Но пока не поняли.
Ох, дядя Роги!
… А у нас еще больше причин их бояться. Мы в меньшинстве.
(Отчаяние.) Вот ты отказываешься заглянуть ко мне в лабораторию и потому не знаешь, что мы ищем… ищем мирные, неагрессивные способы… нейтрализовать… противников. Пойми, нельзя в наше время быть индивидуалистом, нельзя сражаться в одиночку, даже неоперанты сознают, что единственный путь — солидарность, что одинокий ум обречен, что для любви, для исцеления души необходимы, как минимум, двое. Прошу тебя, умоляю, отец, не отворачивайся от нас…
Вернешься — обсудим. Как ты сказал, это пустяк в сравнении с ядерным сдерживанием. Тебе сейчас нельзя отвлекаться.
Идем на посадку… Дядя Роги, обещай, что присоединишься к нам. (Уловка.) Честное слово, ты снимешь груз у меня с души и ума.
Подумаю. Bon voyage et bonne chance, mon fils note 77.
Я стоял и глядел в окно. Туман рассеивался, фонари погасли. Я проголодался и почти пришел в себя, но мое намерение одолеть внутренних демонов в одиночной схватке осталось непоколебимым. Надо, конечно, выяснить, какие приемы самообороны есть на вооружении у Дени и у его сотрудников, но впустить их в тайники моего ума — извините! У канюков не принято, чтобы отец показывался сыну в голом виде.
Я видел машины, снующие по улице, студентов, что торопятся на утренние лекции, и в голову вдруг пришла далеко не одухотворенная мысль. Если президент осыплет моего племянника почестями, наверняка на «Метапсихологию» будет повышенный спрос. Надо обойти на повороте большой книжный магазин, расположенный ближе к колледжу, и немедленно сделать заказ в Бостоне. Дени терпеть не может давать автографы, но теперь-то он не посмеет мне отказать…
Я было хотел отойти от окна, но ненароком бросил взгляд на само стекло и сквозь зубы выругался. Какой-то пацан, видно, стрелял из рогатки по белкам и пробил в стекле маленькую дырочку. Однако что странно — слишком уж она ровная, и трещин нет. Диаметром не больше четверти дюйма, края не острые, а точно шлифованные. Крошечное отверстие аккурат на уровне моей макушки. Я пошел в кухню за сантиметровой лентой.
Точно, шесть футов и два дюйма от пола — как раз мой рост без ботинок. Я почувствовал тепло где-то под ребрами и рассеянно ощупал голову.
Да нет, не может быть. Хотя почему, собственно?..
Без сомнения, Дени захочет меня испытать. Соглашаться? Может, и соглашусь при условии, что он оставит в покое скрытые глубины моего ума. Я ухмыльнулся при мысли о том, какой переполох поднимется в научных кругах. В парапсихологической литературе о таких «умственных залпах» пока еще не читал, даже в каталоге метафункций племянник ни словом о них не упомянул. Значит, мой выстрел — научное открытие, влекущее за собой непредсказуемые последствия…
Что, съел, Дени? Почивай себе с миром, mon frйrot note 78, и не высовывайся!
Половина девятого, склад в Бостоне наверняка уже открыт. Позвонив туда, я заказал в три раза больше книг, чем собирался. Насчет автографов Дени, конечно, поворчит, но не откажет.
Теперь можно в этом не сомневаться.
20
Алма-Ата, Казахская ССР, Земля
24 октября 1991
Другой бы на месте Генерального секретаря потребовал немедленно доставить ее в Московскую Звездную палату note 79. Но он, следуя своим популистским устремлениям и врожденной хитрости, отправился к ней сам. К этим неформалам нужен особый подход, потому он выгнал своих суетливых помощников, уселся у стола в небольшом кабинете Института биоэнергетики и завел разговор о погоде.
Тамара не спеша налила ему чаю. И вместо того, чтоб сесть за стол, подвинула кресло поближе к нему. Из окна открывался великолепный вид на заснеженные отроги Тянь-Шаня. День стоял погожий, но на завтра метеосводка обещала метель. Так что лучше отклонить приглашение казахских товарищей и нынче же вечером улететь в Москву.
— Я непременно доложу о нашей беседе на Политбюро, — заключил он. — Какой вкусный чай!
Полноватая темноглазая женщина, чьи роскошные рыжие волосы были скручены в строгий пучок на затылке, подкупающе улыбнулась.
— Я подготовила отчет о нашей работе по внетелесным экскурсам. — Она кивнула на большой запечатанный конверт. — Здесь также рекомендации о скорейшем создании корпуса независимых наблюдателей. Я почла бы за честь участвовать в его организации.
Он взглянул на нее поверх пиалы.
— Ну разумеется. Без вас мы не справимся…
Тамара пожала плечами.
