На нем в беспорядке валялись тетради, карандаши и ручка. Здесь Зося совсем недавно готовила уроки! И сама она сегодня какая-то особенная — в светло-коричневой юбочке, в синей — под цвет глаз — кофте. Расстроенная и смущенная.
— Нравится у меня? — Сняв с кровати покрывало, Зося села на нее.
— Нравится,— заулыбался Васька.
— Посмотри мои книги,— она кивнула на полку над столом,— а я пока чай вскипячу.
— Не надо! — Васька мотнул головой.— Зачем? Я не хочу чаю!
— Захочешь! — Зося ушла на кухню, загремела чашками.
«Кажется, я там валялся,— вспомнил Васька, и на душе у него заскребли кошки.— Как нехорошо получилось».
Он встал, подошел к книжной полке, рассеянно принялся перебирать книги. Видел, как Зося, разрумянившись от тепла, юркнула в другую, темную комнату, сняла кофту и осталась в светлой блузке. Вернувшись, она собрала тетради и положила их в сумку. Потом прине-
ела и поставила на стол сахарницу и две фарфоровые чашки на блюдечках. Немного погодя появилась ваза с вареньем.
— Попробуй! Малиновое.— И совсем по-детски похвасталась: — Сама варила!
— Ну, только потому, что сама,— Васька ложечкой подцепил немного паренья.— У-у! — восхищенно протянул он.
Две чашки разморили Ваську. Он устало откинулся на спинку стула.
— Сегодня работали в паровоздуходувном. Знаешь, какой там шум? — оправдываясь, сказал он.— Голова побаливает.
— Домой пойдешь? — участливо спросила Зося.
— Нет, я не о том.— Васька стряхнул с себя истому, сел прямо.— Просто сказал, так, к слову. Прилечь бы.
— Да приляг, вот кровать,— она легко привстала, по-женски сноровисто собрала посуду со стола, понесла на кухню. У порога обернулась.— Пиджак сними. А то в нем завалишься,— произнесла с мягкой, нежной улыбкой.
Через минуту Зося вернулась, присела рядом, подложила ему под голову — Васька полулежал, опершись спиной на стенку,— подушку. Лебяжий пух плавно принял на себя Васькину усталость. Он хотел поблагодарить Зосю за ее заботу, как вдруг она сказала:
— Тебе, наверное, так неудобно лежать? — окинула взглядом кровать. Подумала.— А забирайся-ка ты с ногами! — благосклонно разрешила она.
И это было проделано им не спеша, но с радостным воодушевлением. Теперь Васька лежал, развалившись на кровати, как у себя дома. Подле него сидела любимая и перебирала тонкими, длинными пальцами его русые, влажно примятые шапкой волосы.
— А если я усну? — встрепенулся он.
— Спи,— спокойно обронила Зося.
— А ты? — Васька с усилием приподнял веки.— Что будешь делать?
— Тоже спать,— невозмутимо ответила она, и ее руки, полные пеги, легли па его грудь.
— Где?
Зося усмехнулась, теплой сухой ладонью провела по его лицу.
— Найду место... Кроватей хватит.
— Тогда все, я засыпаю! — И Васька безжизненно свесил голову набок.
— Только попробуй!—она легонько дернула его за нос.
— Ладно! — серьезно пообещал Васька.— Не буду спать. Погаси только свет, пусть глаза не режет.
Зося встала, подошла к выключателю, щелк — и комнату поглотила темнота. Васькино сердце в неосознанном до конца предчувствии забилось, как пойманная в силок птица.
Медленно ступая — ее профиль четко вырисовывался на светло-лиловом фоне окна,— Зося ощупью нашла кровать, села на краешек. Васька подвинулся к ней, обнял.
— Не тронь,— сказала она тихо, не шевелясь.
— Ляг рядом!..— Ваське уже не хотелось спать. Сонливость, усталость, расслабленность — все это сразу покинуло его с нахлынувшей темнотой, будто растворившись в ней.— Что же ты, вот так и будешь сидеть? — не совсем искренне посочувствовал он.
