Товарищ оказался очень даже умным человеком. Не обиделся, обещал подумать, сказал, что все принял к сведению.
— И?
— И вот уже результат. Вчера был последний день, когда можно сниматься. Он по-прежнему в списке.
— Понятно, — грустно сказал Капитан. — Не видать Игорю Вилоровичу высокого кресла.
— Почему? Скоро выборы в городское собрание, почему бы ему не стать председателем. Да и насчет думских выборов. Савушкин товарищу коммунисту лично ничего не обещал.
***
— Олег, рано бамбук куришь. Срочно спепцвыпуск для Слободы.
— Когда?
— Начать верстку через пять часов.
— Шутка?
— Нет. Ну, не спецвыпуск, так, листовка, формата А4. Материалы сейчас будут. Это напишешь, это обработаешь. И посмотри, не осталось ли у тебя карикатуры в запасе.
— Осталась. Забойная. Но пять часов, это…
— Олежка! Вечером с меня коньяк. Но чтобы!
***
— Как у нас на криминальном фронте?
— Серьезные подвижки, — ответил Гришин. После той ночи, он фактически отвечал за два квадрата — Слободской район и связь со службой безопасности. После той истории, Шурыгин и еще шесть бойцов «Перуна» свалили из города. Технолог свалил тоже. Большой радости в этом нет: Шурыгин, при всей своей склонности к психопатизму, в часы, свободные от припадков, как раз был сообразительным дядей. Теперь же «Перун» подчинили настоящему бандиту, причем не из «афганцев» или «воров», а из «спортсменов». Батька, как мы все знаем, психанул тоже. У него появилась мания: если Слобода полностью проголосует за него, то ему удастся уровнять весь город, а там нужные проценты накидают.
— Кстати, верная мысль, — заметил Куклинс. — Только поздно ему в голову пришла. Насчет процентов. Галактионыч, как вчера приехал, сразу же отправился к Белочкиной. Та, уже напуганная не столько Батькой, сколько общим ходом событий, включая ту ночь, с похищением, сбавила нам один процент. Говорит: если перевес в четыре процента, покрывать его не буду. Только Инке это ни слова, а то она непременно расскажет это агитаторам, а те расслабятся. Так что же со Слободой?
— Плохо. Она уже два дня в полной блокаде. Райотдел милиции просто озверел, а тут еще и бандитские посты. Дорога одна, все машины проверяют, ничего ввезти невозможно.
— У Капитана была одна идейка. Думаю, надо рискнуть.
***
Тараскин и Капитан были героями дня. Капитан — как автор идеи, Тараскин — как исполнитель.
— Я, как человек верующий, — сказал Капитан, — никогда не презирал блудниц. Найти с ними общий язык всегда нетрудно, они любят поболтать в нерабочее время о всем, кроме, естественно, своих станков. Я еще в первый же день выяснил: проституция здесь — самостоятельная отрасль бизнеса, которая платит «каткам» положенную дань, как деньгами, так и натурой, но организационно к ним не относится. Я так и сказал: если Савушкин победит, бандитов в городе станет меньше и вас будут реже использовать на халяву. А еще поднимется общий уровень жизни.
— Ну, в общем, -продолжил Тараскин, — они почти все отказались, но нам и не надо было, чтобы все, лишь бы две бригады, да еще бы никто не заложил. «Блядское такси» здесь все бандиты знают, естественно, их пропустили без досмотра. Они поехали по адресам, а там уже наши ребята вынули из багажника тиражи. Часа в четыре утра, когда бандиты спать пошли, вся моя гвардия — сам отбирал, за три часа разнесла все, до номера.
— По моим данным, — заметил Гришин, — Слобода на ушах. Руководство у «Перуна» опять сменилась, прежнего товарища отправили в отставку, через приемный покой больницы. Батька уже никому не верит, а его никто не слушает. Мне звонил Никитин — что делать? Я ему говорю: хочешь, добрый совет? Только придется мозгами тебе пошевелить, но если удастся — не забудется. Ты найди какой-нибудь повод, на воскресенье: день рожденья, еще что-нибудь, хоть поминки и увези как можно больше бандюков из города. Пусть выпьют водки подальше от Ирхайска. Чтобы не мешались на голосовании. Теперь Шурыгина нет, Батька на вас «Перун» уже не напустит, отомстить не успеет, зато новый мэр будет ласков. Но только к тем, кто уедет. Тот обещал подумать.
— Ой, смотрите, нашего показывают, — крикнула Таня.
Все поспешили к телевизору. На экране был тот самый дождливый день. Та злосчастная встреча и тот самый эпизод со старушкой.
— Похоже, прощальный привет от Леваневского, — сказал Капитан. — Грамотно, черти!
Не анонсированный в программе фильм, назывался «Черная тень над Ирхайском». В кадре мелькали предприятия Савушкина, его портрет, портрет первой жены, потом опять побитая баба. На экране с мультипликационной скоростью мелькали номера банковских счетов, из мешков сыпались груды банкнот, закадровый голос перечислял, за сколько продан тот или иной городской объект.