— Я знаю возможности своих сотрудников. ВЭ — скорее искусство, чем наука. Понимаете, оперантам нужны соответствующие условия для работы, иначе ничего не получится. За всех я ручаюсь: они честные советские люди, всецело преданные делу мира.
Генеральный секретарь вздохнул.
— Трудновато будет.
— Нам двадцать пять лет было трудновато.
Он допил чай и взял со стола конверт. Вскрыв его, полистал бумаги. После недолгого молчания заметил:
— А вы, товарищ Сахвадзе, вроде бы и не удивились моему приезду.
— Не скрою, нам было любопытно увидеть отклик Политбюро на эдинбургскую демонстрацию. Мы надеялись, что вы не станете впадать в панику, но хотели удостовериться.
— Вы хотите сказать, что шпионили за нами?
— Да. И за американским президентом, и за руководителями Китайской Народной республики, и за папой.
— За папой? — опешил Генеральный секретарь. — И что же папа?
— Он плакал.
— Точь-в-точь как товарищ Данков из КГБ, — пробормотал он. — Вам наверняка будет небезынтересно узнать… впрочем, возможно, и это для вас уже не новость… что бдительных товарищей с площади Дзержинского задело за живое ваше личное участие в демонстрации. Данков потребовал немедленно ликвидировать «ведьму и весь ее шабаш». Судя по всему, ваши спонсоры из КГБ оскорблены в лучших чувствах.
— Для нас это был вопрос выживания.
— Ну, Данкова мы кое-как образумили. А вот с Советом обороны будет потруднее. Маршал Камышинский высказался за нанесение превентивного ядерного удара. Не исключено, что нам понадобится компетентная группа ваших сотрудников, чтобы выяснить умонастроения на Западе.
— У нас шестьдесят восемь оперантов ВЭ, большинство из которых способны совершать внетелесные экскурсы по всему земному шару. Силы Запада вместе взятые составляют восемьдесят человек — более тридцати в Великобритании, сорок с лишним в Штатах и несколько реципиентов в нейтральных странах. Со временем их число будет расти, как и наше.
День был на исходе; в кабинете становилось прохладно, однако лысеющий череп Генерального секретаря блестел от пота.
— Милитаристы безнадежно проигрывают по очкам. Политбюро полностью отдает себе отчет в том, что первый удар невозможен, равно как и гонения на парапсихологов. Народ требует… да-да, требует, чтобы ваша программа была претворена в жизнь.
— В Алма-Ате люди празднуют, — сказала Тамара.
— В Москве тоже. И по всей стране. Демонстрация Макгрегора (кстати, прежде чем показать ее по центральному телевидению, нам также пришлось пройти через ожесточенные дебаты) открыла путь в новую эру. Но грядущий век может и не быть золотым, Тамара Петровна. Надеюсь, вы с вашими идеалистами это понимаете. Вот уже несколько лет я пытаюсь возродить нашу промышленность, поставить экономику на прогрессивные рельсы, не допустить военных авантюр. А сколько сил отнимает борьба с коррупцией, разгильдяйством, бездуховностью нынешней молодежи!.. И тут еще это… угроза психической агрессии. Люди ожидают решительных инициатив в области разоружения, надеются, что сокращение непомерных расходов на оборону повысит их жизненный уровень. Положим, на какое-то время они запасутся терпением… ну, скажем, лет на десять, возможно, их несколько отвлечет полет на Марс и прочие чудеса. А дальше что?..
— Я вас понимаю, товарищ Генеральный секретарь. Мы далеко не единая нация. До сих пор дисциплина и правопорядок среди наших разобщенных наций поддерживались усилиями огромного бюрократического аппарата и страхом перед внешними врагами.
Он легко подхватил нить своих собственных мыслей:
— А если устранить отвлекающий фактор, то массы более трезво и критично взглянут на теперешнюю жизнь, на неэффективность нашей централизованной системы власти, на экономику, которая руководствуется устаревшими доктринами и все больше отстает от индустриальных держав… Достаньте свой хрустальный шарик, Тамара Петровна, и задумайтесь о том, что станется с вашей светлой мечтой о мире. Будет ли этот мир в Советском Союзе? Сможем ли мы достаточно быстро адаптироваться к переменам, чтобы избежать катастрофы?
Она отвернулась, плотно сжала губы.
— Не знаю… Иногда я вижу на много лет вперед… на десятилетия… Передо мной открываются огромные горизонты, когда-нибудь мы будем осваивать межпланетное пространство точно так же, как сейчас пытаемся проложить дорогу к Марсу. Но ближайшего будущего мне увидеть не дано, и слава Богу. Да, я благодарна Создателю за то, что вести страну через последние годы двадцатого столетия выпало не мне. Это в ваших руках, а потому возьмите конверт и поступайте согласно велению долга.
