Оно как бы нехотя загорелось.
Аким кинулся к кабине и, сбросив в себя кожушок, принялся гасить пока еще не набравший силу огонь. Но все его старания оказались тщетными. Чем больше он суетился, тем жарче разгоралось пламя. Вот оно дохнуло ему в лицо едким дымом. Аким невольно прикрыл ладонями глаза и ощутил под пальцами обожженные огнем, закурчавившиеся брови...
Так и сгорела машина, а с нею и совхозные тюки с овечьими шкурами. Потом был суд. Раскрутили на полную катушку. Результат — пять лет за халатность. Ни больше, ни меньше. Не помогли ни слезы матери: сын — единственная ее опора! — ни заступничество профкома автоколонны. Виноват — пусть отвечает! И другим будет в назидание, чтоб не повадно было...
Аким отбывал наказание всего лишь два с половиной года. За добросовестный труд — он и там работал шофером — и примерное поведение он был освобожден досрочно. Вернулся Аким в рабочий поселок, к своему удивлению, в ореоле славы. Мальчишки-подростки, хулиганы и забияки, не сводили с него заискивающих глаз, а потом сорвиголовы и повзрослее зачастили к
нему в дом. Все-таки человек с «курорта», срок мотал в заключении. За что туда попал, никто и не спрашивал. Главное, был там, а в тюрьму, как известно, за дело сажают, не по пустякам.
Вскоре Аким смекнул, чего хотят от него поселков-цы, какую карту на него ставят. В последнее время не давала им житья Пивновка, тоже окраина, стоявшая напротив, по другую сторону города. Теснила, ходу не давала. Нужно было дать бой Пивновке, осилить, отбить у нее охоту задираться с поселковцами. А для этого необходим атаман, и поселковцы с молчаливым единодушием признали это право за Акимом.
Аким не возражал. Ему нравилось подобострастное внимание к своей особе грубозато-дерзких, часто таких, как и он сам, не обласканных судьбой ребят. И опять, к своему удивлению, Аким обнаружил в себе недюжинные организаторские способности. В короткое время он сколотил вокруг себя крепкую и многочисленную ватагу.
Чем бы это все кончилось, неизвестно, но реальнее всего опять тюрьмой, если бы Аким вдруг не встретил Зосю. Вернее, он ее и не встречал. Жили они с Зосей в одном поселке, через две улицы, и знали друг друга давно. По крайней мере о существовании Зоси Акиму было известно, поскольку их родители дружили еще в те далекие времена, когда он пошел в школу, а Зося самостоятельно пошла по двору своими ногами. Аким в сравнении с этой девчонкой считался совсем взрослым парнем, и о том, что когда-то он будет домогаться ее любви, никто и мысли не держал: ни сами дети, ни их родители.
Когда Аким вернулся из заключения, зашебуршил в поселке и о его подвигах стало известно всему городу, однажды ясным солнечным днем в окружении рослых, ухарски настроенных ребят он столкнулся с глазу на глаз с Зосей в ее зеленом переулке. Сперва вроде как не узнал, до того изменилась девчонка — стройная, ладная, до плеч золотые кудри. И лицо этакой лунной красоты — бледное, изящное и холодное. Чересчур холодное! Узрев Акима, Зося едва заметно кивнула ему и тут же скрылась в калитке.
С этих пор Аким зачастил в затененный широкими кронами акаций опрятный переулок.И усердие Акима, хотя и не сразу, однако, было замечено. При встречах с ним Зося стала улыбаться, приветливо и мило. На ее слегка запавших щеках проступал смущенно-радостный румянец, и все ее тонкое бледное лицо неожиданно и удивленно озарялось большими, цвета майского василька, загадочно-глубокими глазами.
Аким у девчат пользовался успехом, в делах сердечных он был парень не промах, и поэтому, не напрягая своих мозговых извилин, понял: пора действовать. Словечко по словечку, легкомысленный смешок да прибаутка — и вот уже Аким в светлые теплые вечера начал прохаживаться по поселку в обществе очаровательной Зоси. Иногда втроем, вместе с ее подружкой Лилей, а иногда и гурьбой, в компании разудалых по-селковцев. Но, как правило, не допоздна. И — боже упаси!— никаких вольностей, а тем более непристойностей никто из ребят себе не позволял. Аким тут же без соли съел бы любого! Да з этом, кажется, и не было нужды: сама Зося своим поведением, скромным и достойным, облагораживала ребят, положительно воздействовала на них. В эти короткие часы они не ругались, не ссорились между собой и к прохожим не задирались. Просто гуляли по родному поселку.
И дальше все шло бы гладко, как по маслу, отношения у Акима с Зосей складывались как нельзя лучше, если бы черт не дернул Акима пригласить Зосю на танцы в город. Вот здесь-то и получилась закавыка.
Хотя стоп! Припоминая их отношения, стоило бы оговориться. Еще до танцев па какое-то время дружба между ними дала трещину. С неделю Зося, встречаясь с Акимом, была хмуро-задумчива. А произошло вот что.