Под конец, под музыку Прокофьева псы-рыцари начали бросать в костер мирных жителей Пскова. В кадре появился псевдоготический особняк Сахарова и тот же закадровый голос сообщил о том, что Савушкин — тайный католик и в случае своей победы пообещал выгнать детскую музыкальную школу, а здание отдать под костел.
— А про мечеть они так и не узнали! — ухмыльнулся Куклинс, — подмигнув Капитану.
— Что будем делать, как отыгрывать, — уныло спросил Олег.
— Сейчас уже никак, — серьезно ответил Егорыч. — Сейчас только ждать.
Уже вечером, когда все сидели в ресторане, Толик сказал на ухо Олегу.
— У нас есть такая примета: нельзя в день выборов пить. Ни капли. Помню, была история, в Омске. Клиент должен был пройти в первом же туре, без проблем. Подсчитали — 49 процентов. А комиссия оказалась такой нейтральной, что ни нам, ни вам. Долго думали — почему. Оказывается, клиент вспомнил про яйца и одну корзину и нанял еще двоих технологов, для особого газетного проекта. Кстати, политика дурацкая сама по себе: нельзя относиться к выборам, как к бизнесу, тут наоборот, как в армии должно быть полное единоначалие. Можно нанять хоть две команды, хоть десять, лишь бы они подчинялись одному Котелкову или Мотелкову и все проекты координировались. Так эти клоуны, оказывается, начали поддавать «за победу» еще в шесть вечера. Ты не смейся, это серьезная примета. Короче, спалили нам результат.
Толик промолчал, потом торопливо подлил водки, себе и Олегу.
— Пей пока можно. Вот в суббот с полуночи — полный шариат Но зато, когда урны вскроют, так напьемся…
— При любом результате?
— Конечно. Только напитки разные. Победим — шампанское, нет — горькая.
***
Утро двадцать пятого сентября впервые обошлось без малейшего намека на дождь. Газон под окном Пансионата схватил легкий заморозок, впрочем, не прошло и двух часов, как солнечные лучи растопили иней. Олег тщательно побрился и надел белую рубашку. Когда он спустился в штаб, то увидел, что коллеги тоже приоделись, как на парад. Внизу были все, кроме, полевых командиров, уехавших в районные штабы.
— Олег, — сказал Куклинс, — чтобы ты до вечера не волновался, будет для тебя важное поручение. Ты включен в мобильную группу. Если на участке какая проблема, то приезжаешь туда с Вознесенской или с Галактионовичем, размахивая своей корочкой.
Олег согласно кивнул, отметив про себя, что волнения меньше не стало: просто, теперь будет нужно ждать не только конца голосования, но и тревожного сигнала.
***
— За кого вы голосовали.
— За Савушкина.
…
— За кого вы голосовали?
— За кого надо, за того и голосовал. У нас что, тайну голосования отменили?
…
— За кого вы голосовали?
— Доченька, а как ты думаешь? Я же тридцать лет в партии Ленина.
…
— За кого вы голосовали?
— За этого… Ну, как там его, за этого прикольного спортсмена, который с Дикиным на руках мерялся. Я всех, кроме него вычеркнул [8].
***
— Опергруппа, на выезд. На третьем участке, в Центральном районе, запустили «петлю Мавроди».
— Елена Семеновна, что такое «петля Мавроди», — спросил Олег, когда они уже сидели в машине.
— Очень простой, хотя затратный способ. Возле входа на участок стоит диспетчер. Когда он видит избирателя, мягко говоря, социально незащищенного, то направляет его в сторону, туда где стоит машинка — там можно заработать. В машине ему объясняют: деньги нужны? Получаешь бюллетень, но не кидаешь в урну, а приносишь нам — это твое право. Мы его у тебя покупаем за… обычно, за цену двух бутылок водки с закуской. Иногда выше, иногда ниже. Эти ребята получают бюллетень, когда подходит следующий, то они с ним договариваются: возьми бюллетень, опусти в урну (а он уже где надо отмечен) взамен принеси тот, какой тебе выдадут. Если в городе выборы проходят часто, возникает генерация шакалов, которая рассчитывает на такой заработок и торгуется. Здесь такой традиции быть не должно, но все равно неприятно.
— Что мне делать?
— С нами группа физического прикрытия. Когда увидишь, как кого-то ведут в машину, хватай фотоаппарат и снимай. Мы прикроем.
***
— За кого вы голосовали?
— За мэра естественно, а не за хулигана, который старух бьет.
…
— За кого вы голосовали?
— По правде сказать? Нет, не скажу. Скажите спасибо, что вообще голосовал.
…
— За кого вы голосовали?
— Извините, я не местный, я журналист из Питера.
***
Когда Олег, побывавший в Центральном районе на пустячном конфликте, вернулся в штаб, уже был вечер. Только, что подъехала Елкова.
— Ужас, — крикнула она с порога. — Валимся. Наших в общаги не пускают на Циолковского, оттуда всех на участок согнали, за Батьку. На третьем участке вообще, скандал. А уж явка…
— А вот по моим данным, — усмехнулся Капитан. — По моим данным, которым я сам боюсь верить. По моим данным… Инка, обещай до первых результатов, ни разу больше не сказать вслух слово «ужас».