— Зачем тебе это? — Зося низко наклонила к нему лицо, и он ощутил на своих щеках ее теплое взволнованное дыхание.
— Просто...— Он не в силах был лгать, но и правду сказать не мог.— Мне хочется, чтобы ты была рядом...
Зося, помедлив, сняла тапочки и легла навзничь, глядя широко распахнутыми и необыкновенно яркими в луп-ном свете глазами в потолок.
Васька, затаив дыхание, лежал, вслушиваясь в неуловимое Зосино дыхание, боясь сглотнуть слюну и пошевелиться. Но в спину ему будто кто иголки вгонял: не улежишь! Не выдержав этой пытки, Васька неловко, стараясь не потревожить Зосю, перевернулся.
— Что ты ворочаешься?
— На боку удобнее...— и не в силах остановить в себе желание, Васька нежно обнял Зосю, прижался губами к ее горячему, молчаливому лицу...
Кровать была небольшая, узкая, и они лежали, притиснувшись друг к другу. В ушах звенело от тишины. Васькина голова, умиротворенная, отпылавшая, теперь тонула в шелковисто-мягких волнах Зосиных волос, буйно разметавшихся по подушке.
— Я боюсь,— вдруг сказала Зося, но в ее голосе Васька не уловил страха. В нем было, пожалуй, больше ласковой задумчивости.— Я боюсь, что ты разлюбишь меня.
— А ты? — спросил Васька.— Ты не разлюбишь?
— Я не разлюблю.— Она помолчала, собираясь с мыслями.— И вообще, что за глупое слово «разлюбить»! Если человек по-настоящему любит, ему чуждо это слово,
— Л что, бывает, и не по-настоящему любят?
— Не по-настоящему — значит нравиться какое-то время,— рассудительно произнесла она.— Надоели друг другу и расстались, а говорят — разлюбили.— Зося порывисто прильнула к Ваське.— Теперь-то ты веришь, что с Акимом было так... ерунда всякая! Я до тебя никого не любила.— Ее пышные волосы, прохладно пахнущие жасмином, приятно щекотали Ваське губы.— А ты побежал тогда... помнишь?
— Помню.
Тот случай в августовской степи, за станцией, сейчас виделся Ваське таким несказанно далеким, будто произошел он по крайней мере в самые дни его рождения, этак лет восемнадцать назад.
— Я все-таки боюсь,— вновь ласковая задумчивость прошелестела в ночной тиши.— Мама говорит: мужская любовь, что охапка сена — горит жарко, да сгорает быстро... Ты меня слышишь?
Зося прислушалась, но ответа не последовало. Тогда она пальцем осторожно провела по его лбу — он был в мелких остывающих капельках пота,— разгладила брови:
— У! Какие они у тебя лохматые,— и плотнее прижалась к нему.
В воскресенье в профессионально-техническом, в котором учились Зося с Лилей, намечался весенний бал. Васька узнал об этом загодя, еще в пятницу вечером, и тут же поторопился выложить новость Мотылю.
«Пропустить такое мероприятие было бы грешно»,— решили оба.
Ранним воскресным утром, едва Васька успел позавтракать, раздался стук щеколды и на подворье ступил Мотыль. У Васьки от удивления сам собой открылся рот. Лешка ли это? Неузнаваемый Мотыль стоял перед ним и небрежно одаривал его лучезарной улыбкой— в новых джинсах, в белой рубашке, в галстуке в красную искорку. Весь его вид как бы говорил: жили бедно — хватит! Пора и нам прифрантиться!
— Ты не мог заявиться еще раньше? — заметил Васька, расплываясь в иронической улыбке.— Я еще и рубашку не гладил...
— Но, я надеюсь, хоть умылся? — не остался в долгу Мотыль.— В жизни надо быть порасторопнее, Василек.
Подойдя за полчаса до открытия бала к училищу, предприимчивые друзья хотя и не имели пригласительных билетов, однако без особых препятствий со стороны дежурных вдвоем проникли внутрь.
