Если учесть, что речь идет о редком укрепляющем средстве, чудодейственном средстве от геморроя и, как и все китайские настои, естественном афродизиаке.
Клиника Ассоциации была на другой стороне улицы. Крошечный лифт поднял меня на шестой этаж. Секретарь представил меня доктору Ле Пинь.
Эта женщина была одним из последних продуктов старого коммунистического Китая. Простая, без косметики, круглоголовая, волосы с проседью подстрижены «под мальчика». Одета в толстый свитер и черные брюки под безупречно белым накрахмаленным халатом. В студенческие годы она, пожалуй, носила синюю маоистскую униформу и косы. Сейчас ей было около пятидесяти, так что она наверняка успела побыть какое-то время «маленьким красным дьяволом» во время культурной революции. А потом поступить в престижный Пекинский институт традиционной китайской медицины еще при жизни Великого Кормчего, когда туда принимали только надежную молодежь, истинных коммунистов. Что-то из того, прежнего мира еще осталось в ее осанке и внешности. На пальце у нее было обручальное кольцо, наручные часы выглядели не украшением, а просто механизмом, показывающим время. Она приняла меня в маленькой амбулатории. В воздухе ощущался приятный запах бальзамических трав и коры растений, которые три молодых девушки измельчали и растирали в ступках за стеклянной перегородкой.
Мы уселись друг напротив друга почти вплотную. Она интересовалась моим самочувствием, спрашивала, что меня беспокоит, и записывала все ответы. Она очень интересовалась моей реакцией на химио– и радиотерапию. Были ли у меня температура, зуд, рвота? Появлялись ли пятна на коже? Потом она взяла мою правую руку, положила ладонью кверху себе на колени и через лупу принялась тщательно рассматривать.
– Нет, я не собираюсь предсказывать вам судьбу, – заверила она. – Я смотрю на состояние вашего здоровья. Вслед за любым изменением в вашем теле меняются и ваши руки.
– Руки?…
– Да. Посмотрите сюда, – сказала она, касаясь маленькой указкой бугра между линией жизни и большим пальцем. – Посмотрите. Вот образования, напоминающие крохотные кубики тофу (паста из соевых бобов). Это означает, что ваш желудок слаб.
Она поискала еще, затем обратила мое внимание на то, что линия жизни завершается треугольником.
– Смотрите, вот это означает, что у вас были проблемы с почками, – сказала она.
– Где? Справа или слева? – спросил я, удивленный этой подробностью, я ведь об этом не рассказывал.
– Этого я сказать не могу. Просто вижу, что есть проблемы с почками, – ответила она.
– Но как же это может быть? Линии у меня с рождения, а проблемы с почками возникли совсем недавно, – не отступал я.
– Случаются изменения линий, некоторые становятся заметными через семь дней, другие проявляются только через семь месяцев.
Потом, водя по руке указкой и глядя в лупу, произнесла:
– Если бы линия жизни заканчивалась здесь, это означало бы, что ваша жизнь уже прожита. Но линия идет дальше, значит, вам жить еще долго. Да, долго.
Она перевернула мою руку и, глядя на тыльную сторону ладони, заметила, что у меня явно назревают проблемы с коронарными сосудами.
– Пока ничего серьезного, ничего такого, что можно обнаружить при осмотре западного типа, но обратите на это внимание. Ваши коронарные сосуды начинают затвердевать.
На указательном пальце она обнаружила крошечную бородавку, которую я никогда раньше не замечал.
– Каждый раз, когда возникают проблемы с зубами, пусть даже с одним, появляются такие знаки.
Она нащупала мой пульс и надолго сосредоточилась. Сказала, что пульс вялый и что у меня слабое «ци». Осмотрела мой язык и сказала, что под мягким небом имеются две трещинки, еще один знак «неравновесия в желудке». Долго рассматривала уши и опять же не представляю где и как, увидела «застой крови в желудке».
Потом осмотрела мою шею, пощупала лимфоузлы (как, собственно, поступил бы и ее западный коллега) и, наконец, объявила диагноз: общее состояние здоровья неплохое, но имеется некоторая слабость «ци» и нарушенное равновесие, которое следует восстановить.
По ее словам, то, что западные врачи делали со мной до сих пор, было правильным. Сейчас речь шла о том, чтобы подкрепить их лечение китайскими средствами. Экстракт гриба подходил идеально для того, чтобы усилить мое «ци». Я мог принимать по три таблетки в день хоть годами, потому что у них нет побочных эффектов.
Красивым каллиграфическим почерком она выписала рецепт и передала его в аптеку. Всего визит длился полчаса. За него и за первую порцию лекарства, которой мне должно было хватить на месяц, я заплатил сумму, соответствующую ста двадцати евро.