Однажды, как обычно прогуливаясь по поселку с Акимом и его ребятами, Зося увидела парня, который, приближаясь к ним, вел себя неуверенно: заметно посеревший не то от страха, не то от робости перед надвигающейся гурьбой поселковцев, он шел рывками, будто раздираемый сомнениями — идти дальше по прямой или свернуть в ближайший проулок. Аким повелительным жестом дал знак подойти к нему. И когда тот приблизился к нему, так ударил его кулаком по подбородку, что парень, громко клацнув зубами, едва не упал. И тут же на незнакомца, как дворовые псы, налетели сзади Глухарь и Шмотка. В Акимовой компании они считались самыми хилыми и безвольными,
так называемыми слабаками, и тем более было странным видеть их сейчас такими агрессивными и злыми.Парень, прикрыв лицо руками, не сопротивлялся. Его беспомощность взывала о милосердии к нему, но тем не менее Аким, отступив на шаг, хищно всматривался в парня, выискивая у того место, куда можно было бы нанести наиболее острый удар.
При виде этой сцены Зося молча и медленно попятилась к забору. Краем глаза уловив ее движение, Аким чуть повернул голову в Зосину сторону, и взгляды их столкнулись. В ее глазах, прищуренных, потемневших, он увидел брезгливость и презрение... к нему, к Акиму. И вожаку поселковцев стало не по себе. Он мог ожидать от нее, ну пусть не почтения, не уважения как к сильнейшему, но тогда естественного для девчат страха или растерянности. Ничего этого не было! Синие глаза Зоси, казалось, прожигали Акима насквозь, и он, сам не зная что делает, вместо того, чтобы ударить незнакомого парня, в сердцах отшвырнул ногой Глухаря и замахнулся на Шмотку.
Шмотка проворно отпрыгнул в сторону и испуганно заскулил:
— Правильно, бей своих, чтоб чужие боялись!
— Убирайся!—сквозь зубы процедил Аким парню, как бы застывшему в столбняке.— Чтоб и духу твоего здесь не было!
Парень, боязливо озираясь, мелкой побежкой засеменил к ближайшему переулку, нырнул в него, скрылся.
Зося, ни на кого не глядя и не проронив ни слова, пошла прочь от притихших и, казалось, засмущавшихся поселковцев. Аким окликнул ее, но она не вняла его голосу.
Уже подходя к дому, Зося обернулась. Сзади, соблюдая дистанцию независимости в несколько метров, понуро плелся Аким. Один, без ребят. Его удрученный вид и какая-то раскаянная покорность поколебали решимость Зоси. Ей вдруг па мгновение даже стало жаль этого горе-воителя, и она остановилась, поджидая его.
— За что ты его так? — спокойным голосом спросила она Акима, когда тот подошел к ней. Но чуткое ухо Акима уловило в ее спокойствии еще не угасший гнев и напряженное ожидание. Он опустил голову.
— За дело...
— За какое?
— Он знает, за какое,— глядя себе под ноги, мрачно просипел Аким. У него враз сел голос, видать, от нервного расстройства.
— Как собаки... Трое па одного...— слова ее налились силой, и вновь в ее глазах появилось выражение брезгливости.— Как тебе не стыдно, Аким?
— Ну почему же, стыдно,— он по-прежнему мрачно смотрел себе под ноги.— Нехорошо получилось.
— Ладно, замнем для ясности,— смягчилась Зо-ся.— Главное, что мы друг друга поняли...
И все-таки с неделю Зося продолжала дуться на Акима, хотя он подчеркнуто корректно в ее присутствии вел себя не только с друзьями, но и со случайно попадавшимися ему на глаза недругами. Неприятность, казалось, уходила в область преданий, и тут на тебе опять — проклятые танцы!
Сначала все шло чин чинарем. До встречи с Зосей Аким с соратниками приложился к бутылке, в голове зашумело, на душе похорошело. Он надел свою вызывающе красную рубашку, для лихости закатал рукава по локоть, а потом приспустил немного, расчесал неудержимо рвущиеся на свободу густые смоляные волосы пластмассовым гребешком и, вопреки обыкновению бриться электрической бритвой, на этот раз для большей чистоты лица побрился опасной.
В самом лучшем расположении духа Аким зашел за Зосей и ее подругой Лилей.Ведь почти с самого первого дня их знакомства Аким предлагал Зосе заскочить с ним на танцы, но Зося — ни в какую! А вот сегодня согласилась. Пора ей, конечно, людей посмотреть и себя показать... в качестве его подруги.
На танцах Аким вежливо раскланивался с приятелями и приятельницами. Ни от кого не скрывал своего ликования: видел — Зося произвела на всех впечатление. Танцевала она только с ним, поскольку никто из ребят не осмеливался ее пригласить, опасаясь попасть в немилость к Акиму.