По коридорам веселыми цветастыми бабочками порхали девчонки в нарядных платьях, разрумянившиеся и неприступные под оценивающими взглядами ребят. Напускная неприступность девчонок малость позабавила Мотыля, он растопыренной пятерной поприжал взъерошенный чуб и призывно-—держи за мной! — подмигнув Ваське, уверенно направился в зал.
Вокруг царила праздничная суматоха: кто-то кого-то искал, терял и вновь находил, всем было некогда, никто не мог устоять на месте, усмирить зуд в ногах, все спешили, шумели, бежали...
Васька глазами отыскал Зосю. Она стояла в дальнем углу, возле самой сцепы, и вместе с подружками перебирала первые весенние цветы, ворохом сваленные на столе,— составляла букетики для гостей.
Она заметила Ваську и, взяв для пего букетик голубых пролесков, запросто через весь широкий зал пошла к нему. Только теперь, подходя к Ваське, Зося увидала Мотыля, изумленно всплеснула руками: боже, какой нарядный! Тут же она разделила букетик, вручила цветы друзьям.
— А где же Лиля? — Мотыль усмешливо поглядывал по сторонам.— Что-то я ее не вижу.
— Заболела она,— вздохнула Зося.— Дома осталась.
— Вот те на! — враз погрустнел Мотыль.— Что-нибудь серьезное?
— Ангина.
— Все ясно, детские болезни,— горестно констатировал Мотыль.— Переходный возраст.
Ваське даже стало немножко жаль Лешку: экая незадача! Небось, бедняга, ни свет ни заря встал, навел на себя лоск, вырядился. И вот все хлопоты пошли насмарку.
— Ну что ж,— сказал Мотыль,— передай ей привет от меня.
— Сам бы и передал,— многозначительно повела бровью Зося.— Сходил бы, проведал девушку.
— Проведать? — Глаза Мотыля на миг застыли в неподвижности: предложение Зоси застало его врасплох, потом они медленно начали поворачиваться в сторону Васьки, проси и вопрошая: как, пойти, а?.. Васька подбадривающе мигнул.
— Проведать можно,— с готовностью ответил Мотыль.
В радостно-суетливой неразберихе никто из них не заметил, как подошел Аким.
— Привет, земляки! — произнес он с наигранным дружелюбием.
Все трое нехотя кивнули и неприязненно замолчали. Вот уж действительно мир тесен. Кто бы мог подумать, что Аким притащится сюда. Но — увы! — он стоял перед ними и морщил в улыбке губы.
— Что так дружно обсуждаете? — с хитроватым добродушием продолжал он.
- Во всяком случае, разговор не о тебе! — Мотыль смерил его хмурым взглядом: катись-ка ты откуда пришел, дай людям поговорить.
— Но-но, хлопец! — угрожающе протянул Аким, которому не по нраву пришлась вызывающая боевитость Мотыля.
— А в чем, собственно, дело? — быстро вмешалась Зося.— Тебе что-нибудь надо?
Аким чуть растерялся. Казалось, он менее всего ожидал отпора с Зосиной стороны.
- Я помешал? — тихо спросил он, и его улыбка стала напряженной.
— Если что-то хочешь сказать, говори! — тоже негромко, по твердо произнесла Зося. Легкая морщинка пересекла ее высокий лоб.
У Акима на скулах заходили желваки, он набычился.
«Нет, Зося здесь ни при чем. Все из-за этого сопляка — и неприятности, и размолвка».
Он метнул острый, полный ненависти и презрения взгляд на Ваську.
«Нахохлился, петух! Ну уж дождешься, проучу я тебя как следует!..»
— Я еще скажу! — недобро пообещал Аким, не двигаясь с места. Темный, непоколебимый и неприступный, как мешающая всем скала.
— Пойдемте отсюда! — Зося решительно шагнула вперед, взяла Ваську и Мотыля под руки и повела на второй этаж, в танцевальный зал. Оттуда уже доносились волнующие душу звуки настраиваемых инструментов.