Я еще пару раз встречался с миллиардером, и он познакомил меня с двумя учеными, работающими над его проектом. Как всегда, я что-то узнал от каждого из них, но ничто не изменило моего основного впечатления, что грибной экстракт – красивая легенда. Еще миллиардер познакомил меня с молодым сыном шанхайского биолога, который поведал старинное предание о грибе.
В давние времена жила-была белая змея, и мечтала она превратиться в прекрасную женщину. Но для этого нужно было, чтобы кто-нибудь влюбился в нее, а это было нелегко. И вот однажды один юноша увидел змею и сказал, что любит ее. Тут же гадина превратилась в прекрасную женщину, как и мечтала. Молодые люди поженились и зажили вместе в счастье и согласии. Но один монах позавидовал их союзу и решил разлучить влюбленных. И всем стал рассказывать, что в образе женщины-змеи скрывается сам дьявол.
Когда молодой муж на свою беду тяжко поранился, монах тут же объявил, что это козни жены. Женщина была в отчаянии, но только она одна могла спасти мужа. Она знала, что на небе растет чудесный гриб, и имя ему – Заоблачный, и может он лечить любую хворь. Но в человеческом образе забраться на небо она не могла. Тогда во имя любви она вернулась в свое прежнее обличье и стала небесной змеей. Молнией метнулась она, проскользнула сквозь тучи и возвратилась с чудесным грибом на землю. Молодой муж тут же выздоровел, а гриб благодаря женщине-змее распространился по земле и стал всем доступен.
А монах завидовал им пуще прежнего и решил заманить женщину в ловушку. Поймал ее, запер в ящике для подаяний и закопал в городе Ханчжоу. А чтобы никто не смог ее освободить, сверху он велел построить пагоду, которая стала знаменитой: это была Пагода Лэй Фэн.
Узнав о коварстве монаха, император велел его схватить, но монах укрылся там, где никто бы не догадался его искать: внутри краба, живущего на рисовом поле. Там он и остался, ненавидимый всеми китайцами, которые и по сей день, когда едят этих крабов, внимательно разглядывают панцирь. Там при желании можно увидеть узор, похожий на старого испуганного монаха.
Когда-то я встретил в Гонконге одного китайца, биржевого агента, который мне объяснил, как предсказать человеку судьбу по чертам лица. У меня сохранился его телефон, и я дозвонился. Но оказалось, что он больше не занимается физиономикой и теперь у него другие заботы – он лечится от рака.
– А как же гриб миллиардера? – спросил я у него.
Да, он слышал, есть такое средство.
– Одно из многих, – добавил он.
Он предложил встретиться, чтобы вместе пройтись по старому базару Монгкок, где торгуют травами и цветами. Это было потрясающе интересно. На каждом шагу нам предлагали «что-то особенное», привезенное из Китая и способное излечить от той или иной болезни. У одного торговца, который занимался в основном розами, обнаружилось странное растение с крохотными початками, напоминающими кукурузные. Каждый початочек украшала борода из длинных зеленых волокон, великолепное, как заявил продавец, средство от диабета. Другой предлагал черные блестящие семена причудливой формы, похожие на черепа крохотных буйволов – даже рожки имелись, это средство было от рака легких. Еще У одного торговца я увидел растение с толстыми округлыми корнями, которое растет у водопадов и превосходно помогает от рака груди.
Но мой друг показал мне нечто странное, с трудом поддающееся определению, – это был «червегриб». В горных районах Китая водится червь, который в холодные месяцы прячется под землю и впадает в спячку. Гриб вырастает рядом, он проникает в тело червя, питается им и весной пускает побеги, напоминающие зеленые листья на черном фоне. Эта паразитическая комбинация считалась волшебной: «листья» были прекрасным средством от рака почек. После операции мой друг взялся за изучение старых медицинских текстов и обнаружил, что несколько веков тому назад это растение считали чудодейственным средством от любых заболеваний почек. Беда только, что он очень дорог: килограмм таких «листьев» стоил больше тысячи евро, а для того чтобы лекарство подействовало, листьев нужно было много. Он дошел до пятидесяти граммов в день – примерно трех десятков «листьев», которые следовало долго варить на пару в закрытом глиняном сосуде. Потом надо было выпить настой и съесть гущу. Вначале, по его словам, настой вызывал сильный кашель, но это «только потому, что он попутно очищает легкие».
У него уже подобралась целая компания друзей, которые тоже лечились этим настоем и по очереди помогали друг другу с поставками из Китая. Он слышал, что растение это можно встретить и в королевстве Бутан, где даже королевская семья им пользуется. По слухам, кое-кто там уже подумывает о том, чтобы организовать небольшое производство.