И вдруг откуда ни возьмись перед Зосей, перед Акимом, перед всей братвой появился некий бледного вида хлюпик, а точнее, прости господи, глист в обмотках. И, равнодушно скользнув взглядом по Акиму, обратился к Зосе: «Разрешите?» Наглость невероятная! И от кого? Да здесь будь ты железобетонным столбом, и то не стерпишь! Аким опустил вмиг отяжелевшие веки на глаза, зашторил их, чтобы никто не увидел яростного
блеска. Ну теперь пеняй на себя, невежа! Я тебе покажу, как лезть нахрапом!Но Зося — такая умница — с присущим ей хладнокровием коротко н ясно, а оттого и прекрасно, отказала юнцу: «Нет!» И тот расстроенный поковылял прочь, восвояси.
Сердитость тут же улетучилась из Акима. Он даже посочувствовал бедняге: эк как его Зося отбрила! А парень, видно, ничего, не из робкого десятка. Прется напролом, не признавая авторитетов! Молоток! И рожица у него, надо отдать должное, приятная: чистая, ни единого прыщика на ней и белая, будто припудренная. Нельзя назвать красавцем, но хлопчик из себя видный. Сам светлый, зеленоокий, шустрый.
Как ни странно, но Аким в мэтиинуты даже симпатизировал ему. Уже было сгоряча хотел пожурить Зо-сю за ее резкость: мол, надо быть снисходительней к человеческим слабостям, ну хочется человеку потанцевать с красивой девушкой, почему не уступить ему, не сделать приятное,— но тут же опомнился. Ну нет уж, баста! Каждый кочеток должен знать свой шесток. А то что получится? Куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
Танцы подходили к концу, когда вдруг, расталкивая собравшихся, к Акиму подбежал Глухарь, с разбитой губой п плаксивым, старчески-поморщенным личиком.
- Побили! — взревел навзрыд Глухарь.— Побили, гады!
— Кто? — Аким в негодовании раздул ноздри. Какой позор! Поколотили их поселковца при Зосе! При всем честном народе! Да куда же смотрит атаман?
Глухарь, не сводивший с Акима по-собачьи настороженных глаз, моментально понял Акима и, круто повернувшись, ринулся прямиком в толпу. Завизжали перепуганные девчата, шарахнулись в стороны оробевшие парни. Поселковцы дружным потоком хлынули в образов а в ш у юс я брешь.
Потом Аким винил себя за поспешный разворот действий. Погорячился он тогда, не разобрался что к чему. Ну набросились всем скопом па одного, правда, богатырского сложения хлопца. Ну сбили с ног, потоптали малость... А в результате — Зося ушла и больше не вернулась к Акиму.
Вспоминая тот вечер, Аким намертво, до скрипа сжи-
мал челюсти. Где он взялся тогда на его голову, этот подлый, гнусный подонок Глухарь, втравивший его опять в грязь?.. Хотя что Глухарь. Не он, так другой втравил бы. Ведь Аким был настроен на такое геройство... Глухари, шмотки — черт бы их всех побрал! Тоже нашел с кем связаться. Гнать их надо от себя в три шеи!..
Но как бы то ни было, а «к прошлому возврата больше нет». На следующий день Аким, как обычно, сунулся к Зосе, однако получил от ворот поворот. А еще через день повстречал ее с тем самым пареньком, так безуспешно вечер назад пригласившим Зосю на танец. Получается, что, осмеянный, он все-таки не отступился. Но когда они успели столковаться? Чертовщина какая-то! Просто невероятно! Уму непостижимо! Они ведь не знали до той встречи на танцах друг друга — в этом Аким мог поклясться.
И единственное, что в тот вечер ударило ему в голову, проникло в мозг, в кору его больших полушарий — тягостное восприятие всего происходящего как некий перст судьбы, ощущение своей узаконенной нрокажен-ности: против него все и вся! И впервые после заключения Аким почувствовал себя в огромном сияющем мире беззащитным и чужим.
Конечно, он мог бы заставить новоиспеченного донжуана отказаться от посягательств на его любовь, унизить в глазах Зоси, унасекомить. Но пойти на это открыто Аким не решился, понимая, что таким способом оттолкнет от себя Зосю. Даже больше — может потерять ее навсегда, что совсем не входило в планы Акима.
Но он не сдержался и рискнул прощупать Ваську Неулыбу, узнать, насколько тот привязан к Зосе, насколько храбр и настойчив, наслав на него тройку своих ребят, и вовсе не для того, чтобы избить соперника, а скорее немного запугать, дать понять ему, что путь к Зосе чреват опасностями. К сожалению, Неулыба достойно выдержал Акимово испытание.
Аким надеялся, что увлечение хорошеньким благопристойным пареньком у Зоси непременно пройдет. Пусть порезвится, побалуется малость девчонка. Аким знал такого сорта людей, как Неулыба. Внешне красив, элегантен, культурен, а в душе — гнус, хам, подлец. Зо-ся не сразу, но все равно раскусит его, и тогда, сравнив Акима с этим пижоном, познав их человеческую нутряную суть, отдаст предпочтение Акиму.
И Аким не спешил разрушать союз двух сердец, пусть это сделает сама Зося. Тем более задумка у Акима была очень серьезной — он намеревался жениться на Зосе, Поиграл в атаманство — и хватит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24