Аким тяжелой походкой устремился за ними. В зале Васька нет-нет да и посматривал в его сторону. Хотя рядом стоял Мотыль, неспокойно как-то было Ваське, не по себе. Аким поначалу прислонился спиной к стене невдалеке от них, веки стиснул так, будто у него от боли раскалывалась голова. Потом вроде как поостыл, с ленцой прошелся по залу, кого-то окликнул. И тут же возле Акима подобострастно завертелись трое парней. Среди них Шмотка. Ну этот, если и возникнет скандал, вряд ли рискнет ввязываться. Васька не сомневался, что Антрацит надолго отбил у Шмотки охоту лезть в чужие дела.
Аким вел себя так, будто ни Васька, ни Мотыль, ни даже Зося для него не существовали. Он расселся на стуле в противоположном углу зала и, закинув ногу на ногу, балагурил с девчонками. Одна из них, прыщеватая, курносая, вскочив, в восторге захлопала в ладоши.
Большой зал училища был украшен распустившимися веточками душистой вербы и букетами мать-и-мачехи. Он, будто улей, гудел в ожидании первого танца. Навощенный накануне паркет блестел как зеркало.
И вот музыканты наконец впустили в зал вальс. Он, стремительный, легкий, властный, понесся подобно ветру, что врывается в цветущий сад, чтоб подхватить лепестки и закружить их в солнечной круговерти.
Васька не танцевал. Вместе с Мотылем, опечаленным отсутствием Лили, наблюдал за залом. Но Мотыль был, как заметил Васька, к тому же чем-то встревожен. Он не сводил глаз с Акима и нервно покусывал лепестки пролесков. Казалось, он ждал подвоха от Акима.
Тревога Мотыля передалась и Ваське. Поскучневший, он стоял рядом с Зосей, подпирая степу плечом. Танец сменялся танцем, один за другим подходили парни — приглашали Зосю в круг. Но она, ссылаясь на усталость, отказывалась. Вид у нее был действительно усталый.
Неожиданно Мотыль просиял, бурно взмахнул короткими мощными руками, выражая свою радость.
- Антрацитов кореш!
Васька увидел, как сквозь говорливую толчею пробирался парень. Он шел, нагнув голову, и Васька пока не мог рассмотреть его лица. Но вот парень выпрямился, и — о черт, да это же Лерка, о котором говорили, Что он похлестче Акима.
— Привет, мальчики!
Он собирался добавить еще что-то, вероятно, комплимент Зосе, потому что всей хилой фигурой наклонился к ней, по Мотыль энергично потянул его за собой.
— Па два слова...— И он подмигнул Зосе, давая понять, что разговор будет несерьезным.
— Кто это? — спросила Зося Ваську, неприязненно косясь на Лерку, отошедшего с Мотылем.— Скользкий какой-то...
— Да так, виделись разок,— Васька неопределенно пожал плечами.— Говорят, сидел...
— Ну что ж, поздравляю с приобретением,— съязвила Зося.— Товарищ хоть куда, сразу видно.
Лерка не мог устоять на месте, вертелся, направо и налево рассыпал улыбки, заигрывал то с одной девчонкой, то с другой. Васька присмотрелся к нему повнимательнее. Да, Зося права. Во внешности Лерки, хоть и одет он с иголочки, было что-то неприятное. Лицо у него будто колун, которым суковатые бревна раскалывают — от лба к подбородку резко сужается. А глаза вроде бы и улыбаются мило, но в глубине таится в них холодное, мерзкое.
Мотыль что-то терпеливо объяснял Лерке, с жаром доказывал, а тот сокрушенно покачивал лобастой голо-вон. Потом, вероятно, договорившись между собой, они, неторопливо обходя танцующих, вернулись к Ваське и Зосе.
Мотыль заметно приободрился, воспрянул духом и, заметив прошмыгивающего мимо Шмотку, строго окликнул его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24