать, оставив свои ценности, все свое достояние. Но бог даст, если народ поддержит нас, мы с победой вернемся в Бухару.
— Трудно,— сказал Закирбай.— Очень трудно! Бороться с русскими — дело нелегкое. Я говорил Асаду Махсуму, что пустой болтовней ничего не добьешься.
— Вы что, не верите в нашу победу?
— Я молю бога, чтобы вы победили. Если бы не так, я не стал бы помогать Асаду Махсуму.
— А в чем же дело?
— А в том, братец,— уверенно сказал Закирбай,— что я много раз бывал в Оренбурге, часто бываю в Самарканде, хорошо знаком с русскими. Знаю, что с русскими воевать очень трудно, для этого нужно иметь силу. А такой силы, которая могла бы разбить сегодняшнего русского, его Красную Армию, у вас нет. Напрасно стараетесь!
Низамиддин подумал с досадой, что этот человек не знает, конечно, как сильна бухарская группа оппозиции, потому и судит так.
— Да, если смотреть поверхностно, то в ваших словах есть правда,— сказал Низамиддин, закуривая папиросу.— Но мы не так наивны. Подождите, наши дела только разворачиваются. Ибрагимбек, Фузайль Махсум, Абдулкаххар и ваш Асад Махсум — это только начало. В самое ближайшее время дела примут другой оборот...
— Хорошо, если бы так! — проговорил Закирбай, а в душе рассмеялся, решив, что гость ничуть не лучше своих друзей-джадидов.— А тех, кто верит пустым обещаниям, ждет гибель... Но мы будем поступать по-своему...
Низамиддин подумал, что нехорошо, когда люди Махсума проявляют такое неверие. Если уж Закирбай считает, что с русскими трудно воевать, невозможно победить их, значит, большевики непобедимы.. Но зачем пытаться укорять других! Сейчас главная задача, моя первейшая задача, задача Махсума и его товарищей — в том, чтобы вести агитацию среди населения. Людей надо подготовить к большим сражениям. Если народ не будет нам верить, если наши люди будут бояться Красной Армии, то мы не будем иметь успеха в боях. Большая ошибка Асада Махсума, если он отстранился от народа, не считается с мнением народным, властвует только силой кнута и пули. Когда у тебя нет крепкой основы, нет опоры в народе, твоя сила скоро иссякнет и ты будешь разбит. Асад Мах-сум здесь как в своей вотчине, знает только свою волю, не считается ни с чем. Если бы он думал о народе, его приближенные не выказывали бы такого недоверия к его делам... Неверие в свое дело — червяк, который точит тебя изнутри, подтачивает весь организм! Конечно, если подумать хорошенько, почему должен народ нам верить? Мы ни одной победы не одержали, никогда не шли впереди... Закирбай в чем-то прав.
Трудно стало жить. Что за напасть этот большевизм! Как с ним воевать? Может, хоть Энвер-паша поможет нам. Да, да! Прибудет Энвер-паша, и все пойдет по-другому. Сейчас нужно думать о будущем.
Он снова обратился к Закирбаю:
— Если вы помогаете Махсуму, в чем выражается ваша помощь?
— Я собираю и доставляю ему муку, мясо, масло, корм для лошадей. В это время кто-то кашлянул у двери, и в комнату, кланяясь, вошел
один из юношей, которые, очевидно, охраняли дом.
— А, Сафар-джан, сказал Закирбай,— что скажешь?
— Махсум наверху, в горах, на скале...- проговорил Сафар.
Это был молодой, крепкого сложения юноша с черными глазами. Он стоял перед отцом навытяжку, говорил тихо и почтительно.
— Почему он остался наверху? спросил Закирбай.— Ведь ему сказали, что прибыл гость?
— Я был в кишлаке Оби Кабул, отвечал Сафар.— Там сидят в засаде люди Махсума во главе с караулбеги Я от самого караулбеги слышал: красные воины узнали, что Махсум в Санг Калу, обнаружили тайную тропу, и там произошло большое сражение Много людей Махсума побито. Сейчас красные сторожат, не отходя от входа в ущелье. Хорошо, что с Махсумом поднялось в горы много его людей, они преградили путь красным и не пустили их на тропу Караулбеги думает, что теперь Махсум задержится там, наверху...
— А почему караулбеги не освободит дорогу для Махсума? — спросил Закирбай.
— Караулбеги говорит, что у него нет для этого сил. Он хочет, выбрав удобный момент, уйти из этих мест, податься в сторону Душанбе — Гиссара.
— Интересно! — проговорил Низамиддин.— Ну и везет же мне!..
— Да! — сказал Закирбай.— Не понимаю, почему Махсум, зная о вашем приезде, ушел в Санг Калу. Правда, там его семья, и место там прочное, туда ведет только одна тропа, и ее никто не знает. А если и узнают и будут пытаться по ней подняться, то один стрелок наверху сможет
644
уложить тысячу людей. Вся беда в том, что раз красные сторожат вход в ущелье, то Махсум не может спуститься вниз.
— Наверху можно с голоду умереть...
— Нет,— возразил Закирбай,— во-первых, мы с Махсумом заготовили там много припасов, во-вторых, можно через пещеру в корзинах подымать наверх все что нужно...
Мы все предусмотрели.
— Караулбеги сказал еще, что сегодня в пещеру спустится к нам человек от Махсума,— сказал Сафар.— Нам велено ждать его.
— Хорошо, подождем,— согласился Закирбай.— Ну, мальчики, идемте. Я приготовлю дастархан, вы, верно, проголодались.
Мальчики вернулись вечером. Их было трое — те двое, что встречали Низамиддина, третий — спустившийся сверху посланец от Махсума.
— Господин Махсум передали вам привет,— сказал этот третий, протягивая Низамиддину письмо.— С нетерпением ждали вашего прибытия. Меня послали провести вас наверх.
— Мухаммед Ер — один из близких к Махсуму людей. Он родом из здешних мест, но потом попал в Бухару, присоединился к отряду Махсума. На свете нет более ловкого канатоходца и человека, знающего горы. Это он нашел пещеру для передачи наверх провизии...
— Очень хорошо! — сказал Низамиддин.— Как здоровье господина? Весел ли он?
— Ничего, неплохо,— отвечал Мухаммед Ер и, подумав, прибавил: — В горах всякое бывает... то хорошо, то плохо...
Низамиддин, который думал, что у Асада в горах целая крепость, был несколько удивлен такими словами. Открыв письмо, он принялся читать послание Асада.
...Да будет бог покровителем нашим... После всех благословений и приветов сообщаю вам, что ваш покорный слуга жив и здоров, чего желаю и вам молю о том бога.
Узнав о вашем прибытии, я хотел провести с вами несколько дней в Санг Кале, отдохнуть и побеседовать на свободе, без помех. Здесь относительно безопасно, далеко от вражеских глаз и недоступно для неприятеля. Внизу сейчас слишком жарко, а здесь наверху прохладно. Здесь Ойша, ваша служанка, и ее мать, мы не испытываем недостатка в пище и в напитках... Для этого я и прибыл сюда два дня назад, но враги напали на наш след и перекрыли дорогу. В ближайшее время нам, видимо, не придется спуститься за вами. Поэтому мы решили пригласить вас взобраться сюда к нам путем, тайным для врагов. Это пещера, из которой вас подымут наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37