— Чтобы я такое обещала!
— А по моим данным…
— Ладно, обещаю тебя лично не кошмарить. Давай.
— По моим данным, правда, пока только Ленинский район, наш отрыв — девять процентов. Скоро будут результаты по Центральному. В Слободе не проводился.
— Напомни, сколько было по Заречью?
— Разрыв в три процента. Но не с Батькой, а с коммунистом. И, хреновая явка, но это ты знаешь. Поправить можно, только если мобилизационный резерв успеет сработать.
— Боюсь экзет-пулов, — сказал Куклинс. — Не их самих, конечно, а те положительные эмоции, которые они провоцируют. Люди голосуют, а сказать о своем выборе стесняются, даже на условиях полной анонимности. Классические примеры: Жириновский в первой Думе — 1993 год и Лебедь на президентских 96-го. В случае с Жириком разрыв в городах, с повышенным самосознанием электората, достигал десяти процентов.
— Здесь не тот случай, — сказал Егорыч. — Да и вообще, народ скорее не постыдится, а испугается сказать, что голосовал не за Батьку.
— Твоими бы устами… Или наоборот: благодаря дебатам и ночным проектам Тараскина, Батька стал такой одиозной фигурой, что в любви к нему вслух уже никто не признается. Между тем, в таких городах, как Ирхайск, к поговорке про борозду и старого коня, относятся серьезно.
— А вот и Центральный подошел, — удовлетворенно сказал Капитан. — Так. Шесть. И опять черт знает какая явка. Инка, что там у твоих агитаторов, сериал с утра был, что ли?
— Это день такой, — ответила успокоившаяся Инка. — Все, у кого участок за городом, поехали на него с лопатой. — Ничего, здесь принято, до семи возвращаться. До десяти успеют.
Капитан подошел к Олегу, положил руку на плечо.
— Все равно, делать нечего. Давай, съездим еще раз в город, закупим продуктов.
— Шампанское для встречи «политического нового года»?
— Вот именно. Покупать шампанское уже можно. Я бы уже рискнул. Поехали.
***
На стене штаба появилось новое украшение: огромная, незаполненная таблица, с номерами участков и фамилиями кандидатов. Олег вспомнил архивный снимок времен Второй мировой, вроде бы из штаба английского ПВО: карта окрестностей Лондона, по которой медленно перемещаются картонные немецкие эскадрильи, а наперехват им так же медленно движутся картонные истребители. Оператор может быть и был бы рад ускорить движение своих, чтобы успели раньше, чем немцы достигнут Лондона, но нельзя: только точные данные.
Впрочем, подумал Олег, там первым сигналом о неудаче была бомба упавшая на штаб. Тут без этого.
Данные приходили с участков один за одним.
— Седьмой участок, Центральный район. Савушкин — 36, Назаренко — 30, Варенец — 19. Фомин — 7. Против всех — 8.
— Четвертый участок, Центральный район. Савушкин — 32, Назаренко — 28, Варенец — 20. Фомин — 10. Против всех — 10.
— Какой-то яблочный сад, твой четвертый участок, — сказал Куклинс Елковой.
— Второй участок, Ленинский район. Савушкин — 38, Назаренко — 29, Варенец — 17. Фомин — 9. Против всех — 7.
— Первый участок, Зареченский район. Савушкин — 36, Назаренко — 20, Варенец — 19. Фомин — 6. Против всех — 8.
— Третий участок, Центральный район. Савушкин — 32, Назаренко — 27, Варенец — 209. Фомин — 7. Против всех — 9.
***
— Белочка, это что же за х… происходит?
— Юрий Петрович, прекратите наконец! Я подчиняюсь только избиркому. И не материтесь при мне. Я во-первых, государственный человек, во-вторых — женщина.
— Слушай, ты, государственная женщина! Ты что, сколько от них получила? Ты же обещала. ОБЕЩАЛА!
— Ничего я не обещала. Это вы обещали, что пойдете вровень и просили чего-то «подрихтовать». Что подрихтовать, садиться из-за вас, что ли? По моим данным разрыв уже в шесть с половиной процентов.
— Белочка. Да я, твою…
…Самый обидный звук на свете — короткие гудки в трубке.
***
— Пришла Слобода, — сказал Гришин.
— Второй участок, слободской район. Савушкин — 29, Назаренко — 30, Варенец — 25. Фомин — 4. Против всех — 11.
— Третий участок, Слободской район. Савушкин — 28, Назаренко — 27, Варенец — 26. Фомин — 4. Против всех — 9.
— Первый участок, Слободского района. Савушкин — 31, Назаренко — 29, Варенец — 20, Фомин — 4. Против всех — 13.
— Смотри-ка, — заметил Капитан. — Мы и тут будем в маленьком плюсе.
Бесконечный документальный фильм, посвященный красотам окрестностям Ирхайска, прекратился.
— Уважаемые телезрители. Прямое включение из здания городской избирательной комиссии.
На экране показалась Белочкина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37