— А вы будете за мной наблюдать!
Тамара встала, подошла к окну и, глядя на окутанные вечерней дымкой горы, ответила:
— Не только я. Весь мир будет наблюдать.
21
ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
После детального изучения скоординированной программы ВЭ в Москве и в Вашингтоне были намечены переговоры в верхах. Политики стряхнули пыль с Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений, слегка подредактировали текст и посулили его миру в качестве рождественского подарка.
В Штатах и в Советском Союзе все считали свершившимся фактом введение в действие Психоглаза, и ни Белый дом, ни Кремль, естественно, не стали разочаровывать общественное мнение. Массы блаженно верили, что бдительные адепты ВЭ (их сразу окрестили «соглядатаями») не дремлют. Появились карикатуры в прессе и шутки типа «Большой Брат смотрит на тебя». Паника на Уолл-стрит была задушена в зародыше блестящей речью президента. Правда, отдельные скептики доискивались мотивов покушения на Макгрегора в демонстрационном зале (личность безумца британские власти предали огласке лишь после того, как был сделан запрос в парламенте), но в целом американцы приветствовали Психоглаз как наглядное доказательство предотвращения атомной катастрофы. Имена «соглядатаев», разумеется, держались в секрете, но все утешались тем, что они денно и нощно следят за кремлевскими нажимателями кнопок, в то время как соответствующее число русских богатырей держит под контролем комитет начальников штабов, бесцельно слоняющихся по центральному посту управления огнем Пентагона.
В действительности же советско-американскую контрольную комиссию удалось учредить только в начале 1992 года. Почти три месяца продолжалась дотошная утряска организационных деталей, по сути сводившихся к вопросу о том, кому и куда смотреть. Но подобно классической фиктивной вывеске: «ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА», одно упоминание о Психоглазе оказалось не менее действенно, чем если бы он существовал в действительности. Ни той, ни другой сверхдержаве не хотелось навлечь на себя обвинения в агрессивности, а если насчет американских и русских «соглядатаев» еще могли быть какие-либо сомнения, то в отношении шотландцев они полностью исключались. В заключительном слове на эдинбургской демонстрации Джеймс Макгрегор вскользь упомянул об уже работающей команде независимого умственного надзора в составе тридцати двух адептов. И она в самом деле начала регулярно выпускать пресс-релизы из выборочных советских и американских военных тайн. Правда, откровения были далеко не сенсационного характера, но это и не входило в планы Макгрегора. Основная задача пресс-релизов — служить постоянным напоминанием о том, что внетелесные экскурсы — не выдумки, а реальность, и, стало быть, сверхдержавам лучше держаться в рамках. На двусторонних переговорах как Советский Союз, так и Соединенные Штаты вели себя с безукоризненной корректностью, которая соблюдалась также во время ратификации ОСВ и на первом этапе ядерных разоружении. Однако угроза миру во всем мире наметилась с другой стороны.
В Штатах нарастала волна возмущения огромными военными расходами. Возражения отдельных воинственных конгрессменов, ярых антикоммунистов и пока еще немногочисленных скептиков, решительно отвергались. Президент, прославившийся своей уклончивостью в ответ на требования налогоплательщиков, словно красной тряпкой, размахивал призывом Тамары Сахвадзе к мировому конгрессу метапсихологов и даже предложил встречную акцию — всемирный симпозиум по высоким технологиям в США. Советский руководитель заявил, что его страна охотно примет участие в обоих мероприятиях, и выдвинул кандидатуру профессора Макгрегора на соискание Нобелевской премии Мира.
Дени за неделю закрытых совещаний с президентом ввел его в курс буквально каждого аспекта метапсихических исследований. К тому же он выступил перед правительственным Комитетом по науке и технике и сенатской Комиссией вооруженных сил, заявив, что оставляет за собой лишь совещательный голос во вновь созданной президентской мета-коллегии, но обязуется регулярно проводить консультации с мозговым трестом.
Наконец, увенчанный лаврами, он вернулся в Хановер с намерением продолжить работу. Увы!.. После Эдинбурга и Вашингтона его маленькую лабораторию начали осаждать самые престижные фонды, чьи субсидии, в отличие от компрометирующих «вливаний» Пентагона, были приняты «на благо Дартмутского колледжа и метапсихологии в целом».
Однако в подобной ситуации ему стало гораздо труднее отделываться от журналистов, и, покорившись неизбежному, Дени создал в Дартмуте отдел общественных связей, во главе которого поставил Жерара Трамбле. Бывшему каменотесу уже исполнился тридцать один; три года назад он получил степень доктора медицины. Несмотря на общие франкские корни, его из всей Группы я особенно невзлюбил. В этом жизнерадостном красавце, который всем умел угодить, я давно заподозрил склонность к карьеризму и глубоко запрятанную зависть к Дени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85