В один из вечеров старый миллиардер пригласил меня на семейный ужин в шикарный ресторан на Веллингтон-стрит. Из тех, где у входа висят жареные, источающие жир молочные поросята, а на улицах выставлены стеклянные бассейны с отборной живой рыбой, раками и лангустами, ожидающими своей участи. Клиенту достаточно ткнуть пальцем, обреченное существо выловят и приготовят на заказ.
Некоторые утверждают, что библейский призыв «плодитесь и размножайтесь» вместе с неограниченной властью, полученной человеком, стали началом плотоядного насилия, которому предается «венец творения». Это не так, китайцы пришли к подобному насилию без Библии и тысячелетиями употребляли в пищу всех существ без исключения, предварительно подвергая их утонченным пыткам. И эта кухня стала той частью их культуры, на которую ни один режим и ни одна идеология так и не посмели замахнуться.
Я смотрел на этих прекрасных рыб, на подвешенных поросят и думал о том, что человек всегда находил странные оправдания своей плотоядной ярости по отношению к другим живым существам. Один из аргументов, которые все еще в ходу на Западе, чтобы оправдать бойню сотен миллионов цыплят, ягнят, свиней и коров, заключается в том, что для жизни необходимы белки. Но как же слоны? Откуда слоны берут белки?
Аргумент, используя который один друг пытался убедить Ганди отказаться от вегетарианства, был примерно такого же свойства. Он сказал Махатме, что англичане способны с небольшим количеством людей удерживать в подчинении миллионы индийцев только потому, что едят мясо. Это, по его словам, делало их сильными. Единственный способ борьбы с ними – тоже стать мясоедами, как они. Однажды ночью, когда оба друга шли по берегу реки, Ганди согласился съесть кусок козлятины. Этим он пошел наперекор убеждениям своих предков и своей касты. Ему тут же стало очень плохо. Он никак не мог переварить это мясо и, пытаясь заснуть, слышал у себя в желудке блеяние съеденной козы – так он рассказывает в автобиографии.
За всю свою жизнь Ганди больше не притронулся к мясу, даже тогда, когда учился в Англии, где все говорили, что без мяса ему не вынести холодную зиму.
Я, принадлежа к другой культуре, никогда не задумывался, есть ли мне мясо. В моем доме в детстве есть мясо было делом нормальным – конечно, когда мы могли себе это позволить. Обычно это бывало по воскресеньям. Когда мы с Анджелой приехали в Индию в 1994 году, мы оба еще ели мясо – ели бы и дальше, если бы не случай.
Раз в неделю приходил мусульманин с аккуратной сумкой, из которой он вынимал пропитанные кровью газетные свертки с говяжьим филе и бифштексами. И вот однажды Дитер, мой друг-фотограф, указав на бродячих коров, столпившихся у мусорного бака с явным намерением полакомиться содержимым, сказал: «Вот что ты ешь вместе с замечательным мясом, которое приносит тебе твой мусульманин. Заодно подумай и о свинце с этой газетной бумаги!» И он был абсолютно прав. Хоть наш мусульманин и забивал священных для индусов коров, они не выросли на его зеленых пастбищах. Понятно, что он торговал мясом бродячих животных, кормящихся чем попало.
Это был первый импульс, побудивший меня отказаться от мяса. Потом, переставая видеть в животных только мясо, я стал смотреть на них другими глазами, все больше ощущая, что они живые, они – часть общей жизни, заполняющей мир. Теперь мне на бифштекс смотреть противно, от запаха жарящегося мяса меня мутит, а мысль о том, что можно выращивать животных только для того, чтобы их убить и съесть, причиняет мне боль. Когда мы выращиваем животное, чтобы потом убить, обрезаем свиньям хвосты, чтобы их не грызли соседки, подпиливаем курам клювы, чтобы они, обезумев от неподвижности, не кровавили друг дружку, – вот примеры дикости разума.
– Но ведь овощи и фрукты тоже живые! – заявляют «мясоеды», будто мы, сорвав помидор, заставляем растение страдать, подобно курице, которой сворачивают голову. Или будто ягненок растет на грядке, как салат или капуста. Овощи созданы для еды, а животные нет! Самая естественная пища для человека – та, что производят земля и солнце.
Миллиардера все не было. Я смотрел на жареных поросят и мысленно спрашивал тех, кто собирается их есть: «А вы когда-нибудь слышали крики, которые доносятся с бойни?» Сделать бы так, чтобы их слышал каждый, заказавший бифштекс. В каждой клеточке забитого животного – предсмертный ужас. Моя бабушка, как и все, ела мясо (если, конечно, оно было в доме), но она всегда говорила, что нельзя есть мясо только что забитой скотины. Нужно, мол, подождать. А почему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85